– Ты разве не хочешь нарядиться для попрошаек? Меня всегда раздражало, когда дверь открывали люди в обычной одежде.

– Эм, ну давай. Но поверь, детям нужны только конфеты, и им пофигу, кто их раздает.

– Тут есть о чем задуматься, – замечает Эбби.

– Вообще, да, – смеюсь я.

– Так, ладно, я займу ванную. Время трансформации!

– Отлично. А я буду трансформироваться здесь.

Нора отрывается от книги.

– Фу-у! Саймон!

– Балахон дементора идет поверх одежды. Думаю, ты переживешь.

– Что такое дементор?

У меня слов нет.

– Нора, ты мне больше не сестра.

– Значит, это из «Гарри Поттера», – заключает она.

Когда мы заходим к Гаррету, они с Ником стукаются кулаками.

– Айзнер! Как-де-лишки?

Пульсирующая музыка, всплески смеха и люди, в руках у которых банки не с газировкой. Я уже чувствую себя немного не в своей тарелке. Дело в том, что я привык к другим вечеринкам. К таким, где ты приходишь к другу домой, и его мама провожает тебя в подвал, а там – куча фастфуда, настольные игры и кто-то что-то поет или рубится в видеоигры.

– Что будете пить? – спрашивает Гаррет. – Есть пиво и, э-э, водка с ромом.

– Спасибо, но нет, – отказывается Лиа. – Я за рулем.

– А, ну у нас еще есть кола, сок и все такое.

– Я буду водку с апельсиновым соком, – говорит Эбби.

Лиа качает головой.

– «Отвертка» для Чудо-женщины уже на подходе. Айзнер, Спир, а вам? Пиво?

– Давай, – соглашаюсь я, и сердце грохочет в ответ.

– Спирта для Спира, – говорит Гаррет и смеется (видимо, из-за созвучия), а потом уходит за нашими напитками. Моя мама наверняка назвала бы его отличным хозяином. Но, упаси боже, я не стану рассказывать родителям про алкоголь, это слишком их развеселит.

Я набрасываю на голову капюшон дементора и прислоняюсь к стене. Ник поднялся наверх, чтобы взять гитару отца Гаррета, так что между мною, Эбби и Лией повисает странное тихое напряжение. Эбби негромко подпевает и двигает плечами в такт музыке.

Я почти неосознанно пододвигаюсь к Лие. Иногда я на все сто уверен, что чувствуем мы одно и то же.

Лиа бросает взгляд на диван.

– Ого, это там Китнисс целуется с Йодой?

– Кто с кем? – переспрашивает Эбби.

Неловкая пауза.

– Да так… Неважно.

Кажется, Лиа становится еще более саркастичной, когда нервничает. Но Эбби будто никогда не замечает ее тона.

– Куда подевался Ник? – хмурится Эбби.

Одно только имя Ника из ее уст заставляет Лию с досадой втянуть губы.

– Лапает где-нибудь гитару, – предполагаю я.

– Ага, – фыркает Лиа. – Мечта любого парня – засадить… занозу.

Эбби хихикает в ответ. Лиа краснеет, явно довольная собой.

Так странно. Иногда кажется, что Эбби и Лиа выпендриваются друг перед другом.

Но тут возвращается Гаррет с кучей напитков, и лицо Лии становится непроницаемым.

– Так-с… «Отвертки» для дам… – Гаррет протягивает каждой по стакану.

– Я не… Окей, – Лиа закатывает глаза и ставит стакан на стол позади.

– И пиво для… Кем бы ты ни был.

– Для дементора, – подсказываю я.

– Господи, что это за имя такое?

– Дементоры. Из «Гарри Поттера».

– Короче, будь добр, сними капюшон. А ты кто такая?

– Ким Кардашьян, – невозмутимо отвечает Лиа.

Гаррет в замешательстве.

– Тору из «Корзинки фруктов».

– Я…

– Это манга.

– Ясн.

С другого конца комнаты раздается грохот пианино, и Гаррет поворачивается на звук. Пара девчонок сидит на банкетке, и, похоже, одна задела локтем клавиши. Слышится всплеск дикого пьяного хохота.

И вот я почти жалею, что не дома с Норой, не смотрю канал «Браво», не жду дверного звонка и не объедаюсь «Мини-Киткатами». Между прочим, они не такие вкусные, как обычные «Киткаты». Не знаю. Не то чтобы мне здесь не весело, просто как-то неуютно.

