— Можешь встать? — заботливо поинтересовался он и даже поддержал молодого человека за локоть, тот в прочем, резко отбросил его руку. Чарльз даже не подумал обижаться на эту маленькую дерзость.

Только ценой видимого волевого усилия обнаженный юноша заставлял себя стоять с прямой и удержаться от бессмысленных попыток прикрыть своё тело от сразу двух невероятно похожих, жаждущих и наслаждающихся его унижением взглядов. Лицо его все ещё горело, но теперь казалось, что не от стыда, а от праведного возмущения. Он упирался босыми ногами в персидский ковер так, будто бы готов был навечно врасти в него. На лице отражалась решимость перетерпеть даже самые жестокие пытки.

Джеймс, как мог терпеливо, ожидал указаний отца, но было ясно, что вскоре он не выдержит и пусть неумело, но с огромным энтузиазмом возьмёт дело в свои руки. Чарльз был рад видеть его жадную готовность действовать, но в то же время сам ещё не успел как следует насладиться контролем, и поэтому поторопился продолжить.

— Посади его к себе на колени, — вкрадчиво посоветовал он сыну. Джеймс в ту же секунду готов был вскочить с места, но отец удержал его за плечо, — не так. Сделай так, чтобы он послушался тебя сам.

Джеймс сначала посмотрел недоумевающе, но быстро понял, что от него хотел отец. Слегка хриплым от нетерпения голосом он негромок приказал:

— Иди сюда.

Северус одарил его полным презрения взглядом и сжал кулаки, не двигаясь с места. Чарльз позволил палочке выскользнуть из рукава и скользнуть в ладонь. Он чувствовал, что ему не придется даже повторять свое обещание вслух, достаточно лишь прозрачного намека, чтобы заставить юношу заключить сделку с собственной гордостью в отчаянной попытке завоевать столь желанную награду.

Медленно, будто его ноги и впрямь пустили корни в ковер, Северус сделал шаг вперёд, неловко повернулся спиной и замер, не в силах по доброй воле сделать то, что от него требовали. Но Джеймс решил что и этого было достаточно, и уже через долю секунды притянул его к себе на колени.

Они оба выглядели почти очаровательно невинно, застывшие неестественно прямо и не знавшие, что делать с собственными руками. Даже Джеймс, привыкший добиваться своего, не знал, что ему делать дальше с этой вынужденной, но от этого не менее настоящей покорностью.

— Ну что же ты? — приободрил Чарльз, — Приласкай его немного, ты же видишь, как ему страшно?

— Я не боюсь ни вас, ни вашего сыночка, — прошипел Северус, казалось, вовсе не разжимая губ, но Джеймс сделал вид, что не обратил внимания на эти слова.

Он медленно и невесомо провёл подушечками пальцев по худому торсу, вызвав дрожь то ли от щекотки, то ли от скрываемого возбуждения, погладил плоский, покрытый внизу редкими темными волосками живот, очертил грудные мышцы, как будто случайно задев бледно-розовый сосок. Недостаток опыта он с лихвой возмещал природными инстинктами. Убрал за покрасневшее ухо прядь угольных волос, наклонился почти к самой шее, словно для поцелуя, и проговорил, обжигая чувствительную кожу своим дыханием:

— Может, хватит строить из себя недотрогу? Ты же знаешь, что тебе тоже это понравиться.

Северус мотнул головой с такой силой, что, повернись он на сантиметр левее, мог бы разбить Джеймсу нос. Но его участившееся дыхание предавало его.

Люди были странными существами. Их эмоции и чувства зачастую сливались между собой, так что даже их владелец не всегда мог с уверенностью отличить счастье от грусти, страх от ненависти, гнев от желания… И Чарльз умел обернуть эту путаницу себе на пользу.

Он встал перед ними и, не спрашивая и не предупреждая, крепко взял Северуса за запястья.

— Ноги назад, — коротко приказал он и потянул верхнюю половину его тела на себя, — Джеймс, придержи его за бедра.

Северус, казалось, был так поражен уверенной хватки больших мозолистых рук на своей заднице, что в первый момент даже не заметил, как его руки оказались на полу. Но спустя секунду он пришёл в себя:

— Какого х*я… — прошептал он и едва не упал лицом на пол, инстинктивно дергаясь и почти оторвав обе руки от пола, но всё-таки снова обрёл равновесие.

