— Я только посмотреть…
Меня настолько выбил из колеи оказанный приём, что я даже не сразу сообразила, что в причине, в общем-то, сама виновата. Мне так хотелось спокойно выйти из госпиталя, не привлекая внимания, чтобы люди вели себя как обычно и не наигранно, что я не стала надевать белые нарукавники, по которым легко распознать представителя прессы.
Поспешно вытащила их из кармана, чтобы надеть. Только военный ждать не стал и агрессивно рявкнул:
— Убирайся отсюда! Гражданским здесь не место.
— А я на службе, — строптиво заявила я, наконец сладив с нарукавниками. — У меня задание.
Вместо продолжения дискуссии мужчина просто вскинул винтовку, направив её на меня. Затвор предохранителя громко щёлкнул, а индикатор заряда на боку рукоятки выразительно засветился и в миг достиг максимальной отметки.
Я невольно отшатнулась, отступив на пару шагов, и остановилась, почувствовав спиной упругое препятствие. А потом поспешно отпрыгнула, разворачиваясь, потому что оно глухим басом поинтересовалось:
— Какое ещё задание?
Обладатель низкого голоса оказался ещё одним военным. Приятным ровно в той же степени, что и его соратник. Ну разве что без оружия. По крайней мере в руках у него такового не обнаружилось. Зато в его распоряжении была группа поддержки в виде ещё шестерых громил внушающей опасения наружности.
И всё же мне удалось вернуть себе самообладание, чтобы хотя бы внешне уверенно отреагировать, спокойно пояснив:
— Я журналист.
— Чёт не припомню, чтобы кому-то из твоей братии давали разрешение тут шастать, как у себя дома, — поморщился неизвестный.
— Я в вашем госпитале лечусь… — попыталась объяснить своё появление, но даже начала фразы хватило для вывода, который моментально сделал военный:
— А к плазмогенераторам тоже пришла лечиться?
— Она решила диверсию устроить, — поддакнул кто-то за его спиной.
— Шпионка федералов! — выкрикнул другой.
— Да как вы смеете! — меня затопило праведное негодование. — Я же независимый наблюдатель. И ни на кого не шпионю, это противоречит нашему профессиональному кодексу!
Мужики разразились хохотом так, словно я что-то невероятно весёлое сказала. Впрочем, этот смех нельзя было считать признаком лояльности. Он не предвещал ничего хорошего, а вкупе с тесным кольцом, в которое меня заключили вояки, казался вообще жутким.
— Раз не шпионка и случайно встряла куда не следует, тогда докажи!
— Нашей компанией не побрезгуешь, так и быть простим.
— Прояви свою хваленую независимость, все ждут! Посмотрим, какая из тебя профессионалка.
— Мы в увольнении, до вечера времени полно, развлечемся как следует…
— И в больничку вернем до отбоя. Даю слово.
Словами дело не ограничилось. Один из вояк, бесцеремонно схватив за руку, дёрнул меня на себя. Я возмущённо зашипела и попыталась вырваться. Мне это даже удалось, впрочем, себе я эту заслугу приписала рано, потому что спустя миг поняла — меня намеренно отпустили, чтобы толкнуть к другому мужику. А от него к третьему…
— Если я не в твоём вкусе на первый раз, так другого выбери.
— А чего одного-то? Сразу двух тоже можно.
— Или трёх.
— Тут все мужики как на подбор, бабы за нас глаза готовы выцарапать от ревности.
— Мы не обидимся, решай сама. А то вам, женщинам, федералы свободы выбора не дают.
— Верно, мы благородные. И после друг друга не побрезгуем.
Пошлые комментарии я воспринимала, но реагировать на них не было ни сил, ни времени. Язык от страха прилип к нёбу, во рту пересохло, мышцы свело спазмом.
Я как-то иначе представляла себе масштаб домогательств, о которых меня предупреждала медсестра. Мне казалось, если уж влипну, то смогу дать отпор и привести разумные аргументы. Взять ситуацию под контроль, получить шанс присмотреться к ухажерам, тянуть время до возвращения домой. В конце концов, я же журналист! Должны они хоть какое-то уважение к моей профессии проявить! А по факту… По факту меня банально лапали, не позволяя вырваться из западни и не давая возможности предпринять хоть что-то разумное.