Я делаю глоток пива и… Черт, да это же отвратительно. Я знал, что пиво не мороженое, но мать вашу. Люди лгут, достают поддельные документы и проникают в бары ради этого? Честно говоря, я бы предпочел поцелуй с Бибером. В смысле, с собакой. А может, даже с Джастином.

Невольно начинаешь задумываться, каков тогда на самом деле секс.

Гаррет оставляет нам стакан Ника и идет к девчонкам за пианино. Кажется, они девятиклассницы. У них довольно остроумные костюмчики. На одной, например, – черная шелковая ночнушка с прикрепленной спереди фотографией Фрейда. Сны по Фрейду или типа того. Нику понравится. Правда, на вид эти девчонки ровесницы Норы. Поверить не могу, что они уже пьют…

Гаррет быстро опускает крышку инструмента, и то, что он беспокоится о пианино, поднимает его в моих глазах.

– Вот ты где! – восклицает Эбби, когда возвращается Ник.

Он держится за гитару, как за спасательный круг. Чтобы настроить ее, он устраивается на полу спиной к дивану. Несколько человек посматривают на него, не отрываясь от разговоров. Странно, почти все эти люди выглядят знакомыми, но, по сути, здесь только соккеристы и прочие спортсмены. Разумеется, я ничего не имею против, просто я толком с ними не знаком. Очевидно, что Кэла Прайса я в этой толпе не увижу. А еще я понятия не имею, где Мартин.

Я усаживаюсь на пол, и Лиа аккуратно опускается рядом, неловко подвернув под себя ноги. На ней юбка, и я знаю, что таким образом она пытается скрыть бедра. Так абсурдно и так в духе Лии.

Я придвигаюсь к ней, и она легонько улыбается, не глядя на меня. Эбби садится по-турецки к нам лицом. У нас теперь свой уголок – вполне уютно.

И я чувствую себя счастливым; все будто заволокло туманом, и пиво после нескольких глотков не кажется таким уж противным. Наверное, Гаррет или кто-то еще выключил стереосистему, поэтому несколько ребят подошли послушать Ника. Не помню, упоминал ли я, но для пения у Ника самый идеальный в мире голос, такой с хрипотцой. Конечно, он одержим классическим роком, как будто ему за сорок… Но, наверное, это не всегда плохо, потому что поет он «Wish You Were Here» Pink Floyd, и я думаю о Блю. И о Кэле Прайсе.

Дело вот в чем. Я нутром чую, что Блю – это Кэл. Просто знаю. Думаю, это из-за глаз[12]. У Кэла океанические глаза – затягивающие цветом морской волны. И иногда, глядя на него, я чувствую, будто мы понимаем друг друга. Словно он думает о том же, о чем и я, и между нами существует негласная гармония.

– Саймон, сколько ты выпил? – спрашивает Лиа.

Я накручиваю кончики ее волос на палец. У нее такие красивые волосы, и пахнут они гренками. Ой, только это Эбби. А Лиа пахнет миндалем.

– Одно пиво.

Потрясающее, безумно вкусное пиво.

– Одно пиво? Промолчу, как нелепо ты выглядишь. – Но она почти улыбается.

– Лиа, ты знала, что у тебя ирландское лицо?

Лиа смотрит на меня.

– Что?

– Ну, вы, ребят, понимаете. Ну, ирландское лицо. Ты ирландка?

– Э-э, насколько я знаю, нет.

Эбби смеется.

– А мои предки были шотландцами, – раздается чей-то голос.

Я поднимаю голову и вижу Мартина Эддисона с кроличьими ушками.

– Вот именно, – говорю я, пока Мартин устраивается рядом с Эбби. Рядом, но не слишком близко. – Ага, и это так дико, скажите же? У нас куча предков со всего мира, и мы тут сидим в гостиной Гаррета, а предки Мартина – из Шотландии, и я извиняюсь, но предки Лиа – точно из Ирландии.

– Как скажешь.

– А предки Ника – из Израиля.

– Израиля? – переспрашивает Ник, все еще скользя пальцами по ладам гитары. – Они, вообще-то, из России.

Век живи – век учись. А я-то думал, все евреи родом из Израиля.

– Окей, ну а мои предки – из Англии и Германии, а Эбби…

Господи, я же ничего не знаю об Африке, и не знаю, делает ли это меня расистом…

– Из Западной Африки. Вроде бы.

– Именно. Смотрите, логики ноль. Как мы все здесь оказались?

– В моем случае – дело в рабстве, – говорит Эбби.

Гребаный идиот. Я должен заткнуться. Надо было заткнуться еще минут пять назад.