— Даже удивительно, что ты после такого отношения всё равно купился на его дешёвый флирт… — с показным сочувствием покачал головой Регулус.
Сириус уже собирался высказать братцу всё, что думал по его поводу, но был опережен их матерью.
— Хватит, Регулус Арктурус! Я не потерплю, чтобы в моём доме за столом обсуждали подобные темы.
Над столом снова установилась тишина, ещё более напряженная и полная взаимного раздражения, чем до этого. И снова перемена блюд стала сигналом для нового витка этого неприятного для всех разговора. На этот раз на стол были подана говяжья вырезка, запеченная в слоеном тесте c мангольдом и разноцветной морковью для гарнира. Даже у Сириуса, все ещё злящегося на родственников, потекли слюнки: он прекрасно помнил, что Кричеру не было равных в говядине Веллингтон. Он с аппетитом принялся за главное блюдо.
— Почему ты так вцепился в эти сирийские артефакты? Они ведь на самом деле для тебя абсолютно бесполезны, — вдруг снова завёл речь о главном вопросе этой встречи Орион.
Сириус пожал плечами:
— Меня больше интересует, почему они вдруг понадобились тебе. Завещание дяди Альфарда было известно с самого начала, но два года никто об этих стекляшках даже не вспоминал. Что же изменилось?
Орион невозмутимо продолжил есть, предоставляя жене возможность ответить.
— Мы с твоим отцом, — со спокойным достоинством начала та, — были весьма довольны тем, что мой брат решил в очередном приступе бессмысленного великодушия оставить тебе хоть какие-то средства к существованию. Несмотря на твоё недостойное поведение, мне было бы весьма неприятно знать, что мой перворожденный сын спит под мостом, — Регулус едва слышно хмыкнул на слове «перворожденный», — но эти апотропеи из Дамаска всегда предназначались для сохранения в семейных в архивах. Альфард приобрёл их именно для этого и не имел никакого права оставлять их тебе в завещание.
— Да уж, вы были так довольны, что посмертно изгнали его из рода!
Вальпургу невозможно было смутить:
— Пожалуй, я и правда была тогда несколько рассерженна: не будь этого наследства, у тебя не было бы другого выхода, кроме как вернуться.
Сириус хотел было возразить, что мать слишком плохо его знала, если думала, что он приползёт на коленях за карманными деньгами, да и родители Джеймса, пусть их душам будут спокойно в Аннуне, не оставили бы его голодать, в отличии от некоторых. Но он застыл, пораженный прозрачным намёком матери на то, что она готова была тогда принять его обратно. Конечно, он бы сам ни за что не согласился вернуться, ни тогда, ни сейчас, но все эти годы Сириус был уверен, что раз и навсегда оборвал все связи с семьёй в ту летнюю ночь, спустившись из окна своей комнаты по выступающим кирпичам и обрывающемуся под ногами плющу… Ему никогда не приходило в голову, что кто-то хоть на секунду ждал его возвращения.
— Простите, что вмешиваюсь, — с должной долей смирения заговорил Северус, — но это не отвечает на вопрос Сириуса. Все члены семьи с самого начала знали о полном содержании завещания, но эти амулеты заинтересовали вас только спустя два года — не говоря уж о том, что Сириусу перешло немало других артефактов, очевидно тоже приобретенных Альфардом на деньги рода — других у него не могло быть.
Северус говорил заумно, как юрист или гоблин, и Сириус порадовался, что он был здесь рядом с ним. Меньше всего на свете ему хотелось втягивать его в дела своей сумасшедшей семьи, но, видит Мерлин, без Северуса он вряд ли смог что-то разузнать — слишком легко его было разозлить, сбить с толку или запутать, особенно если за дело бралась его мать.
Орион, заметив, что попытка Вальпурги уйти от ответа на вопрос не увенчалась успехом, обратился к Сириусу, игнорируя Северуса:
— Неужели тебе так сложно представить, что тогда я мог просто упустить этот факт из внимания?
— Ты никогда ничего не упускаешь, — покачал головой Сириус.
