– Я не маленький!

– Да, Эхо, ты уже не маленький, но некоторые вещи ты поймешь позже. Когда повзрослеешь, – Юноша наклонился к ребенку и положил руку на тонкие волосы.

– Да не маленький я! – крикнул Эхо и ударил ладонью по груди своего дяди.

Брошь соскользнула с пиджака и упала на блестящую плитку. Стекло ударилось и разлетелось на тысячу мелких осколков. Под ногами осталась лежать одна лишь булавка.

– Я… – Эхо пытался сдержать слезы, но получалось у него с трудом. – Я случайно!

Восход подхватил малыша и посадил его себе на плечо, подняв его еще выше того, что позволял балкон. Выше. Еще выше. Почти что до самых звезд. – Не переживай Эхо. Ты главное не плачь. Потом сделаешь мне другую брошь.

– Я не плачу!

– А что тогда капает мне на темечко?

Эхо мокрыми глазами смотрел куда-то в даль. Ребенку было обидно, что он одним движением разрушил старания своего отца. Тогда, в этот момент, Эхо впервые ощутил себя виновным в чем-то. Весь оставшийся вечер он вел себя так тихо, как только мог, отводя глаза и от родителей, и от дяди с дедушкой. Эхо ел и пил, послушно, послушно собрался, когда Император попросил всех разойтись и послушно зашел в лифт, словно забыл про свой страх.

Грязь чавкала под ногами, но Эхо не просился на руки отца. Ему было стыдно. Морок же наоборот, всю дорогу подбадривал ребенка, понимая, что для него это было очень обидно. Как никак это был их общий подарок.

– Эхо, – подхватил малыша Морок. – Это ведь не последняя брошь! Ты подрастешь – научу тебя.

– Угу…

– Знаешь, – Морок поднес Эхо поближе и шепотом продолжил ему на ухо. – Я ведь так к твоей матери и подошел. Я сделал ей брошь, и она растаяла. Это самый надежный способ заполучить девушку!

– Мне не надо. У меня есть мама!

– О чем вы там говорите? – обернулась к мужчинам Лазурь. – Про меня что ли?

– Нет.

– Нет!

– Смотрите у меня!

– Мама, дедушка спросил у меня, кем я хочу быть…

– И кем же?

– Я хочу делать стеклянные броши!

– Эхо-Эхо… Но ведь это не цель в жизни. Это просто навык, как, например, свистеть…

– Ну спасибо, любимая…

– Ничего, переживешь. Ты, считай, подкатил ко мне только благодаря Эхо!

– Ты же шутишь? Лааз… Ты ведь, правда, пошутила? – забеспокоился отец.

– Мам…

– Эхо. Мечтай о большем! – девушка взяла малыша за руку, продолжая идти вперед. Глядя куда-то вдаль. – Начни путешествовать. Посмотри мир. Сделай больше, чем мы с отцом.

– Я не понимаю…

– Любой родитель хочет, чтобы его ребенок забрался выше и дальше…

– Выше дедушкиного балкона?

– И дальше бескрайних полей империи!

– Я понял тебя, мам! – радостно подпрыгнул Эхо.

Семья открыла деревянную дверь своей хижины, что когда-то принадлежала родителям Морока и зашла в тускло освещенную комнату с двумя кроватями. Тесный сырой домик Лаз всегда нравился больше, чем хоромы в замке отца. Тут было тихо и спокойно. Мать умыла Эхо и положила его в кровать, укутав в теплое колючее одеяло.

– Что ты должен сказать перед сном? – наклонилась к маленькому лицу девушка.

– Я люблю тебя!

– А еще?

– Я хочу жить!

– Верно!

Внешняя сетчатка

– Я хочу жить… – бормотал Эхо, пока его тело ревностно волокли.

Сначала парень считал больной головой железные ступени. Теперь его тащили по холодному каменному полу. Больно, все давит, даже пошевелиться не вышло. Эхо хотел ощутить себя в пространстве, сделав взмах руками, но тщетно.

– Очнулся наконец, – говорил до боли знакомый голос. – Не мните его, парни!

Сколько бы ни пытался проморгаться Эхо, глаза отказывались ловить фокус. Вместо этого всюду разводами плавали белые пятна. Свет ударил в глаза, и юноша понял, что его выволокли из коридора с трубами. Обратно.

