Мысли об этом просто перекрывают в моей голове всё остальное: заглушают страх, злость, волнение, тревожность, чувство самосохранения, четкие воспоминания о крепко сжатых на горле руках, и я делаю то, что точно никак не планировала.

Вопреки привычке не двигаться, только бы не стало хуже, я преодолеваю расстояние между нами в несколько шагов и крепко прижимаю Пита к себе, обхватив его руками за шею. Позади слышится громкий вопль Сэй и какая-то невнятная брань Хеймитча, но мои чувства полностью сосредоточены на другом.

Я слышу тяжелое дыхание рядом со своим ухом. Грудью ощущаю участившееся сердцебиение (и не могу разобрать, кому именно оно принадлежит). А еще я чувствую две сильные руки на своей спине. Они обхватывают меня и крепко прижимают к себе, совершенно не причиняя боли, которую, кажется, я вовсе и не жду.

И в этот момент становится совершенно понятно, почему любые приходящие в голову слова казались мне недостаточно убедительными. Я даже радуюсь тому, что не смогла собраться с духом за все прошедшие недели.

Мы стоим на кухне, схватившись друг за друга, будто за спасательный круг посреди бушующего океана, и я наконец-то чувствую, что помогаю в той мере, в которой должна была делать это и раньше. Гораздо раньше.

«Как бы там ни было, лучше поздно, чем никогда» — мысленно уверяю себя, пока Хеймитч на заднем плане истошно сокрушается о том, какая же я дура.

Комментарий к 11

Просто знайте, что ваши комментарии согревают мне сердечко и очень мотивируют писать скорее) И я, как обычно, буду их очень сильно ждать!

А вы, если ждете следующую главу также сильно, как и я вашу обратную связь, нажимайте соответствующую кнопочку)

========== 12 ==========

Комментарий к 12

Не бечено, пб работает)

Приятного чтения.

Тепло.

Я чувствую его, даже когда Пит отстраняется и делает несколько медленных шагов назад, потерянно смотря себе под ноги.

Я чувствую его на кончиках своих пальцев, которые еще помнят мягкость пшеничных локонов, и в груди, где сердце до сих пор отпускает слишком частые удары.

Я чувствую тепло внутри себя, и я точно знаю, что так бывает только рядом с Питом.

Рядом с ним я и сама становлюсь теплом.

Не огнем, готовым вспыхнуть и разнести все в любой момент, а только лишь удивительной смесью покоя, умиротворения и легкой безмятежности.

Рядом с ним я чувствую, что можно больше не бороться, можно сбросить броню и колючки, можно довериться и шагнуть в неизвестность, можно не строить из себя сильную и стойкую, можно быть собой или даже немного хуже, потому что все равно никто не осудит.

И если и остаётся хоть какой-нибудь страх, так он заключается только в том, что больше не получится соприкоснуться с этим теплом. Сражаться теперь нужно только за то, чтобы оно никогда не заканчивалось. И к этому сражению я готова как никогда.

Я слежу за Питом настолько внимательно, что даже вздрагиваю, когда дверь позади громко хлопает, оповещая об уходе взбешенного Хеймитча, а потом еще раз, когда Сэй легко дотрагивается до моего локтя, чтобы попрощаться.

Пит впервые смотрит на меня только после того, как мы остаемся одни, разделенные этими ужасными двумя шагами. В его глазах читается страх и усталость, но между бровями нет привычного залома, что я сразу же трактую как хороший знак и улыбаюсь, не получая улыбки в ответ. Пит несколько раз открывает и закрывает рот, не решаясь на первое слово, которого я так сильно жду, а когда, наконец, получаю свое совершенно незаслуженное: «Ты с ума сошла, Китнисс?» — закатываю глаза и не сдерживаю нервный смешок. А он, будто в самом деле ожидая ответа на свой вопрос, настойчиво вздергивает брови и впивается взглядом.

— Нет, — отвечаю я, присаживаясь на край стола.

— А мне кажется, что сошла.

— Значит, ты ошибаешься. Я в порядке. И ты в порядке. Не произошло ничего такого, о чем стоило бы волноваться.

— Но могло произойти, Китнисс, — упорствует он, и я чувствую в себе силы и уверенность спорить хоть всю ночь.

— Но не произошло. Я была в этом уверена.

