— Ты чего здесь? — ошарашено спрашивает он, оглядывая меня с ног до головы.
— И тебе привет, Хеймитч, — вручаю ему в руки бутылку, заслужив одобряющий кивок, и прохожу мимо. — Тебе никто не поверит, но я пришла мириться.
— Китнисс, слушай… — взволнованно начинает ментор где-то у меня за спиной и замолкает, а я замираю на входе в гостиную, встречаясь взглядом с парой небесно-голубых глаз, и понимаю причину его беспокойства.
— Привет, — говорит Пит, зарываясь рукой в свои волосы, и я невольно тоже повторяю этот жест.
Хеймитч нервно откашливается, и мне приходится напрячься изо всех сил, чтобы сделать вид, что прямо сейчас мое сердце не выпрыгивает из грудной клетки. К тому же становится как-то обидно, ведь эти двое просто проигнорировали мое существование и устроили тут самый обычный ужин, только без одного раздражающего обстоятельства.
— Зачем, говоришь, пришла? Хочу, чтобы ты повторила при свидетелях, солнышко.
Игнорирую его вопрос и несколько долгих секунд решаю, что делать дальше. Вариант убежать хоть и кажется привлекательным, но не очень вписывается в мою нынешнюю картину мира, поэтому приходится присесть на дальнее кресло настолько ненавязчиво, насколько вообще это можно сделать в сложившейся ситуации.
— Не знала, что у вас тут мальчишник. Я не помешала?
— Нет, — отвечает Пит. — Конечно, нет. Ты голодная? У нас тут есть…
— Нет, спасибо, я не голодная. Поела в одиночестве, как, впрочем, и утром, — отвечаю довольно резко даже для себя, вызывая смешок у Хеймитча. Оборачиваюсь и смотрю ему в глаза, пока он переминается с бутылкой в руках, и даже подумываю забрать подарок обратно. Или треснуть ему им по голове.
— Полезно иногда отдохнуть друг от друга, — пожимает плечами ментор, и мои брови ползут вверх.
— Друг от друга или от меня?
— Ой, солнышко, не ломай комедию. Мы как раз обсудили с Питом, что пора возвращаться к привычному режиму, так что завтра заявимся к тебе всей отбитой компанией.
— Рада слышать, — как можно холоднее отвечаю я. — В следующий раз, когда запланируете саботировать нашу, вроде как, общую традицию, введите меня в курс дела, ладно?
Пит поджимает губы и виновато смотрит то на меня, то на Хеймитча, и в итоге не выдерживает самый первый. Он встает с дивана, стряхивая невидимые крошки с брюк, и подходит к Хеймитчу, быстро хлопнув его рукой по плечу.
— Э, ну, не буду мешать, — бормочет он, поворачиваясь ко мне. — Мы уже, вроде как, договорили, так что я пойду.
— Ага, договорили, — закатывает глаза Хеймитч и открывает бутылку одним движением, а потом подносит горлышко к носу, принюхиваясь.
Задумываюсь, был ли он уже таким недовольным до моего прихода, и если да, то о чем они могли болтать, ведь ментор обычно очень терпелив в присутствии Пита, к тому же изначально, наверняка, планировал спустить собак только на меня. Как бы там ни было, желание мириться и тем более хвалить гусей улетучивается, так что узнать правду сегодня не удастся.
— Нет, можешь остаться, правда, — говорю Питу как можно спокойнее, хотя внутри все кипит. — Я тут вспомнила, что у меня есть дела поважнее.
— Это какие же? — бровь Хеймитча насмешливо изгибается, а губы подергиваются в самодовольной ухмылке.
Этот вопрос я тоже решаю пропустить мимо ушей и быстро направляюсь к выходу, еле сдерживая себя, чтобы не толкнуть ментора плечом. Он, будто читая мои мысли, отступает правее, бросая на меня, а потом и на Пита такой взбешенный взгляд, что явно еле сдерживает очередную порцию брани, но молчит, упрямо сжав челюсти.
Проскользнув мимо, я снова оказываюсь в липкой духоте улицы, борясь с желанием пнуть дверь или заорать во весь голос.
Домой из города возвращаются строители в пропитанной пылью одежде, шумно обсуждая что-то со своими новыми соседями и коллегами по совместительству, а я шагаю им навстречу, направляясь обратно к себе. Некоторые посылают мне на ходу дружелюбные улыбки, а те, с кем мы уже успели познакомиться лично, здороваются, и я, изо всех сил делая вид, что не разревусь от злости и обиды прямо через пару минут, стараюсь отвечать в той же добродушной манере.
