Она посмотрела на часы.

Надо будет немного подождать. Он может опоздать.

Девушка достала сигарету и закурила.

Люди, идущие к музею, не обращали на нее внимания, занятые разговорами, слышался смех.

Хотелось бы ей также праздно и легко проводить время вечерами, гуляя по городу и посещая выставки.

Девушка вздохнула, вглядываясь в каждого проходящего мужчину.

Ну, где же он?

С самого детства ей всегда хотелось быть кем-то другим.

Она обожала фильмы и с удовольствием представляла себя на месте героинь, воображая не той, кем она была в реальной жизни, а кем-то, кем она никогда не будет.

В своих мыслях она прожила сотни жизней, непохожих на ее настоящую: там она была счастлива, богата и не одинока.

Все ее детство прошло в сиротском приюте далеко от столицы, где она не испытывала счастья, не чувствовала, что любима, что ее ждут или считают уникальной.

Она была как все и не стремилась выделяться. Это запрещалось. Все должны быть одинаково одеты, одинаково воспитаны и одинаково несчастны.

И ненависть к такому укладу жизни нарастало в ней с каждым годом.

Ей были противны все вокруг – и педагоги, ломающие личности воспитанников, и сами дети, которые, словно овцы, шли на убой, позволяя калечить свои души.

Но все изменилось, когда ей исполнилось двенадцать лет. Одинокий добрый мужчина ее удочерил и увез в город.

Наконец, у нее появились дом и семья.

Но не друзья.

В новой школе, в институте, а потом на работе, она уже не могла открыться людям. В каждом она видела человека, который осудит ее мысли, ее поведение, ее внешний вид. Она боялась выделяться, высказывать свое мнение, страшилась опять стать бедной сиротой, оказаться в том проклятом детском доме.

Очередь перед музеем исчезла. Всех запустили внутрь.

На часах было почти восемь вечера.

Но он так и не появился.

Несмотря на лето, было прохладно.

Девушка выкинула окурок и зашла внутрь.

Выставка не сильно ее занимала. Она прохаживалась между экспонатами, рассматривая людей, а не древние артефакты.

Как же странно, что его еще нет.

Плохой знак!

И она ненавидела сейчас весь мир!

Филипп сидел в кафе.

Город погружался в вечер.

Симпатичная рыжеволосая девушка за столиком напротив с кем-то увлеченно переписывалась в смартфоне, периодически бросая заинтересованные взгляды на Филиппа.

Он закончил ужин и теперь размышлял о странной записке и музее, который ему предстояло посетить. В интернете он прочитал, что этим вечером в Музее частных коллекций будет проходить выставка, посвященная Месопотамии.

– Простите, – от раздумий Филиппа отвлек официант.

– Да?

– Счет? – виновато спросил молодой человек.

– Да, да, – Филипп расплатился и вышел на улицу.

Рыжеволосая девушка за столиком напротив проводила его разочарованным взглядом.

Пыль, летавшая весь день в городе и придававшая летнему воздуху сухость, улеглась.

Дышать стало приятнее, чувствовалась особая вечерняя свежеть.

Филипп посмотрел на часы. Было восемь.

Здание Музея частных коллекций, куда держал путь Филипп, было отреставрировано и выкрашено в светлый тон. Являясь памятником истории и культуры девятнадцатого века, оно не потеряло свойственный тому времени шарм, хоть и было дополнено современной стеклянной крышей.

Приближаясь к музею, Филипп издалека заметил свет, льющийся из многочисленных высоких окон здания.

Подойдя к входу, он наткнулся на очередь.

Что ж, придется постоять.

– Даже тут очередь, как за колбасой, да? – раздался низкий мужской голос.

Филипп обернулся. За ним стоял мужчина средних лет.

Он был одет в строгий серый костюм с белой рубашкой и сиреневым галстуком.

Лицо его было открытым, располагающим и загорелым. Сквозь очки в тонкой металлической оправе смотрели светло-голубые глаза. Волосы, почти полностью седые, были аккуратно зачесаны назад.

– Да, верно, – усмехнулся Филипп.

