— Может, и дилетантка, — уперла я руки в бока, не сдав позиций, — а быстро вышла на его след. Пусть ничтожная зацепка, но она у меня была. И я, заметьте, работала одна, не имея помощников! По вашему мнению, это не достижение?
— М-да… — протянул язвительно мужчина. Мои способности явно вызывали у него сомнение. — И как именно ты хотела вывести спонсора на чистую воду?
— Я подготовила два репортажа. Один из них, негативный, и должен был послужить приманкой.
— И где этот репортаж?
— Карен отдал его спонсору.
— Ты это видела?
— Нет, но…
— Нет? — перебил меня мужчина и с довольной физиономией, словно добился чего хотел, покровительственно указал на мою оплошность: — И как ты собралась выяснять его личность, если не отследила передачу репортажа? Надеялась, что этот тип лично придет тебя критиковать? Он не настолько глуп, чтобы раскрыть себя таким нелепым способом.
— Может, я и не продумала всего досконально, — пришлось признать реальное положение дел. — Но у меня было не так много времени и возможностей. Я думала, что, кроме меня, больше ни у кого не получится, потому что Карен никого к себе близко не подпускал. И просто пыталась сделать хоть что-то на самом деле полезное. Это же несправедливо, когда манипулируют и нагло меняют баланс сил. В голове не укладывается, что кто-то поддерживает врага, при этом наверняка во всеуслышание заявляет о своей ненависти к мятежникам. Я вас не обманываю, и не пытаюсь таким образом избежать наказания… В доме осталась копия записи, она в памяти моей камеры. Если вы ее забрали, то можете проверить мои слова.
Офицер задумался. Посматривая на меня, несколько минут молчал, наконец кивнул и озвучил свои соображения:
— Все это, конечно, вы говорите правильно, но… Нестыковка получается, Карина Викторовна. Мы застали вас в недвусмысленных обстоятельствах. Или будете утверждать, что в постели де’Лоста оказались по принуждению? Как-то не заметил я следов борьбы. Могли бы хоть физиономию ему расцарапать… В диверсии вы участвовали, репортажи в пользу повстанцев делали, в составе штаба работали. Всего этого достаточно, чтобы упрятать вас за решетку далеко и надолго.
Я хотела было рассказать о принуждении и объяснить насчет постели, но сама себя остановила. Это мало что изменит. Да и не поймет этот тип моих шпионских замашек, лишь посмеется и порадуется очередной оплошности. А я доставлять ему этого удовольствия не хотела.
— И что теперь со мной будет?
— Вы задержаны как пособница повстанцев. Степень вашей вины будет определена, мы обдумаем, как с вами поступить. Я единоличных решений не принимаю. Вероятнее всего, нам с вами придется еще раз встретиться и поговорить. А пока посидите в камере и поразмыслите над своим поведением.
Меня увели в другое крыло здания, в другую камеру, оказавшуюся крошечной комнатой для одиночного заключения. Здесь не с кем было говорить, невозможно было кого-то увидеть, зато меня покормили и мне никто не мешал… размышлять.
Правда, думала я вовсе не о своем поведении, как советовал дознаватель, а о его собственных манерах и стиле общения.
Только сейчас до меня дошло, что офицер при допросе намеренно перескакивал с официального обращения на неформальное! Наверняка рассчитывал этим нехитрым способом вывести меня из душевного равновесия, спровоцировать на откровенность, добиться доверия. И у него получилось. Когда я ему по глупости все выложила, вновь вернулся к официальному тону. Да уж… Телепаты у себя дилетантов не держат, любой ценой добьются признания. Мне повезло, что тактика оказалась мягкой, а не жесткой. Пыток бы я не вынесла.
Жаль, что мои старания не оценили и всерьез не восприняли. Хотя, конечно, они точно были бы идиотами, если бы поверили. Я бы на их месте тоже сомневалась. Так что… Наделала глупостей, теперь придется за них отвечать.
Приходить за мной не спешили, расследование шло не так быстро как мне хотелось бы.
