Юноша лежал без движения, распростёртый на кровати лицом в подушку. Длинные худые ноги, белоснежные, как снятое молоко, твёрдые маленькие ягодицы, изящная спина с выступающими позвонками. Отросшие ещё за время заключения в Азкабане чёрные волосы уже доставали до плеч. И, разумеется, ни звука. Этот был не из тех, кто станет плакать или умолять.

— Итак, Джеймс, зачем же ты меня позвал? — с показным спокойствием спросил Чарльз, а сам едва смог оторвать взгляд от распростёртого перед ним покорного юного тела.

Джеймс помялся немного, было видно, что вмешивать отца в такую интимную сферу собственной жизни ему было неудобно. С другой стороны, ему было прекрасно известно, что отец был гораздо лучше него осведомлен во всем, что касалось подчинения других своей воле. Все эти несколько недель, с момента оглашения приговора, с тех пор, как молодой пожиратель Северус Снейп был отправлен под надзор в дом своего бывшего одноклассника для перевоспитания, Джеймс изо всех сил старался выполнить свой гражданский долг и сделать из него приличного члена общества — и, пожалуй, даже в чём-то преуспел, если судить по совершенной неподвижности, с которой юноша лежал на кровати, никак не реагируя на появление ещё одного, незнакомого ему человека.

Но Джеймс был ещё юн и трогательно нежен. Хотя он всю войну состоял в ордене феникса и с готовностью бросался на выполнение любого задания, Чарльз ещё в самом начале объяснил Дамблдору, что его сына следовало держать подальше от боевых действий. Поэтому он не успел ещё выработать привычки к жестокости и сохранил если не детскую невинность, то хотя бы юношескую уверенность в том, что все его желание должны были исполняться благодаря непоколебимым законам этого мира. Стойкое молчаливое сопротивление уже поверженного врага стало для него неожиданностью, и, не привыкший прибегать к откровенному насилию, он не мог понять, как ему было подавить это бессмысленное упрямство.

— Я хотел попросить тебя… — такая стеснительность вовсе была ему не свойственна, и Чарльз слушал сына с величайшим вниманием, — я не хочу случайно причинить ему вред, и не знаю, как правильно надо… ты можешь показать…

— Блядь, Поттер, хватит булки мять, после твоих экивоков твой папочка подумает, что ты не знаешь, как меня выебать! — одной тирадой без единой паузы рявкнул лежащий на кровати.

Джеймс только поморщился и бросил:

— Заткнись, — будто они оба всё ещё были в школе, будто позади не было трёх лет войны, будто это была просто очередная перепалка на перемене после трансфигурации…

Чарльз ободряюще улыбнулся сыну и осмотрел столь откровенно выставленного перед ним напоказ юношу повнимательней. Несколько синяков на руках, видимо, после многочисленных попыток удержать его от глупостей (палочку пленнику, разумеется, никто не давал). Зато спина, ягодицы и ноги абсолютно чистые, даже следы допросов и заключения в тюрьме успели сойти. Впрочем, опытный взгляд различает несколько старых, почти незаметных шрамов аккуратной правильной формы. Это следы от ременной пряжки: кажется, вопреки тревогам Джеймса, этому слизеринцу уже не раз пришлось выдержать настоящую порку.

К счастью для него, Чарльз, как и его сын, был кем угодно, но не садистом.

Он не торопясь подошёл поближе, с удовольствием отмечая, как напряглось вытянутое перед ним тело, дернулись бессильно ноги, не в силах оторваться от кровати. Видимо, Джеймс использовал пару-тройку заклинаний, чтобы удержать его на месте, но, к счастью, не обездвижил полностью. Чарльз легонько погладил молодого человека по пояснице, чем вызвал очередную судорожную попытку вырваться.

— Ну, тихо-тихо, — снисходительно сказал он и ласково, пока ещё совсем не больно похлопал по одной из белоснежных ягодиц. — Кажется, я понимаю, чего ты хочешь, — тут же обратился Чарльз к сыну, игнорируя сдавленный поток ругательств, доносившийся с кровати.

Джеймс слушал внимательно, как на уроке. Его отец не смог отказать себе в удовольствие и продолжил поглаживать и мять напряженную под его пальцами плоть.

