– Бибер! – восклицает Лиа, и вот уже пес неуклюже устраивает задницу у нее на коленях, высовывает язык и дергает лапой. Рядом с Лией чувство стыда ему неведомо.

– Да нет, все нормально. Здоровайся с собакой. Считай, меня тут нет.

– О-о-о, тебе тоже почесать за ушком?

Я все-таки улыбаюсь. Это хорошо. Значит, все в норме.

– Нашел предателя? – спрашиваю я у Ника.

– Убил. – Он стукает по джойстику.

– Круто.

На самом деле мне плевать, как там дела у ассасинов, тамплиеров или любых других игровых персонажей. Но сейчас это то, что нужно. Мне нужны жестокость видеоигр, запах подвала и знакомые лица Ника и Лии. Ритм нашей болтовни и пауз. Бесцельность октябрьских дней.

– Саймон, Ник еще не слышал про «ле стринги».

– О-о-о. Ле стринги. C’est une histoire touchante[1].

– А с переводом? – просит Ник.

– Или пантомимой, – добавляет Лиа.

Оказывается, я классно умею изображать нашего учителя французского с эпичными трусами в попе.

Так что, может быть, мне все-таки нравится выступать. Немного.

Кажется, я чувствую то же, что в поездке с Ником и Лией в шестом классе. Не знаю, как объяснить, но, когда мы втроем, мы переживаем такие глупые идеальные моменты, в которых Мартин Эддисон просто не существует. Секретов не существует.

Глупые. Идеальные.

Лиа разрывает бумажную обертку и достает трубочку. В руках у них обоих огромные пластиковые стаканы со сладким чаем из «Чик-фил-эй»[2]. Давненько я там не бывал. Сестра рассказывала, что они жертвуют деньги на борьбу с гомосексуалами, и теперь ходить туда – сомнительное для меня удовольствие. Пускай они и подают молочные коктейли «Орео» – гигантские сосуды вспененной вкусноты. Но упомянуть об этом скандале в разговоре с Ником и Лией я все равно не могу. Я редко говорю с кем-либо о геях. Только с Блю.

Ник делает большой глоток и зевает, и Лиа тут же пытается попасть скомканной бумажкой ему в рот. Но Ник успевает его закрыть.

Она пожимает плечами:

– Ну и продолжай зевать, соня.

– Ты чего такой уставший? – спрашиваю я.

– Отрываюсь на полную катушку. Ночи напролет.

– Ну, если под «отрываюсь» ты подразумеваешь домашку по математике…

– НЕВАЖНО, ЛИА. – Он откидывается назад и снова зевает.

На этот раз Лиа попадает ему в уголок рта. Ник кидает бумажку обратно ей.

– Так вот, мне все еще снятся эти извращенные сны, – говорит он.

Я поднимаю бровь.

– Ух. Можно и без подробностей.

– Эмм, не такие сны.

Лиа краснеет до кончиков волос.

– Нет, – продолжает Ник, – просто они реально странные. Например, мне приснилось, что я в ванной, пытаюсь надеть линзы и не могу понять, в какой глаз какую линзу вставить.

– Окей. А потом? – Лиа спрятала лицо за Бибером, и голос ее звучит приглушенно.

– Ничего. Я проснулся, надел линзы как обычно, и все было нормально.

– Скукотища какая, – говорит Лиа и через секунду прибавляет: – Разве не для этого на контейнерах делают пометки?

– А не лучше ли просто носить очки и перестать трогать свои глазные яблоки? – Я сажусь на ковер, скрестив ноги. Бибер сползает с колен Лии и плетется ко мне.

– Это потому, что в очках ты похож на Гарри Поттера, да, Саймон?

Один раз. Я сказал это всего один раз.

– Думаю, мое подсознание пытается сообщить мне что-то. – Ник бывает очень упертым, когда чувствует себя интеллектуалом. – Очевидно, что тема моего сна – зрение. Чего я не вижу? Где мое слабое место?

– Твой музыкальный вкус? – предполагаю я.

Ник откидывается в игровом кресле и снова делает большой глоток чая.