– На подобных мероприятиях всегда так, люди жаждут окультуриться, – улыбнулся незнакомец.

На входе охранник записывал фамилии.

– Смирнов, – сказал Филипп.

– Проходите.

– Оболенцев.

– Проходите.

Филипп прошел внутрь.

– Простите, а куда идти? – спросил Филипп.

– Прямо до лестницы, а там налево, увидите, – быстро проговорил охранник, занятый переписью посетителей.

Филипп пошел прямо, как ему было указано.

Подойдя к лестнице, он увидел большой освещенный зал слева от нее. Там, вокруг экспонатов, размещенных под стеклом на высоких постаментах, прохаживались посетители выставки.

Филипп поспешил в зал.

– Игристое вино? – не успел он войти, как к нему подскочил официант, виртуозно держа поднос с полными бокалами.

– Спасибо, – Филипп взял бокал с подноса. Вино оказалось прохладным и не сладким, и молодой человек с удовольствием его выпил.

Филипп озирался по сторонам, надеясь в толпе увидеть знакомое лицо.

Выставка оказалась большой. Несколько десятков экспонатов из Древней Месопотамии, среди которых ожерелья из лазуритовых бусин, серебряные амулеты, каменные сосуды и чаши. Внимание Филиппа привлекли глиняные таблички, представляющие наиболее раннюю, среди известных в мире, систем письма – клинопись. Символы казались простыми, расположенные строго друг под другом или рядом, они напоминали пиктограммы.

– Интересуетесь Шумером?

Филипп обернулся, надеясь увидеть Колю.

Рядом стоял мужчина, встретившийся ему в очереди.

– Да, в некотором роде, – сказал Филипп.

– Позвольте представиться. Оболенцев Яков Владимирович. Можно просто – Яков.

– Очень приятно. Филипп Смирнов.

– Взаимно, – Оболенцев улыбнулся, – Вы знаете, глядя на все эти древние предметы вокруг нас, сложно представить, что ими пользовались более трех тысяч лет назад, и, пролежав столько веков в земле, они сохранили свое очарование и красоту.

– Да, вы правы, – кивнул Филипп.

– Для меня эти предметы имеют куда большую ценность, нежели современные побрякушки. Я смотрю на них и представляю, кому могли принадлежать все эти украшения, кем были их владельцы, как жили, во что верили…

– Ну они верили в богов, отождествляя их с силами природы. Они боялись подземных обитателей и благоговели перед небесными. Некоторых из них они изображали в виде зверей или птиц, – Филипп задумчиво смотрел на глиняную табличку, – Здесь написано, что человек, который похоронен в гробнице с этой глиняной табличкой, поклонялся Уту, «Владыке дня», богу солнца. Далее здесь идет молитва. Очевидно, эта табличка была с усопшим человеком и при жизни. Тут написано, что этот человек благодарит «Владыку дня» за свет, за плодородие земель и здоровье в семье, – Филипп продолжал вглядываться в табличку.

– Чем вы занимаетесь? Я вижу, вы специалист в этой области, – поинтересовался Оболенцев. Он стоял, опираясь на изящную трость из слоновой кости.

– Нет, нет, – Филипп улыбнулся и посмотрел на собеседника, – Я всего лишь писатель.

– О, как интересно! А в каком жанре пишете?

– Фантастика, приключения, а иногда все подряд, что придет в голову.

– Романы?

– В основном рассказы, но пара романов тоже есть.

– Прекрасно! Обязательно прочту что-нибудь, – сказал Оболенский, – Но вы так быстро перевели текст с мертвого языка!

– Ну, когда-то древние языки и история были моей профессией. Кое-что помню.

– С такими способностями к древним языкам, вам надо было бы продолжить свою деятельность в этой области, – заметил Оболенцев.

– Все не так просто.

Поступив в университет на факультет истории, Филипп учился без удовольствия, прогуливая лекции и семинары, отдаваясь радостям студенческой жизни. Пошел по стопам дяди, профессора исторических наук, лингвиста, специалиста по древним языкам Петра Ивановича Смирнова.

Но неожиданно втянулся.