У самого дома скорее инстинктивно разворачиваюсь на звук приближающихся шагов и вижу Пита, направляющегося ко мне почти бегом. Лицо у него, как у провинившегося ребенка, которого вот-вот отчитают родители, и в любой другой день это бы меня очень умилило, но не сейчас. Сейчас меня жутко бесит, что за эти дни он не счел нужным поговорить со мной, зато вел светские беседы за ужином с Хеймитчем. С Хеймитчем, который, к слову, тоже не посчитал нужным хотя бы заглянуть на минутку и убедиться, что со мной все в порядке. Он, конечно, не обязан этого делать, но так уж у нас повелось в последние годы, что мы заботимся друг о друге, несмотря на то, как сильно можем раздражать и беситься. И я, в конце концов, не сделала ничего такого, за что меня можно пустить под трибунал (по крайней мере, на этой неделе), так что это вдвойне обидно.
Наконец добравшись до дорожки около наших домов, Пит принимает еще более взволнованный и виноватый вид, и я даже этим наслаждаюсь, скрестив руки на груди.
— Так душно, — говорит он, немного запыхавшись. — Наверное, будет дождь.
Поднимаю голову к небу скорее по инерции, чем из реального любопытства, но все же отмечаю, что Пит прав.
— Поговорим о погоде?
— Эм, нет, наверное, нет, — мнется он и медленно подходит ближе. — Не злись, Китнисс. Я хотел прийти утром, но Энни забрали в больницу, и я себе места не находил, а потом еще Хеймитч со своими нравоучениями, так что…
— Подожди. Энни забрали в больницу?
— Да, — грустно кивает он, поджав губы. — Мне Аврелий сказал. Твоя мама вместе с ней, и, вроде бы, все уже нормально, но я очень перепугался. Еще ведь слишком рано.
— А что случилось? Она мне говорила, что чувствует себя хорошо, если не брать в расчет бессонницу.
— И мне она тоже так говорила, но, как оказалось, это не совсем так.
Пылавшая только что обида мгновенно утихает, когда я вижу отчаянную беспомощность вперемешку с болью в глазах Пита, и теперь снова хочу поддержать его. Я волнуюсь за Энни, но ему она стала гораздо ближе за последние месяцы, так что нетрудно представить, насколько новость могла его подкосить.
И теперь, прекратив злиться, я замечаю то, что не видела раньше: темные круги под его глазами — гораздо более выраженные на светлой коже, чем от обычных кошмаров, взлохмаченные волосы и в целом дерганый вид, который совсем недавно от незнания списала на неловкость от нашей встречи.
— Пит, надо было сказать мне. Надо было прийти или хотя бы позвонить. Незачем тащить весь груз на себе.
— Я знаю, — он тяжело вздыхает, смотря себе под ноги. — И я хотел, честно. Я собирался прийти, чтобы извиниться, но Хеймитч как с цепи сорвался.
— Стой, а что вообще Хеймитчу от тебя нужно? Я ожидала, что он будет отчитывать меня, но уж никак не тебя.
Пит криво улыбается, не поднимая на меня глаз.
— Похоже, в этот раз мы оба его разочаровали.
— Не хочешь объяснить? — наверное, слишком настойчиво спрашиваю я и наконец пересекаюсь с ним взглядом.
Несколько секунд мы так и стоит друг напротив друга, и волосы Пита потрясающими красками подсвечивает закат, вызывая ощущение нереальности происходящего, а потом он глубоко вздыхает, пожимает плечами и легко кивает, будто это решение далось ему непросто. А в следующий момент я уже следую за ним по дорожке к своему дому и очень сильно надеюсь на то, что хотя бы в этот раз нам удастся ничего не испортить.
Разливая холодный чай, я снова чувствую, что волнуюсь, как в первый раз, и никак не могу унять легкую дрожь внутри. Пит вертит в руках маленькую круглую печеньку, оставшуюся еще с прошлой недели, и резко поднимает на меня глаза, когда перед ним опускается стакан, будто вырываясь из собственных мыслей.
— Сначала я хочу извиниться за тот вечер, — робко говорит он, обхватывая стакан обеими ладонями. — Я не должен был говорить все эти вещи, потому что ты ни в чем не виновата.