— Не волнуйся, в этом нет ничего сложного. Но я рад, что ты наконец стал задумываться о последствиях своих действий. Правила безопасности зависят в первую очередь от того, чем ты хочешь его пороть, — рука снова поднялась к пояснице и поводила по ней кругами, — начиная отсюда и выше ни в коем случае нельзя ударять твёрдыми предметами, включая твою руку — можно случайно повредить почки. Но если ты захочешь нарезать в саду свежих розог…

Джеймс замотал головой:

— Нет, я не собираюсь делать ничего подобного… Давай пока остановимся на самой обыкновенной порке.

— Можно подумать, ты сам так давно не лежал поперек моих колен, — усмехнулся Чарльз, — здесь, впрочем, нет никаких особых премудростей. Сосредоточься на ягодицах и верхней части бедер. Не напрягай руку, но и не позволяй ей болтаться, как селедке. И не злоупотребляй обездвиживающими заклинаниями — есть много других способов заставить его слушаться тебя.

Джеймс недовольно поджал губы — он воспринял слова отца как упрёк в собственной слабости. Но он весь — молодая копия Чарльза, так что тот прекрасно понимает: не будь Снейп таким строптивым, Джеймс бы никогда даже не посмотрел на него.

— Фигурка у него и правда чудесная, — примирительно сказал Чарльз и наконец-то в первый раз по-настоящему шлёпнул по левой ягодице, ещё не в полную силу, но достаточно для того, чтобы в полной мере насладиться колыханием упругой, тугой плоти. Джеймс уставился также заворожено, а Северус только чуть громче обычного резко набрал в рот воздух, но не издал ни звука.

Джеймс, как будто толком не осознавая, что делает, опустил руку и погладил слегка порозовевшую кожу на месте удара. Чарльз ласково попросил:

— А теперь раздвинь ножки, — прекрасно понимая, что эта притворная ласка будет жечь мальчишку изнутри в сотни раз сильнее, чем любая грубость. Северус и не подумал подчиниться — Чарльз и не ожидал этого с первого раза, и уже знал, что сделает дальше.

Он обменялся с сыном взглядом, без слов спрашивая разрешения зайти немного дальше. Джеймс сомневался несколько долгих мгновений, но потом медленно кивнул. Чарльз шепнул ему на ухо, какая позиция ему была нужна, и тот в несколько взмахов палочкой изменил конфигурацию обездвиживающих заклинаний.

Теперь Северус оказался на спине, и Чарльз смог наконец как следует рассмотреть его лицо. До этого он видел его только мельком, и не был особенно впечатлён: черты лица были неудачны и несоразмерны, даже кожа сухая и желтковая, как пергамент. Но стоило посмотреть на него сейчас, раскрасневшегося от стыда, с влажными от пота прядями смоляных волос на лбу, отчаянно пытавшегося отвернуться или хотя бы самому зажмуриться… Что-то в нём определенно было — неудивительно, что Джеймс стал почти одержим этим ничем не выдающимся, на первый взгляд, молодым человеком.

Северус успел лишь один раз дернуть освобожденными руками, как Чарльз снова зафиксировал их вместе широкой лентой на его затылке — безопасно, комфортно, и так он точно не сможет помешать. На этом магии было вполне достаточно, остальное было гораздо приятнее сделать руками.

Не давая юноше возможности опомниться, он приподнял его стройные длинные ноги. Северус, конечно, попытался его пнуть, но Чарльз легко уклонился от удара, а стоило ему поднять нижнюю половину тела достаточно высоко, как тот мог только безнадежно дергаться, не в состоянии изменить позу.

— Придержи его за лодыжки, пожалуйста, — попросил Чарльз, а сам подложил под оторвавшуюся от кровати поясницу одну из подушек.

Джеймс послушно перехватил ноги Северуса, быстро почувствовал, каким беспомощным он был в таком положении с обездвиженными руками.

— Блядь… — безнадёжно задохнулся Снейп и с новыми силами попробовал вырваться, но бесполезно.

— Запомни, мой хороший, — всё также спокойно произнёс Чарльз и пощекотал чувствительное место, где ягодицы переходили в бедра, так что Северус ещё сильнее выгнулся в пояснице, отчаянно пытаясь избежать прикосновения, — от твоего послушания напрямую зависит твой дальнейший комфорт. И, поверь, мне вовсе не обязательно выдумывать страшные экзекуции, чтобы заставить тебя как следует пожалеть о своём поведении.