– А вы знали, что Фрейд интерпретировал собственные сны, когда работал над своей теорией? И он верил, что все сны – форма бессознательного удовлетворения желаний.

Мы с Лией переглядываемся, и я знаю, что думаем мы об одном и том же: может, Ник и несет какую-то чушь, но он неотразим, когда поддается своему философскому настроению.

Разумеется, у меня есть строгое правило не влюбляться в гетеросексуалов. По крайней мере, если с их ориентацией все понятно. И у меня уж точно есть правило не влюбляться в Ника. Зато Лиа влюбилась. И это вызвало кучу проблем, особенно когда на горизонте появилась Эбби.

Сначала я не понимал, почему Лиа взъелась на Эбби, а спрашивать напрямую оказалось бесполезно.

– О, да она лучше всех. Она же чирлидерша. Такая милашка и такая стройняшка. Ну разве она не супер?

Причем Лиа – величайший мастер произносить подобные фразы с бесстрастным лицом.

Но потом я заметил, что во время ланча Ник меняется местами с Брэмом Гринфелдом – причем специально, рассчитывая таким образом увеличить свои шансы сидеть рядом с Эбби.

И взгляд. Знаменитый томный и влюбленный взгляд Ника Айзнера. Эту тошнотворную историю мы уже проходили с Эмми Эверетт в конце девятого класса. Хотя, должен признать, есть что-то удивительное в энергетике, которую излучает Ник, когда ему кто-то нравится.

Лиа, заметив этот взгляд, просто отключается.

А это значит, что вообще-то у меня есть веская причина стать ручной свахой на побегушках у Мартина Эддисона. Если у Мартина срастется с Эбби, может быть, и проблема с Ником решится. Тогда Лиа наконец успокоится, и равновесие будет восстановлено.

Так что дело не только во мне и моих секретах. Дело вообще не во мне.

ОТ: [email protected]

КОМУ: [email protected]

ДАТА: 17 октября, 00:06

ТЕМА: Re: когда ты понял

История довольно сексуальная, Блю. Средняя школа похожа на бесконечный ужастик. Ну, может, не бесконечный, потому что она закончилась, но это время оставляет нехилый отпечаток на психике. И неважно, кто ты. Переходный возраст беспощаден.

Мне любопытно, а после свадьбы отца ты его видел?

Даже не знаю, когда я понял. На эту мысль наталкивали всякие мелочи. Например, однажды мне приснился очень странный сон о Дэниеле Рэдклиффе. Плюс в средних классах я просто обожал Passion Pit[3]. Потом-то я догадался, что дело было не в музыке…

А еще в восьмом классе у меня была девушка. Это история из разряда, когда вы «встречаетесь», но общаетесь только в школе. Да и в школе ничем особенным не занимаетесь. Кажется, мы держались за руки. В общем, в восьмом классе мы с ней явились на танцы как парочка, но в итоге я весь вечер провел с друзьями, уминая чипсы и подглядывая за остальными из-за трибун. И вдруг ко мне подходит какая-то девчонка и говорит, мол, моя подружка ждет меня у спортзала. Предполагалось, что я туда отправлюсь, разыщу ее и мы поцелуемся. Не разжимая губ, как типичные восьмиклассники.

И вот чем я горжусь больше всего: я сбежал и спрятался в туалете, как трусливый детсадовец. Да, я закрылся в кабинке и забрался на унитаз, чтобы ног не было видно. Будто эти девчонки вломились бы в туалет и схватили бы меня. Клянусь, я проторчал там весь вечер. И с тех пор я никогда не разговаривал с той своей подружкой.

Добавлю, что это был День святого Валентина. Как видишь, элегантность моя не знает границ. Так что да, если быть честным с самим собой, в тот момент я уже точно знал. Правда, после этого у меня все равно были еще две подружки.

Ты в курсе, что это официально самый длинный имейл, который я когда-либо писал? Серьезно. Ты, наверно, единственный, кому я шлю письма длиннее 140 символов.

Классно же?

В общем, думаю, на этой ноте я и закончу. Не буду врать, денек выдался трудный.

Жак

ОТ: [email protected]

КОМУ: [email protected]

ДАТА: 17 октября, 20:46

ТЕМА: Re: когда ты понял