Неужели это тот же Пит, который подтрунивал над моей невинностью и острой реакцией на подколы со стороны других трибутов и который, не моргнув глазом, сообщил Фликерману, что я вообще-то еще и беременна?

Как бы там ни было, это мой Пит, и сейчас он выглядит настолько потерянным и смущенным, что не улыбаться просто невозможно. Мне одинаково сильно хочется растянуть и поскорее закончить этот момент, когда в кой-то веке я не одна потеряна и смущена, но второе все же перевешивает.

— Нет, — только и отвечаю я, мгновенно сократив расстояние между нашими губами до нуля.

Да, к хорошему быстро привыкаешь, и вечер, когда я наконец-то даю себе возможность запутаться пальцами в светлых кудряшках Пита и разделить с ним один воздух, которого совсем скоро становится критически мало, безусловно, входит в число хороших.

Комментарий к 13

Неужели мы вступаем на ту дорожку, к которой неторопливо двигались почти 100 страниц?)

И хотя вы не прекращаете меня подозревать в том, что все не так радужно, как кажется на первый взгляд (и я каюсь, что виновата в этом сама :D), это уже вторая по счету “спокойная” глава. Не заскучали еще?

Ну а что будет дальше, узнаем скоро) хе хе

Не забывайте про кнопочку “жду продолжения”. А я жду ваших комментариев, чтобы все обсудить))

========== 14 ==========

Комментарий к 14

Всех благодарю за такую активность после прошлой главы. Вы прекрасные читатели!

И извиняюсь за долгое ожидание.

Также прошу после прочтения всех неравнодушных написать, удобен ли Вам такой формат оформления текста (когда каждый новый абзац отделен пробелом) или вернемся к обычному оформлению, выделяя абзацы только красной строкой. В дальнейшем будем оформлять так, как удобнее большинству.

Заранее спасибо)

Когда-то я точно знала, что означали наши поцелуи и для чего были нужны. Самые первые — дать Хеймитчу больше возможностей, чтобы привлечь спонсоров. Чуть позже — доказать стране и президенту искренность ненастоящих чувств. Мы целовались, потому что иначе могли умереть, и эта маленькая (как мне тогда казалось) ложь — ничто по сравнению с шансом выжить и вернуться домой. И пусть это разбило Питу сердце, но ведь сердце продолжало биться, так что я уверяла себя, что цель оправдывает средства.

Мне было обидно, что он винит меня в чем-то, что злится и обижается, и я сама начинала злиться все сильнее с каждым днем. Тогда я думала, что не могла поступить иначе, что вообще-то Пит должен быть благодарен, ведь не догадайся я о замысле Хеймитча, сейчас мы оба лежали бы глубоко в холодной и пропитанной шлаком земле. Меня злила одна только мысль о том, что в этих нечеловеческих обстоятельствах он позволил себе быть наивным и человечным настолько, что это даже не поддается объяснению, а потом искренне разочаровался, узнав, что это было не взаимно.

Позже вина за обман ушла на второй план, а страх разочаровать Пита вообще испарился, и я решила, что нам просто не по пути. Мы слишком разные. Настолько разные, что даже никогда не сможем стать друзьями. И хотя Пит упорно продолжал делать вид (опять же, как мне тогда казалось) будто простил меня, я злилась из-за того, что он вообще допустил мысль, что был вправе обижаться. Мне не нужны были новые друзья, у меня был Гейл, который понимал и знал лучше всех, какая я на самом деле, поэтому было легко забыть теплую близость Пита, его мягкие губы, честные глаза, в которых, стоит лишь немного постараться, всегда можно найти ответы. Это было не просто легко, а правильно, ведь всем будет гораздо лучше, если все останется, как есть.