***
Глядя на дверь, закрывшуюся за арестованной, офицер еще долго сидел в задумчивости, покусывая губы. Очень уж шокированной и выбитой из колеи ушла журналистка. Понятно, что он надавил по всем фронтам и используя все эффективные приемы, но она даже не сообразила уточнить его имя и должность. Это же обычная процедура при допросе, а девчонка упустила факт нарушения протокола из вида. И по сути не стала ничего отрицать, лишь раскрывала свои мотивы. А ведь, казалось бы, чего проще — свалить вину на мужчин и жестокие обстоятельства или замкнуться и уйти от разговора. Однако обошлось без женской истерики, она держалась неплохо.
Пришел в себя, когда в голове раздался заданный привычно мысленно вопрос:
“Менталист, ты дела закончил? Мы тебя ждем”.
Мужчина поднялся и быстрым шагом покинул допросную. Пересек холл, уверенно прошел мимо вытянувшихся по стойке смирно караульных около пропускного пункта в тщательно охраняемый периметр, и перешагнул порог зала, где обычно допрашивали особо опасных преступников.
Здесь не работали в одиночку. Вот и сейчас в креслах за широким столом расположились шесть дознавателей. На стуле перед ними, сжавшись и бросая на всех настороженные взгляды, под охраной конвоя сидел Карен де’Лоста.
Пришедший последним, седьмой сотрудник палаты следователей вскользь взглянул на пленника. В отличие от многих других он часто сталкивался с этой легендарной личностью. И знал о нем много, пожалуй, даже больше, чем сам Карен о себе. Потому и к допросу, который вел старший следователь, офицер не прислушивался. Он понимал, что все это уже лишь формальность и ничего нового выяснить не удастся.
Встрепенулся Менталист, лишь когда ответы на вопросы коснулись журналистки.
— Она сама к нам примкнула, добровольно… Была мне симпатична как женщина? Что за чушь! Кто в своем уме откажется от ручного репортера?.. Диверсию отряда беженцев в Кварците непосредственно Карина разрабатывала…
Мужчина ощутил нарастающее презрение. Де’Лоста даже не попытался вступиться за девушку, отвести от нее подозрения. Никого из мужчин не красит подобная циничность, не важно — телепат он или нет. А ведь Карен мог хотя бы из чувства уважения попытаться Азовскую защитить, оградить от наказания. Ему ничего не стоило оправдать ее поступки шантажом, принуждением или блажью неразумной девушки, ослепленной любовью к моральному уроду. Самого лидера Сопротивления ничего бы уже не спасло, а он напоследок нагадил, потянув за собой женщину.
Допрос закончился. Арестанта увели, в помещении наступила тишина, нарушаемая лишь шорохами перебираемых бумаг и шуршанием одежды, когда мужчины ерзали в своих креслах. Впрочем таковой она была для тех, кто не умел воспринимать мыслепередачи. Для офицеров вооруженных сил Федерации это была привычная рабочая обстановка. Телепатически они достаточно шумно и активно общались, выясняя рабочие моменты.
“Ну что же, — подвел итог председатель. — Поздравляю, коллеги. Одной проблемой у нас стало меньше. Группировка де’Лоста ликвидирована. Оставшиеся на Марсе разрозненные отряды повстанцев долго не протянут без поддержки и средств. И все же не следует расслабляться. Нужно провести инспекцию гарнизонов всех поселений, чтобы не было предателей, и на предмет боеготовности”.
“Принято, — отозвался ответственный за данное направление работы офицер, делая пометки в своем планере. — Гарнизон Кварцита эту проверку уже прошел в боевых условиях. Мы же намеренно ослабили, оборону, чтобы позволить повстанцам захватить поселение. И начальник воинской части держался достойно. Надо бы его поощрить”.
“За что поощрение? Он исполнял свой долг. И, кстати, своим упрямством чуть не сорвал нам операцию”, — напомнил еще один участник совещания.
“Он же не знал всех деталей плана, и верность Федерации делает ему честь, — не согласился с ним председатель. — А для вот таких форс-мажорных случаев у нас и работал Менталист. Чтобы ликвидировать возникающие нестыковки в планах. Такие специалисты, как он, на вес золота. Вот кого нужно поощрять”.