Это была чистая правда. Его отец был из тех людей, которые уже в воскресенье вечером тщательно и подробно заполняли свой ежедневник и ни за что не отступали от этого плана. Сириус не мог представить, что его отец не изучил завещание шурина до последней запятой.
— Для чего вообще нужны эти артефакты? Просто положить в сейф и забыть о них? — с показной беззаботностью спросил Сириус.
На самом деле он уже знал от Северуса, что такого рода тёмная магия применяется почти исключительно для защиты самого высокого уровня. Его родители и так были окружены самыми мощными магическими предметами — не говоря уже о том, что мало кто в магическом мире мог внушать им настоящий страх. Сам Сириус подозревал, что этих амулетов потребовал для своих экспериментов Тот-Кого-Нельзя-Называть, но Блэки, по крайней мере старшее поколение, не афишировали своих политических пристрастий и никто в Ордене, даже он сам, не знал наверняка, поддерживают ли они его по-настоящему.
— А почему тебя это так интересует? — поднял брось отец, — ты ведь уже многократно дал понять, как тебе отвратительна тёмная магия, значит, тебе они пригодиться точно не могут.
На лице Регулуса заиграла тонкая презрительная усмешка — вот уж кто гордился своей готовностью познавать семейные премудрости в самых отвратительных областях магии!
— Я хотел бы сохранить их как память о дядюшке, — парировал Сириус, — и вообще время сейчас неспокойное…
После этой фразы он внимательно отследил выражение лица каждого из Блэков. Орион, ожидаемо, остался абсолютно невозмутим. Регулус ещё высокомерней вскинул нос, будто знал что-то, чего не знал его старший брат — ох и не нравилось Сириусу эта его вдруг обретенная заносчивость! А на лице матери промелькнуло что-то, что Сириус не мог толком узнать. Он сказал бы, что это была тревога, но с чего бы ей за него волноваться? Показалось, наверное, или, может, она в этот момент подумала о Регулусе, который явно влез во что-то нехорошее.
— Не разыгрывай передо мной комедию, я прекрасно вижу, когда ты говоришь серьёзно, а когда валяешь дурака, — отрезал Орион.
«Ну и как я должен разговорить этого человека?» — безнадёжно подумал Сириус. О том, чтобы подобраться к своей матери он даже не думал: она, конечно, гораздо хуже владела собой, но, даже если бы ему удалось вывести её из себя, он получил бы только проклятия на свою голову, а не информацию о политических предпочтениях родственников.
— Ты ведёшь себя, как капризный ребёнок, не желающий делиться игрушкой, — укорила Вальпурга.
Чем дольше тянулся этот бессмысленный обмен скрытыми колкостями и упрёками, тем больше Сириуса раздражал разговор. Сам он вообще бы никогда не ответил на письма отца и тем более не появился здесь, если бы не задание Дамблдора. А его родители вели себя так, будто делали ему одолжение, хотя вообще-то это им понадобилось что-то от него!
Пока Сириус пытался придумать, что бы (не слишком грубое) ответить на такую наглость, Северус снова ткнул его в колено. Они в очередной раз обменялись безмолвными взглядами. Сириус тут же догадался, что Северус хотел напомнить ему, о чём они говорили вчера вечером, когда готовились к этой операции.
«Главное, продолжай говорить и выводить их на разговор» — Северус объяснял уверенно, будто лекцию читал. Они оба развалились перед без звука работающим телевизором и за неимением лучшего доедали подогретую вчерашнюю пиццу, — «Меня все будут намеренно игнорировать, и это хорошо. Рано или поздно я наверняка услышу что-нибудь, на что ты в запале не обратишь внимания». Сириус соглашался с набитым ртом, уверенный в том, что может доверять сверхъестественной способности Северуса улавливать незаметные даже самому говорящему интонации — порой возникало ощущение, что он мысли читает.
«Ну ладно, болтать без умолку — это я как раз умею», — приободрился Сириус и тут же снова попытался спровоцировать отца на откровенность:
— Кстати, про тот званный вечер у Малфоев — даже до таких оторванных от чистокровного общества ренегатам, как мы с Северусом, доходили слухи о нём. Говорят, всё закончилось настоящим побоищем.