— Ещё раз услышу от тебя брань, будешь до конца порки держать во рту кусок мыла, — пригрозил Чарльз. Теперь уже он наклонился к пленнику, чтобы убрать упавшие на лицо волосы. — можешь кричать и просить, сколько угодно, но площадной ругани в своём доме я не потерплю.

В этом положении — руки на полу, мышцы пресса напряжены и натянуты, ноги неловко вывернуты на коленях у Джеймса — ему приходилось прилагать довольного много усилий просто для того, чтобы просто оставаться в той же позе. Он не был обездвижен, и мог, пожалуй, как следует пнуть Джеймса по спине, но был слишком умён, чтобы не предполагать последствий таких вольностей. После угрозы Чарльза он прикусил язык и даже глаза зажмурил, сосредоточив всё усилия на том, чтобы не доставить своим мучителям удовольствия своей слабостью.

Джеймс только губы не облизывал, глядя на соблазнительно разведённые прямо перед ним стройные ноги. Одной рукой он продолжал удерживать Северуса, а другой завороженно погладил внутреннюю поверхность бедра, там, где кожа была ещё белоснежней, чем на остальном теле. Это невесомое прикосновение заставило Северуса привести каждую мышцу в напряжение. Он не мог позволить себе поддаться на эту обманчивую, мимолетную нежность.

Он был прав в своих ожиданиях: стоило Джеймсу вдоволь наиграться с одними из самых чувствительных и уязвимых частей его тела, и он поторопился перейти к делу. Сначала он несколько раз почти игриво и не больно хлопнул по непристойно разведённым ради его прихоти ягодицам, не торопясь, давая себе время как следует насладиться предвкушением, а своей жертве — приготовиться к ожидающему его. Вдруг он не сильно, но неожиданно ущипнул за тонкую складку кожи там, где ягодица переходила в бедро, и даже заставил Северуса тихо вскрикнуть от неожиданности. Джеймс удовлетворенно улыбнулся и погладил то же место. Он явно вошёл во вкус.

Чарльз решил, что пришло время позволить Джеймсу взять инициативу на себя и в полной мере насладиться собственной силой и чужой беспомощностью. Он подумал о том, чтобы удалиться совсем, оставив молодых людей наедине, но картина, развернувшаяся перед ним, была настолько соблазнительной, что добровольно отвернутся от нее было бы почти преступным. К тому же, ему всё ещё было, чем поделиться с сыном. Чарльз передвинул кожаное кресло так, чтобы хорошо видеть всё, что происходило перед ним. Он призвал себе бокал и бутылку скотча, которую приберегал для особых случаев и приготовился наблюдать представление.

Джеймс продолжил развлекаться со своим пленником, чередуя шлепки с поглаживаниями, а щипки со щекоткой. Это растягивание удовольствия имело свой эффект и на Северуса: тот за несколько минут успел известись, уже мечтая о том, чтобы Джеймс наконец начал настоящую порку. Он то и дело вздрагивал, когда его мучителю удавалось коснуться особенно чувствительного места. Измученный ожиданием, уже изнуренный неестественной и унизительной позой, он отчаянно пытался хоть на секунду отвлечься от своего жалкого положения, и наконец задержал свой лихорадочный взгляд на старшем Поттере. Его глаза расширились от осознания того, что этот человек, только что сам распоряжавшийся его телом, как ему вздумается, сейчас собирался гедонистически наблюдать за продолжением его мучений.

Чарльз поймал его взгляд и с насмешливой, но не злой улыбкой отсалютовал ему бокалом. Вечер обещал продолжиться даже лучше, чем он мог надеяться.

Звук от первого удара раскрытой ладони раздался резко и неожиданно, но затем они равномерно посыпались один за другим. Джеймс быстро преодолел свой страх причинить вред и теперь с удовольствием наблюдал, как от работы его рук на бледной коже расцветали всё новые розовые отпечатки. Каждые пару минут, а то и чаще, он делал перерыв и снова принимался тереть, поглаживать, и щекотать не только ягодицы, но и всё остальное, что так приглашающе раскрывалось перед его ненасытным взглядом.