«Конечно, конечно, туалетные комнаты, уборные, хоть какая-то кухня. Все это должно иметь выход во двор». И он с милой и смущенной улыбкой пошел вслед за одним из гостей, облаченным в аксамитовый плащ с меховой опушкой, небрежно волочившийся по полу, который, по его наблюдениям, нуждался в срочном визите в укромный уголок.

Так оно и оказалось. Недалеко от входа была заветная дверь, за которой и исчез аксамитовый плащ. Подождав, пока он вынырнет оттуда, Ник устремился туда же и оказался в весьма прилично отделанном туалете с вешалками для костюмов, которые можно было здесь снять на время. Ник огляделся повнимательнее. В верхней части комнаты находилось окно. Ник придвинул табурет с бархатной обивкой, стоявший в углу, встал на него и уцепился за подоконник. Ему пришлось подтянуться на руках, чтобы выглянуть в окно. Во дворе, темном и неуютным в ночи, никого не было.

В этот момент удар страшной силы обрушился на него сзади и Ник упал, потеряв сознание.

Когда он пришел в себя, то первое, что он увидел, это было встревоженное личико Лили.

— Он пришел в себя, — закричала она кому-то и Ник услышал через пелену внезапной глухоты, что его спрашивают, слышит ли он.

Ник попробовал сесть. Это ему удалось. Он несколько раз встряхнул головой, как бы отмахиваясь от шума в голове и это ему тоже удалось. Почти придя в себя, он увидел что полулежит на тахте, на почтительном расстоянии толпится публика, вытягивая шеи, а вокруг него хлопочет несколько дам и первая среди них — Лили.

— Что произошло? — спросил он.

— Ничего никто не знает, — ответила Лили. — Вас нашли лежащим в туалете на полу, а складках вашего плаща на спине запутался кинжал. На вас была кольчуга, Мелик-Бегляров при его страсти к хорошим вещам надел на вас настоящую кольчугу, а не бутафорскую, и это, по-видимому, спасло вам жизнь.

Мелик-Бегляров, бывший тут же, и видимо, рассказавший о том, как он подбирал костюм Нику, быстро-быстро закивал головой.

— Я спас вам жизнь! — трагическим голосом сказал он. — Но кто это мог быть? Кто покушался на вас?

— Понятия не имею, — растерянно отвечал Ник. — Ничего не понимаю.

— Пойду, скажу графу, что опасность миновала, — сказала Лили и побежала в конец зала к ковровому кабинету.

И вдруг оттуда раздался пронзительный женский крик. Все на мгновение остолбенели, а потом мужчины, а за ними дамы, подобрав подолы длинных платьев, бросились бежать к ковровому кабинету.

Там, прижав кулачки к груди, пронзительно кричала Лили, в ужасе глядя на тахту, где среди подушек лежал лицом вниз Тулуз-Лотрек, а из спины у него торчала рукоятка кинжала.

В это время уже кто-то ломился в дверь подвала. Это был, конечно, Кикодзе. Через несколько минут он уже рыскал внутри, осматривая помещение и разыскивая Ника. Нику удалось подобраться к нему поближе в этой сумятице и дать знать, что с ним все в порядке. Уже несколько успокоенный Кикодзе, сделав вид, что Ник ему незнаком, продолжал обыскивать помещение. Перепуганную публику он усадил на тахты и потребовал определить, все ли на месте из гостей. Гости, а среди них были как актеры, так и несколько человек, принадлежавших к сливкам тифлисского общества, объявили, пошептавшись, что никто не пропал. Версия налета с похищением кого-нибудь из знатных гостей отпала. Но тут кто-то из дам стал крутить головой и спрашивать, где Виктор. Стали искать, но тщетно. Виктора нигде не было. К этому времени уже прибыло подкрепление из ведомства князя Вачнадзе, а в скором времени появился и он. Сыщики, прибывшие с князем, стали делить гостей на группы и опрашивать. Кикодзе сделал вид, что опрашивает Ника, а Ник коротко рассказал ему о вечере.

— Никто не заподозрил вас? — спросил Кикодзе.

— Полагаю, что нет. Думаю, что так как моя фигура здесь привлекла внимание дам — новое лицо, возможные интрижки, то мною и воспользовались, для того чтобы на какое-то время отвлечь внимание от главного фигуранта. Наверное, что целью было это, а не убийство меня.

— Похоже, — задумчиво сказал Кикодзе. — Но какую роль тогда сыграл «призрак»? Зачем ему понадобилось засвечиваться здесь, на виду у стольких людей? И куда пропал этот Виктор? Какие у него были связи с Тулуз-Лотреком? И какую роль играл во всем этом Тулуз-Лотрек?

