Не самое катастрофическое ограничение. Мужчины без способностей к телепатии и такой малости не умеют. Впрочем, как и женщины. Зато к нам нейтральны обе стороны конфликта.

Невольно взглянула на дочь, которая даже на шоу скутеров не была увлечена трюками всех участников, а сконцентрировала внимание лишь на одном из спортсменов. К тому же не просто сидела и смотрела, а рисовала брата.

Перелетающий над рвом гравискутер, с прижавшимся к нему седоком… Этот же скутер на противоположной стороне рва, и молодой мужчина, наполовину снявший с головы шлем. Кружащие по кольцевой арене скутеры — смазанными штрихами, и куда более четко — один в центре, балансирующий на заднем колесе.

Шоу действительно вышло запоминающимся и эффектным. И долгим — мы все вернулись домой лишь под утро. Эйфория от ярких впечатлений в спокойной обстановке тихого привычного дома быстро улеглось, сменившись сонливостью и умиротворением. И вся семья отправилась отсыпаться — Маркус взял выходной, я итак не была обременена работой, у дочки в художественной студии свободное посещение, а поступить она никуда не успела. И судя по ее настрою поступать не собирается.

Проснулась я часа в четыре, и то лишь потому, что организм недвусмысленно требовал поесть. Маркус еще спал без задних ног и будить его я не стала, тихонько выбралась из его объятий, слезла с кровати и отправилась “грабить” кухню. У домработницы сегодня тоже был выходной, в таких случаях она готовила с запасом.

Поставив на поднос тарелку с парой кусков пирога, чашку чая и пару фруктов, я со всем этим богатством поднялась в кабинет. Не люблю есть в одиночестве, ну а поскольку частенько дома, кроме меня, никого нет, то и привыкла, что компанию мне заменяет вильют.

Техника, настроенная на мои привычки, включилась сразу, едва я села за стол. На голографическом экране раскрылось сразу несколько программ, стандартных, которыми я чаще всего пользовалась. Одна из них была почтовой, и именно она тут же сообщила мне о поступившем два часа назад письме. Откусив пирог и запив его чаем, я активировала уведомление — “раскрыла” конвертик с логотипом издательства. Увидела на развернувшемся виртуальном листе “Ваша рукопись принята в работу” и не удержалась от радостного восклицания.

Я бы, наверное, и подпрыгнула от избытка позитивных эмоций, но на плечи легли тяжелые руки, а над ухом раздалось насмешливое хмыканье:

— Вовремя я твою книгу прочитал, заставил отредактировать и исключить особо секретные сведения. Сгладить обстоятельства, иначе расставить акценты. Надо было даты подправить… Впрочем, времени прошло достаточно, чтобы даже оставшиеся в сюжете совпадения с реальностью сгладились из памяти обывателей и стали казаться придуманными декорациями.

— Вряд ли кто-то станет что-то тщательно сопоставлять, — согласилась я с мужем. — Читатели воспримут книгу как развлекательную литературу. Вместо исторической хроники у меня получился любовный роман, вписанный в канву реальных событий. Имена я изменила и типажи некоторых героев тоже. Мы не мы, а основной смысл и хронология событий делают эту историю более достоверной.

— Ну да, ну да, — засмеялся Маркус, присаживаясь на подлокотник моего кресла. Бесцеремонно стащив второй кусок пирога, откусил, и, жуя, продолжил свою мысль: — Представляю, как твою книгу на первых страницах захлопнули, если бы вместо “Карена де’Лоста” ты описала его прототип. Или если бы узнали, кто на самом деле был спонсором.

— Подлокотник сломаешь, — шутливо возмутилась я, сталкивая мужа. — Изложи я все без прикрас, в печать бы точно не взяли.

Маркус пререкаться не стал, пересел в соседнее кресло. Бросил взгляд на экран и поинтересовался:

— Я только так и не понял, почему героиня “Карина”? Не слишком ли близко по звучанию к твоему настоящему имени?

— Свою роль сыграл символизм значения этого имени. Карина — это славянская богиня-плакальщица, которая сопровождает погребальные обряды, витает над полями сражений. Согласись, знаковое имя для журналистки, которая запечатлевает события войны и отражает все ее неприглядные стороны. А в остальном героиня полностью списана с меня. Она, как и я, легко находит со всеми общий язык, любит быть в центре событий, эгоистична и импульсивна. Демонстративна в своих действиях, старается любыми способами привлечь к себе внимание. И в фантазиях ищет решительного, властного мужчину, с которым будет счастлива.

