Ник вскочил на ноги и быстро вышел на кухню.

— Петрус, быстро иди к Маро и спроси у нее инжиру — решительно сказал он.

Петрус поднял на него удивленные глаза, но увидев его напряженное лица, быстро скинул передник и бросился к дверям. Он тут же вернулся. Ник взволнованно ходил по комнате. Петрус доложил:

— Маро не было, был ее сын Автандил. На мой вопрос он кивнул головой и начал кричать в глубину двора: — Дэда, дэда! Тут же прибежала Маро, он сказал ей несколько слов по-грузински, и та уселась к прилавку, а он еще раз кивнув мне, помчался по улице вниз. Маро мне улыбалась, я потоптался, тоже поулыбался и пошел домой.

— Прекрасно, великолепно, ах, эти хитрецы грузины! — Ник довольно потирал руки. Настроение у него сразу улучшилось.

Не прошло и получаса, как в нижнюю дверь позвонили. Петрус скатился кубарем по лестнице, распахнул дверь и увидел улыбающегося утреннего кинто.

— Вот пришел, сушеный инжир принес — провозгласил он. Петрус вскинул брови, посторонился и пропустил в дом господина Кикодзе. Тот резво поднялся на второй этаж, где его у открытой двери кабинета уже ждал Ник. Ник быстро провел сыщика в кабинет, рассказал ему о своих предположениях и они наметили план поисков.

— Так, — деловито сказал сыщик. — Поднимаем всех дворников, обыскиваем все чердаки. Будем делать это осторожно, по очереди. Возьмем с собой кого-нибудь из слуг консула, лучше няню или кого-нибудь из женщин…

— Имейте в виду, что под подозрением слуги мужского пола, — заметил Ник. — История-то с исчезнувшим негоциантом пока совершенно не прояснилась. Ну, желаю вам успеха. Дайте мне знать о результатах поиска. Да, еще один вопрос. Есть ли в Тифлисе опытные аптекари?

— А как же, — с гордостью сказал сыщик, — господин Гейне на Эриванской, господин Оттен в Сололаки.

— Очень хорошо. В случае, если вы найдете девочку и она будет спать, дайте ей понюхать солей, рецепт я напишу, но готовить их должен опытный и скромный провизор, он догадается, для чего. Да, я полагаю, что подаренная португальцем шаль будет на ней. Сразу же снимите, положите в банку с притертой пробкой и сохраните как вещественное доказательство.

— Будьте покойны, все будет сделано в наилучшем виде, — и возбужденный всем происходящим Кикодзе уже был готов выскочить из кабинета, как Ник еще раз напомнил ему, чтобы сразу дали знать, когда найдут девочку.

— Я пришлю Гаспаронэ с запиской, — сказал Кикодзе и заторопился уйти. — Побегу, а то несчастный консул сойдет с ума.

После ухода сыщика Ник опять улегся на диван в той же позе, из которой он был выведен его приходом. Теперь мысли Ника сосредоточились только на истории с негоциантом из Гоа. Он начал вспоминать все, что знал об этом уголке Индостана. Во время своего путешествия по Индостану он побывал во многих удивительных местах этой страны, жил какое-то время в ашраме и знал многое об этой стране. Но в Гоа, провинции, которая принадлежала Португалии, ему не привелось быть. В Гоа попасть было практически невозможно, там властвовало католическое духовенство, которое препятствовало посещению всех, кто не принадлежал к католической церкви. Но голландские купцы расположили свои фактории неподалеку, в Фингерле, в соседней провинции. Там Ник побывал, как и в других провинциях, которые были под англичанами. Ник вспомнил, как он стоял у причалов, наблюдая как на голландские парусники грузили огромные тюки с пряностями, с китайскими шелками, драгоценным деревом. Обливаясь потом, малабарские грузчики тащили как муравьи на борт кораблей бесконечным потоком грузы из благодатного Индостана. Казалось, это страна неисчерпаема. И другой товар шел отсюда в Амстердам и Антверпен. Там же, в Фингерле, голландский купец повел Ника в лавку его знакомого ювелира, еврея, который имел компаньона в Антверпене. Между двумя городами непрерывно шел обмен — из Индостана шли необработанные драгоценные камни, а гранильщики и шлифовальщики Антверпена гнули спины, превращая на вид невзрачный камень в сверкающий бриллиант, который затем отправлялся по самым дорогим ювелирным магазинам Европы. Ювелир показал ему свои сокровища — белые и розовые кораллы, кровавые рубины, замечательной красоты изумруды, дымчатые топазы, сапфиры. Вежливо слушал Ник рассказы о камнях ювелира, видимо, большого знатока своего дела. Но его нельзя было удивить этими сокровищами. Магараджа Раджастхана, потомок Великих Моголов, в знак благодарности за распутанное преступление, совершенное в его дворце, отвел Ника в свою сокровищницу. Нику там стало нехорошо от обилия драгоценностей, которые как в пещере Али-бабы были несметными — лежали в сундуках, корзинах, висели гроздьями в виде многочисленных ожерелий по стенам. Роскошное ожерелье из редких розовых жемчужин, подаренное раджей в качестве гонорара, обеспечило Нику возможность совершить несколько путешествий. Тут мысли Ника снова вернулись к тифлисским делам. «Да, — подумал он, — все же непонятна эта история с негоциантом. Может быть, она связана с драгоценными камнями? Надо идти другим путем, постараться найти пропавшего негоцианта, тогда, может быть, что-нибудь прояснится».