— Да, все непонятно, и эти обрывки фраз, которые мне удалось расслышать. Явно, что «призрак» пытался угрожать. И что это за «жемчужина», ради которой такая кутерьма? Возможно, что это не просто жемчужина, может быть, это какой-то символ. И не ее ли искали у дочери персидского консула? И еще разговор шел о каком-то перстне, который является ключом. Ключом в прямом смысле или переносном? Может, это тоже символ. Надо выяснить это, но крайне осторожно. Если нам до сих пор не сказали, значит боялись, чтобы эта информация не стала достоянием посторонних людей.

Тут Кикодзе сделал вид, что он кончил допрос Ника, вежливо и громко поблагодарил его, выразил соболезнование по поводу нападения на него неизвестного злоумышленника и отвел туда, где в испуганную группу собирались те из гостей, которых уже опросили сыщики. Там уже был Мелик-Бегляров, изрядно поистративший свой пыл за вечер и выглядевший посеревшим и потускневшим. Он театральным жестом простер руку к приближавшемуся к нему Нику и со слезами в голосе произнес:

— Какой кошмар! Какая потеря! Что же происходит? Ведь был такой приятный вечер! И какое счастье, дорогой Кефед-Ганзен, что вы тоже не пали жертвой какого-то маньяка!

— А почему вы решили, что это маньяк? — недоуменно спросил Ник. — Какие признаки?

— Как какие, — живо ответил Мелик-Бегляров. — А покушение на жизнь фламандского дворянина и убийство французского? Это маньяк, который охотится за аристократами, это отголоски французской революции.

«Эка хватил!» — подумал Ник. И вслух произнес — Да, это мне в голову не пришло. Но он, по-видимому, остался на свободе. Значит, мне продолжает грозить опасность.

— Я думаю, что нет, — быстро отозвался Мелик-Бегляров. — Он то думает, что вас он тоже убил. И теперь будет какое-то время опасаться слежки и прятаться. К тому же, — Мелик-Бегляров понизил голос до едва слышного шепота, — он будет думать что убил того, кто был в гриме и костюме, а ведь вы совсем другой без всего этого.

«А он совсем не дурак» — решил Ник. И вслух сказал:- Надо распустить слух о гибели еще одного человека. Тут уж вы должны этому пособить.

Мелик-Бегляров важно расправил плечи и произнес совсем уж другим голосом:

— Уж будьте покойны, дорогой Николай Александрович.

К этому времени к их компании присоединялись понемногу и остальные гости бедного Тулуз-Лотрека. И среди них дрожащая от пережитого ужаса маленькая Лили. Ник усадил ее в удобное кресло в дальнем углу, принес теплую кашемировую шаль, одну из тех, которыми были декорированы тахты и налил в бокал немного шампанского.

— Успокойтесь, Лили, — тихо сказал он. — Никому уже ничего не грозит.

Девушка закивала головой, но бокал с шампанским еще дрожал в ее тоненькой руке.

— Бедный папа, — прошептала, почти прошелестела она. — Ведь граф был очень дружен с ним. Для него это будет большая потеря. Папа так любит весь этот театральный шум, эту артистическую неразбериху, он здесь отдыхал душой после всех своих дел. И этот мерзкий Куртэне, он так был груб с графом.

— Куртэне? — удивился Ник. — Какой Куртэне?

— Ну, как, вы разве не видели того человека, которого Виктор провел к графу в самый разгар нашего веселья? У него такое неприятное лицо. Он приехал некоторое время тому назад в Тифлис и все время что-то требовал от графа. А тот сопротивлялся.

— Откуда вы знаете, как его зовут? — недоверчиво спросил Ник.

— А граф при мне с ним разговаривал и называл его Куртэне. Странный человек, авантюрист. И одержимый! Он все время требовал от графа, чтобы тот нашел для него какую-то жемчужину, которая укажет путь к перстню и восклицал: «Вы же знаете, что это ключ! За ним охотился сам горный старец!». Граф фыркнул и сказал: «Когда это было! При царе Горохе!». А этот Куртэне так злобно ему ответил: «Вы очень заблуждаетесь, граф. И пожалеете об этом. Но будет поздно!». И добавил, что кое-кто уже нашел успокоение в Куре. Тогда граф как-то поежился, но продолжал говорить, что он бессилен ему помочь, а Куртэне все требовал и требовал. Тогда граф его выгнал. И тот ушел, бросив на прощанье, что граф за это поплатится.