Теперь и Пит закатывает глаза, глубоко вздыхая.

— Хеймитч прав, это дурость. И я ума не приложу, чем ты думала, если вообще, конечно, думала.

— Можешь говорить, что угодно, Пит, но ты не сможешь меня переубедить, — поднимаю голову и встречаюсь с холодным взглядом голубых глаз, из последних сил пытаясь сохранить тепло, так приятно окутывавшее меня всего минуту назад. — Я сделала то, что должна была, и можешь не сомневаться, что сделаю это снова.

Кажется, это окончательно его добивает. Он сначала всплескивает руками, потом хватается ладонями за лицо, зажмуривая глаза, отворачивается к окну и снова поворачивается обратно, резко хлопнув по столу рядом со мной.

— А представь хоть на секундочку, Китнисс, что ты не права. Представь, чем все могло обернуться! Как бы я жил потом с этим? Ты могла отобрать у нас все, что мы так долго строили. Я бы не смог смотреть в глаза тебе, Хеймитчу и Сэй, и я бы никогда себя не простил, — в его взгляде читается неподдельное раздражение, а губы напряженно подрагивают, выплевывая слова. — Неужели это не слишком высокая плата за то, чтобы проверить свою правоту?

— Пит… — только и успеваю сказать я, прежде чем он, резко развернувшись, обходит стол и направляется к выходу. Я вскакиваю следом и пытаюсь дотянуться, но он ловко убирает руку в сторону, поднимая ладонь наверх и останавливая меня. Все в его позе и выражении лица говорит о том, что никакие мои слова или действия сейчас не помогут.

И я замираю на месте, позволяя ему уйти и забрать с собой остатки тепла, по которому начинаю скучать в ту же секунду.

Оставшись в полном одиночестве, я поднимаюсь наверх и усаживаюсь на пол прямо рядом с телефоном.

— Он позвонит, — говорю себе я, скорее озвучивая вслух мечты, чем пытаясь себя убедить. — Он успокоится и позвонит.

Идут часы, и я задремываю, привалившись к стене, пока дурацкий кот не проходит мимо, требовательно мяукая и усаживаясь напротив. Если вернулся Лютик, значит, скоро утро, и я просидела тут большую часть ночи, о чем также свидетельствуют затекшие ноги и спина, но Пит так и не позвонил. И теперь становится гораздо сложнее упорно продолжать убеждать себя, что он все еще может это сделать.

Смотрю в глаза коту, совершенно непонимающему, что я забыла на полу, и отчего-то начинаю злиться. На секунду кажется, что даже этому потрепанному созданию очевидно, насколько жалко я выгляжу со стороны и насколько несбыточные надежды питаю.

— Иди куда шел, Лютик, — злобно бросаю я и отмахиваюсь рукой, но он только слегка вздрагивает одним ухом. — Он позвонит, ясно?

Кот все также медленно моргает, не отводя от меня своего взгляда, будто ожидая объяснений, и я подталкиваю его в сторону ногой, только вот он сразу же усаживается обратно и снова впирается в меня своими глазищами.

Под этим взглядом становится совсем неловко — я будто вижу себя со стороны, и даже ёжусь от неприятного ощущения. Проторчать тут всю ночь, дожидаясь звонка, который, очевидно, все равно бы не произошел. Да уж, Китнисс, просто блеск.

Последний раз пытаюсь отогнать кота, но, ничего этим не добившись, медленно поднимаюсь на ноги, болезненно разгибая спину. Готова поклясться, что, если бы этот шерстяной мешок мог осуждающе покачать головой, то он бы это сделал, потому что по-другому его позу трактовать никак нельзя. Приходится спрятаться в своей комнате, ведь осуждающих взглядов мне в последнее время и так хватает.

Когда встает солнце, и становится совершенно очевидно, что Пит не позвонит, я тихонько подкрадываюсь к окну и присматриваюсь к соседнему дому, будто он может дать мне хоть какую-нибудь подсказку о своем владельце, но, к сожалению, ничего особенного не замечаю. Хотя на что я вообще, собственно говоря, рассчитывала? Единственный человек, который может подсказать мне, что на уме у Пита Мелларка — он сам, только вот он явно не рвется ко мне на порог с объяснениями. И я имею ли право требовать эти объяснения?