Наверное, знакомство с повстанцами-вояками не закончилось бы ничем хорошим, если бы вдруг перебрасывание меня от одного мужика к другому не прекратилось, потому что мрачно буркнувший голос поинтересовался:
— По какому поводу сборище, отморозки?
— А тебе что до этого? — столь же недружелюбно отрезал в этот момент притиснувший меня к себе мужик. — Мы в твою жизнь не лезем, так и ты не встревай в чужие дела.
— Марк, дружище, ну реально ты не вовремя, — чуть более терпимо заявил другой похотливый самец. — Иди куда шёл.
— Скажешь тоже “иди”… — с лёгким оттенком насмешки хмыкнул любопытный соратник. — Мимо вас разве что глухо-слепой пройдёт, такой кипиш средь бела дня устроили.
Между плечами вояк, растолкав их, просунулась заросшая недельной щетиной физиономия. К тому же ещё и лохматая — тёмно-каштановые небрежно подстриженные волосы висели неопрятными прядями. Очень быстро отыскала меня глазами, подняла бровь, скривилась и проворчала:
— И эта туда же… Её Карен ждёт, а она тут озабоченных развлекает.
— Я не… — пискнула я, но меня перебил один из вояк.
— В смысле?
— Плохо слышишь? — вяло, как-то устало, уточнил Марк. — Я сказал, Карен приказал её привести.
Похоже, авторитет озвученного имени был высоким потому что меня тут же отпустили. Не слишком охотно, наверняка сомневаясь в полномочиях посланца, но в открытую протестовать не осмелились. Только один позволил себе на грани слышимости посетовать: “Нюх у него что ли на наши развлечения?..”
Я торопливо выбралась из ловушки, получив напоследок шлепок по попе и многообещающее: “Мы с тобой ещё пересечемся и потолкуем, красава”.
— Идём, — без особого энтузиазма позвал Марк. Повернулся спиной и неторопливо потопал к дальнему входу в бункер.
Я шла за ним, просчитывая, что будет правильнее — незаметно заскочить в двери госпиталя или всё же встретиться с местным авторитетом. Не окажется ли, что он ничем не порядочней своих соратников?
Решила быть смелой. В конце-концов, хуже чем есть уже не будет. Сбежать без защитной экипировки с базы повстанцев, затерянной посреди пустыни, — чистейшее самоубийство. А вояки меня в покое не оставят. Значит, нужно покровительство. Возможно, удастся убедить главаря распорядиться, чтобы ко мне не приставали?
Навязав себе оптимистичный настрой, поправила волосы и куртку, пострадавшие от бесцеремонных действий. Следом за провожатым, зашагала вниз по крутым ступеням.
Мне спускаться было легко, в отличие от мужчины, который заметно прихрамывал на правую ногу. Создавалось ощущение, что она у него почти не сгибается в колене. То ли протез, то ли из-за последствий травмы сустав подвижность потерял. А ещё Марк сутулился, будто стеснялся своего роста, и прятал руки в карманах комбинезона камуфляжной расцветки.
Неприятный тип. Хмурый, неразговорчивый, хоть бы слово приветливое сказал, поддержал — нас же теперь никто не слышит. Может, злится, что не удалось присоединиться к общему развлечению? Он же не из благих побуждений меня выручил, а потому что это было необходимо, чтобы исполнить приказ.
В его ситуации желание угодить главарю вполне логично. Если проблемы со здоровьем, то в гущу боя Марка уже не отправят. Значит, надо быть нужным именно на базе. А таких, как он, не боеспособных, в тылу наверняка немало. И главарю совершенно незачем держать в лагере бесполезного подчиненного. К тому же карьерного роста и привилегий хочется всем. Я и сама не исключение, стремилась же быть на хорошем счету в редакции канала…
Вот с такими мыслями я и осталась ждать в тускло освещённом помещении приёмной, а мой провожатый исчез за бронированной звуконепроницаемой дверью.
***
_Глава самой крупной на Марсе группировки Сопротивления навис над столом, придирчиво рассматривая плоскую проекцию карты. Барабанил пальцами по серому пластику столешницы, лохматил рыжие волосы, нервно потирал шею под узким воротником форменной рубашки.