— Похоже, мне повезло попасть в эту категорию, — рассмеялся Маркус. Чуть не подавился и мне пришлось поделиться с ним еще и чаем. — Настолько, что даже мое имя почти не изменила, а прозвище и вовсе оставила.

— Ты и был Мрачник. Всех пугал своей угрюмой физиономией. Удивляюсь, как Вероника в первый день не сбежала, когда ты наш обед обнюхивал. Она мне потом призналась, что чуть не померла от страха. И была удивлена, когда твой друг оказался более приятным в общении и не настолько нелюдимым, как ты.

— Еще бы ему не быть “приятным”, должность у него такая. Управляющий обязан уметь располагать к себе.

— Махинаторы! Что один, что второй, — припомнила я мужу недомолвки. — Друг твой Веронику себе присмотрел с первой встречи, а ты мне не рассказал. Я ведь, наивная дура, до последнего верила, что их свадьба стала закономерным итогом двухлетней дружбы и общения.

— Но ведь результат все равно был бы тем же. Их симпатия была очевидна. И ты так радовалась за подругу, давала Веронике советы. Не хотел тебя расстраивать, что в помощи не было необходимости.

— И все-то мой любимый Менталист просчитывает, — с долей иронии отозвалась я. Понимала, что претензии бессмысленны, это дело прошлое. Глупо ждать откровенности от тех, кто привык что-то скрывать и считать это благом. И действительно, что изменилось бы? Не хуже не лучше не стало. И вообще, это их личные отношения, пусть сами разбираются.

Мысли о прошлом на базе мятежников, о моих отношениях с Маркусом, о подруге, с которой я все эти годы поддерживала пусть удаленную, но тесную связь, вызвали приступ ностальгии. И я, поскольку не привыкла что-либо скрывать от мужа, попросила прямо:

— А давай-ка съездим в Кварцит, мы там давно не были. Знакомых навестим, посетим базу “Первопроходец”. Там же работы завершили, открыли музей? — Увидев согласный кивок, мечтательно продолжила: — Хочется погрузиться в обстановку прошлого, вновь ощутить себя молодыми…

***

Желание Катерины исполнилось — Кварцит они с Маркусом посетили. Поселение уже не было таким захудалым, провинциальным и малочисленным, как в сороковые годы.

Сейчас, в конце семидесятых, оно по уровню жизни в марсианской колонии занимало второе место после столицы, которая тоже изменилась. И не только расширилась, но и поменяла название на более статусное и благозвучное.

Марсотиж-град стал настоящим культурно-историческим центром. И вообще Марс за эти годы, с тех пор как было покончено с самой крупной группировкой Сопротивления, стал иным — более обжитым, комфортным для жизни. Стабильность, благополучие и правопорядок пошли на благо — жителям Марса больше землян хотелось мира, спокойствия, передышки.

Они восстанавливали разрушенное войной, строили новое, прокладывали дороги, коммуникации, канализацию, возводили магнитосферные вышки… И делали это именно телепаты, потому что на Марсе практически не осталось мужчин без мутации. Так что напрасно мятежники упрекали мужчин со способностями к мысленному общению в нежелании заниматься грязной работой. По большей части этот “упрек” был громким лозунгом, не имеющим никакого отношения к реальности. Общество бы изжило само себя, если бы все без исключения стремились к вершинам власти. Управленцам не обойтись без надежных исполнителей.

Только вот политические взгляды в обществе мирному сосуществованию не способствовали. Одни телепаты были нейтральны к тем, кто волей судьбы был лишен важной мутации, другие нетерпимы, третьи благожелательно настроены. Не было среди телепатов единой позиции.

Такие, как Маркус, хоть и воевали на стороне телепатов, по сути, косвенно, пытались сохранить жизнь мужчинам без способностей, уничтожая провокаторов-вербовщиков. Не влезай “униженные и оскорбленные” в ряды повстанцев, не бери они в руки оружие, то и жили бы спокойно. А так они сами ставили крест на своем будущем, становясь военными преступниками — общество осуждало нарушителей правопорядка. Впрочем, это касалось не только мятежников — знаковый судебный процесс над Сопротивлением затронул и “добропорядочных” спонсоров-телепатов.