И Ник отправился на кухню к Петрусу. Там они тихо обсудили между собой еще раз те сведения, которые раздобыл Петрус на Майдане и решили попозже вечером встретиться с терщиком Сафаром и порасспросить его о жителях этого местечка. А до того, по предложению Петруса, погулять по Майдану и посидеть в татарской чайхане, где по сведениям Петруса, сегодня должен был петь знаменитый ашуг.

Ник занялся работой и проработал увлеченно несколько часов, когда снова раздался подъездный звонок. Тут же Петрус вошел в кабинет и протянул письмо со словами:

— Мальчишка прибежал, сказал, зовут Гаспаронэ, от детектива Кикодзе. Сидит внизу, ждет ответа.

— Ну те-ка, ну те-ка, — и Ник быстро вскрыл письмо.

Ник удовлетворенно хмыкнул. Он быстро набросал несколько слов о предполагаемом визите в чайхану и к терщику Сафару, чтобы Кикодзе в случае чего знал, где их искать и передал записку Петрусу. Подойдя к окну, он увидел как Гаспаронэ уже мчится как заяц вниз по улице.

День начинал клониться к вечеру, на город ложились синие тени гор, когда Ник и Петрус, весьма просто одетые, так что нельзя было понять, кто они — хорошо зарабатывающие мастеровые, искатели приключений или просто приятели, которым хочется вдали от зорких глаз своего окружения немного расслабиться, отправились на Майдан. Таких было достаточно в Тифлисе и внимания они к себе не привлекали. Спустившись с Хлебной площади они оказались сразу же в пестрой толпе. Горожане делали свои поздние покупки. На Шайтан-базаре крутились те хозяйки, которые хотели купить продукты подешевле, когда торговцы уже скидывают цены. Нарядные коляски и фаэтоны ждали своих хозяев возле Серебряных рядов, где находились лавки и мастерские тифлисских ювелиров. Ник собирался купить там персидскую бирюзу, о которой знал, что она имеет магические свойства, но все было недосуг. Кроме того, он хотел сделать покупку, когда в Тифлис придет караван с персидскими купцами, чтобы купить бирюзу из первых рук, обязательно у персидского купца. А пока они беззаботно шли, оставив позади себя Сионский кафедральный собор, мимо синагоги, поднялись к ковровым лавкам возле армянской церкви Сурб-Геворк, откуда хорошо были видны купол и минарет мечети Шах-Аббаса и спустились к баням. Там и находилась большая чайхана, где сегодня должен был петь известный ашуг. Подходя к чайхане, Ник и Петрус увидели, что вокруг уже собираются люди, занимая места на улице, вокруг чайханы, в которой были открыты настежь окна и двери. Одни приносили с собой низкие табуреты, другие стулья из близлежащих домов. А в этих домах, на крышах, в окнах, на балконах, вывесив ковры, во-первых, чтобы чувствовалось праздничное настроение, а во-вторых, чтобы удобнее было опираться локтями на деревянные перила балкона, тоже собирались слушатели. Ник и Петрус прошли внуть чайханы, где Петрус заранее оставил за собой столик в удобном месте. Чайхана была уже полна людей. Все разговаривали между собой шепотом, или же молча пили чай. На столик, за который сели Ник и Петрус, молодцеватый усатый парень тут же принес два стакана непривычной формы, не прямых, а перетянутых посередине, в глубоких блюдцах, мелко колотый сахар, и два фарфоровых чайника — один с заваркой и другой с кипятком. Петрус шепотом заказал еще сладостей — рахат-лукум и засахаренный миндаль. Занявшись чаем, Ник потихоньку стал оглядывать собрание. Тут были в основном почтенные горожане, но кое-где сидели и чиновники из администрации губернатора, из окружения наместника, и какие-то непонятные личности, похоже, что иностранцы. Нику показалось, что в углу комнаты сидит английский географ Генри Линч, которого он немного знал, но не хотел, чтобы тот его увидел. Но Линч был увлечен разговором со своим собеседником, художником Фетванджаном. Еще оставались и свободные места за столиками, к которым были наклонены спинками стулья, что, по-видимому, означало, что места заняты. Постепенно и эти места заполнялись. У стены, напротив двери, был сооружен небольшой помост. Но вот слуги перестали разносить чайники, негромкий гул, стоявший в чайхане, смолк, на помост вынесли две скамейки и вывели под руки слепого ашуга, за которым шел его аккомпаниатор с кяманчей в руках. Пока ашуга усаживали, Ник разглядывал его. Внешность ашуга была необычайно выразительной. Незрячее лицо пересекал глубокий шрам, который нисколько его не портил, а придавал мужественность. Черты лица были правильны и красивы. Архалук, рубаха со стоячим воротником, не была застегнута на все пуговицы, видимо для того, чтобы удобнее было петь, открывал красивую и сильную шею. Накинутая на плечи шерстяная аба не скрывала широкого разворота плеч. Вьющиеся волосы свободно ниспадали на плечи. Ник подумал, что ашуг скорее похож на воина, привыкшего иметь дело с мечом, а не с кяманчей.