Но ничего уже не могло остаться прежним. Гейл больше не знал меня настоящую, он не понимал, чем я руководствуюсь в своих решениях, ждал от меня больше, чем я могла и хотела дать, и отдалялся, когда не получал желаемого. В самую тяжелую минуту я просила его бежать вместе, но в нем не было и намека на поддержку. Гейл, который знал лес всю свою жизнь, который многие годы знал меня, который вообще-то сам хотел бежать всего за несколько месяцев до этого, отказался, не задумываясь, а Пит, не задумываясь, согласился. Теперь он знал меня лучше, чем кто-либо, ведь мы вместе прошли через самое сложное в жизни испытание плечом к плечу. Ну и еще потому что он один из самых проницательных людей, которых я когда-либо встречала. Возможно, он уже тогда знал меня даже лучше, чем я сама.

К сожалению, у меня снова не хватило храбрости подпустить его ближе. Вместе нам было спокойнее, мы строили планы и четко им следовали, а по ночам умирали от одинаковых кошмаров. Мы стали командой, в которой каждый готов броситься грудью под пули, чтобы укрыть другого, и в тот момент я считала, что это тот самый максимум, который я могу дать Питу. Всего лишь отдать свою жизнь, если потребуется, хотя Пит просил гораздо о меньшем — быть честной, быть искренней, быть рядом, дать ему шанс, довериться. Но нет, для меня тогда отдать жизнь было гораздо проще.

А потом однажды все изменилось, и я целовала Пита, потому что боялась потерять, потому что хотела объяснить ему это, но не могла подобрать слов. Когда стало очевидно, что моя жизнь и так прервется со дня на день без всякой возможности на спасение, я поняла ценность чувств, от которых отгораживались так долго. Тогда на берегу искусственного моря, унесшего жизни не одного трибута, сидя на песке, который вскоре должен был промокнуть, чтобы уничтожить еще парочку противников, в окружении людей, которых мы должны были предать и убить, чтобы дать шанс на жизнь кому-то одному из нас, я поцеловала Пита, чтобы рассказать ему о своей любви. Он, конечно, думал, что все это снова для публики, и я не могла его за это винить, ведь раньше все так и было. Мне очень хотелось найти способ отделить все поцелуи до этого, объяснить Питу разницу, чтобы он прочел все в глазах и перестал считать себя никому не нужным. Но на тот момент уже было слишком поздно.

Все эти месяцы ранее я каждым своим поступком давала понять, что не может быть чего-то большего, что мне совершенно не в радость его общество, что я прошу, только если это нужно мне одной, и отталкиваю, как только добьюсь своей цели. К сожалению, убедить Пита было совсем не сложно, а я приложила к этому слишком много усилий.

Тогда, сидя на Арене Квартальной бойни, я поняла, что слишком поздно что-то менять, что никакие слова не докажут ему искренность моих чувств, и, что, наверное, так будет даже лучше. Он будет жить, а через время забудет о девушке, которая столько раз пользовалась им и разбивала сердце. Это даст Питу шанс найти спокойствие победителя и начать все с нуля.

Ведь знай он, как сильно мне тогда хотелось, чтобы весь окружающий мир исчез и дал мне раствориться на его губах, это бы точно его добило. Одно дело пережить потерю, когда чувства всегда были не взаимны, и совсем другое…

Этот поцелуй был последним в нашей старой жизни, и он оставил на моем сердце кровоточащую рану такой глубины, что ей никогда не суждено было затянуться, ведь совсем скоро я должна была умереть. Но я не умерла, и Пит не умер, хотя по ощущениям это и произошло с нами за то время, что он был в Капитолии, а я на экранах всей страны в костюме Сойки.

В следующий раз я целовала уже не совсем Пита, да и я сама была уже не совсем той Китнисс. И этот поцелуй был молитвой, он был безмолвным криком и помощи, о невозможности жить в мире, где он оставил меня. «Будь со мной» — вот, что он значил, и прозвучавшее в ответ: «Всегда» — было лишь подтверждением того, что мне и так уже сказали его губы. Несколько секунд смогли вернуть мне утраченную надежду, дали сил бороться, продолжить жить, перешагнуть через себя и предпринять в будущем такое огромное количество попыток (пусть и часто неудачных) вернуть своего Пита обратно.