– Вот он! – звонко разносился голос знакомого человека. – Он убил Императора и показал нам все это!

– Казнить ублюдка! – ревела толпа где-то вдалеке.

– Я сам его прирежу! – кричали люди.

Яркий свет ударил в лицо и глаза нехотя начали щуриться. Эхо напрягал свое зрение и через минуту уже мог различать силуэты. А вскоре прозрел полностью.

– Что… – хриплым голосом попытался выдавить из себя парень.

Для него голоса бушующей толпы смолкли. Он стоял на коленях, с привязанной к культе левой рукой, да так крепко, что и пошевелить нельзя. А впереди, подсвеченный лампами, был бесконечно огромный ангар. Мир… Дом… Все это было лишено краски и превратилось в нечто уродливое.

Дополненная реальность слетела.

Парень стоял и пытался понять, что же перед ним. Вместо балкона, что раньше был прекрасен и величественен – наварена арматура, с ржавыми кривыми швами. Крепостные стены под балконом превратились в кучу потерявших цвет контейнеров. Контейнерами были и казармы, и дома, и столовые. Все гнилое, уродливое. Пыль, что веками копилась, шапкой лежала не всем, что видел парень.

Глаза отказывались верить в происходящее. Эхо плечом помял веки, но ничего не изменилось. Там, где раньше были деревья, теперь стояли столбы и трубы. Бескрайнее небо превратилось в потолок, с кучей вентиляционных решеток и софитов. Дополненная реальность слетела. Текстуры прекрасного мира теперь навсегда были удалены из головы Эхо. И судя по реакции толпы – из их голов тоже.

Вонь, которой никогда тут не было ударила в нос. Эхо огляделся, пытаясь понять, что же так воняет и понял…

Грязь, что вечно чавкала под ногами тоже преобразилась. Куча гниющей ткани, еды, ошметков того, что было продуктами жизнедеятельности. Эхо напрягся, чтобы получше разглядеть толпу, и как только глаза поймали невиданное до этого момента приближение – парень понял. Люди стоят на собственных трупах. Тела разлагались и превращались в кашу. Грязь иногда убирали, сваливая в сторону, но она невзначай копилась. В куче гнили можно было разглядеть белеющие человеческие кости. Сеть транслировала грязь, а человек топтал трупы.

Сеть транслировала небо, а над головой был серый потолок.

Сеть говорила, что это дерево, но это лишь трубы или опоры.

Сеть превращала грязные свалки пластикового мусора и битого бетона в холмы, что колосились травой.

Сеть давала людям бескрайний горизонт, а сама упиралась в стену.

Леса – коммуникации.

Дома – жалкие гнилые контейнеры.

Эхо поднял голову, чтобы упереться взглядом в потолок. Там, на один лестничный пролет выше того, что называлось небом, есть мир. Вот только парень не успел его разглядеть.

– Мы не будем его казнить! – Эхо пригляделся и узнал оратора.

– Тавр… – вновь прохрипел парень, но его голоса никто не услышал.

– Да спускай ты его сюда! Можешь прям сбросить!

– Нет!

– Вы что, не понимаете? – невероятно громко кричал мужчина, обращая свой голос вниз, к толпе людей, что барахтались в собственных экскрементах.

– Тавр! – еще громче крикнул Эхо. Тавр покосился на него, но продолжил общаться с разъяренной толпой.

Эхо вдруг вспомнил, что теперь в любой момент может поднять свою кровь в воздух, стоило ему только захотеть, но сконцентрировавшись понял: кровь его больше не слушается. Он пытался выдавить кровь из культи – никак. Раны на голове или ногах – тоже нет. Все что осталось парню – ждать, когда решится исход всего этого представления. От Эхо ничего больше не зависело и ему вдруг стало легко.

Парень хотел освободиться, убежать, отказаться от того, что натворил. Теперь же поделать было нечего, и он просто начал слушать Тавра, склонив голову. Эхо, вдруг, все понял. Вообще все, что произошло. От самой первой встречи с тавром, и до сего момента.

Тавр не просто так нашел его после удара ЭМИ. Не просто так начал помогать. И труп тот он тоже не один день подготавливал. Все только ради того, чтобы Эхо оказался тут. Оказался виноват во всем.

Пока Эхо вглядывался в замысловатые надписи на стенах гигантской комнаты, что раньше была целым миром, Тавр решал его судьбу.