Ха, здорово она им тогда помахала! Даже крутить научилась, но только слева. Она обязательно покажет Джону, когда он вернется. Вот он удивится…

Голова коснулась подушки.

Отец и Джон вернулись домой на следующее утро.

Отец учил ее кататься на лошади, а Джон смотрел на нее — с крыши конюшни — и улыбался, а Санса почему-то сидела рядом с ним, уткнувшись носом ему в плечо. Выглядело ужасно глупо — будто у Джона вдруг загорелась правая рука.

Арья отвернулась и увидела Робба, стрелявшего из лука. Получалось у него плохо — наверное, прищуривал не тот глаз. Рядом с ним, скрестив руки на груди, стоял этот… Корен. Стрела со свистом рассекла воздух и попала прямо в середину мишени.

— Молодец! — Арья вскинула руку.

— Ло-об! — радостно прокричал Бран.

Арья засмеялась, запрокинув голову. Небо с несколькими лоскутами облаков вдруг накренилось, и она упала.

Прямо на попу. Больно.

Отец присел рядом.

— Не отвлекайся. Ты в порядке?

Арья хотела ответить, но вдруг раздался гром. Страшный гром. Стены замка тряслись, и уши жутко болели, будто на нее надели ведро и ударили по нему.

Арья зажмурилась, закрыла уши руками и сжалась, ожидая, пока гром пройдет.

Будто сквозь воду до нее доносились ржание лошади и крики отца.

Когда она, наконец, открыла глаза, перед ними опять вращалось серое небо. Но почему оно серое, ведь облаков почти нет?

Арья посмотрела на отца и ей стало по-настоящему жутко.

Краски исчезли.

Черные стены, серая земля, серое дерево, серая одежда — все по-разному серое. Но самым жутким было лицо отца — белое, обрамленное угольно-черными волосами и с такими же бровями — будто воскресший мертвец из сказок старухи Нэн.

Арья посмотрела на Робба — его волосы были также черны, а глаза из голубых стали серыми — но неправильно серыми. Взглянула на Сансу — с той сталось то же самое, теперь казалось, будто темнота забрала руку Джона, в которую она утыкалась.

А вот волосы Корена, наоборот, стали белыми как снег, зато глаза почернели и напоминали два колодца.

И все они смотрели туда, где недавно было солнце.

Сейчас там был черный круг, из-под которого что-то лезло. Арья показалось, что мир моргнул, когда оттуда вырвалась молния. Она разрезала небо — черная, как зола — но не исчезла, а осталась, все расширяя трещину в небосводе.

Арья хотела взглянуть на отца, но он исчез. И Робб тоже. И Санса. Остались только Джон и Корен.

— Где они? — лишь чудом ее голос не дрожал.

— В крипте, — ответил Джон, легко спрыгнув с крыши, и встал рядом с ней.

"Они сбежали? Но папа не мог убежать, оставив их с Джоном тут! Почему Джон так спокоен? И куда он смотрит?"

Смотрел Джон на трещину в небе, из которой медленно вылезало-вытекало нечто. Серое, похожее на очень большую кляксу чернил, оно стекало вниз, пока не…

— Берегись!

Полурукий не успел сделать и шагу — серые чернила попали на него и влились внутрь.

Жутко.

Корен почти не поменялся — только глаза из черных стали белыми.

— Бежим, — Джон схватил ее за руку и потащил.

Они пронеслись под крытым переходом, вбежали в Первую Твердыню и, споткнувшись о порог, оба — вывалились к кладбищу, прямо рядом со входом в крипту. Арья вжалась в брата, обняв его за пояс, и подняла голову. Его лицо тоже потеряло цвет, но глаза будто откуда-то его взяли. Они казались серыми и желтыми, и красными, и… Арья даже таких цветов не знала.

Почему-то это придало ей сил. Арья посмотрела на пояс Джона. Слева висел меч — его она даже поднять вряд ли смогла бы, а вот справа — маленький кинжал. Его-то она и выхватила. Ну сейчас они этому Корену! Будет знать, как пугать!

Арья отпустила Джона — почти, только правой рукой держалась за рубаху — чтобы он никуда не пропал. Только поэтому. Но когда Корен, переплыв порог, взглянул прямо на нее, Арья невольно отступила. Ставшие белыми глаза Полурукого пугали. Он достал меч.

Джон скользнул вперед, вынимая меч.

— Иди в крипту, Арья, — его лицо, едва повернутой к ней, было один в один, как у отца. — Старки защитят тебя.

— А как же ты?

На мгновенье его взгляд стал затравленным, а потом загорелся стыдливым гневом.

— Я не Старк.

Почему-то Арье стало стыдно. Потому что она была Старком, а Джон — нет? Потому что она не хотела быть Старком? Потому что хотела?

Арья сделала полшага назад. Еще дюйм, и ей придется отпустить его рубаху. Воздух засвистел, звякнула сталь, и рубаха вырвалась у нее из пальцев.

Смелости не осталось. Корен был большим, страшным и сильным, ей казалось, что ему хватит одного взгляда, чтобы она упала мертвой. Джон только и мог, что отражать удары мелькающего меча.

"Старки защитят меня, — подумала Арья, — А я попрошу за Джона".

В два шага она оказалась у входа в крипту. На первой же ступеньке лестницы стоял рыжий Робб, прижимающий к себе Сансу. Чуть ниже стояла мама с плачущим Браном на руках. Отца не было.

Арья окинула их взглядом и поняла — войти она не сможет.

И правда, рука будто натолкнула на ледяной камень.

— Повернись, девочка, — проскрежетал голос за ее спиной.

Арья до боли сжала нож, все еще лежавший в левой руке.

Сейчас. Сейчас она повернется и ударит, как говорил сир Родрик. Чтобы убить — в шею, грудь или живот.

До шеи ей не достать. Арья зажмурилась, решаясь.

Что-то теплое коснулось ее щеки.

Арья распахнула глаза — перед ней было лицо матери. Она была в своей комнате. В очаге горел огонь. Красный.

Лицо мамы было скрыто тенью от очага, но волосы были рыжими.

Арья вжалась лицом в ее грудь.

"Мама, я не бастард!" — хотелось сказать Арье. Но произнесла она другое:

— Не надо меня ненавидеть.

Топот сотни сотен лошадей и крики тысяч мужчин заглушали все другие звуки, которые только могли быть в степи. Мальчик мчался на жеребце — почти жеребенке — позади всех, глотая пыль, но все равно был горд. Ему лишь одиннадцать лет, но отцовские колокольчики вплетены в его косу не просто так — он уже выиграл свой первый поединок, и не с другим ребенком, а со взрослым всадником, чья коса доставала до середины спины, а сейчас он первый раз участвует в бою.

Там, впереди, во главе орды, скачет его отец, сильнейший из всадников, скачет единственный кровный всадник его отца, старик Кохолло, и, что против всех обычаев, скачет его мать, в отличии от остальных всадников вооруженная коротким копьем.

Мхаро тысячу раз слышал эту историю — когда его мать впервые в кхаласаре взялась за оружие, всадники ее освистали, но отец его отца, кхал Бхарбо, лишь рассмеялся. Ей тогда было лишь пятнадцать, а его отцу и вовсе двенадцать, но оба они ростом превосходили взрослых всадников. В тот день пять всадников бросили вызов его матери и все пять в тот день расстались с косами. Увидев это, его отец тоже бросил ей вызов — и сумел победить. В тот же день он покрыл ее, и, по словам матери, тогда Мхаро и был зачат.

Полгода они преследовали кхаласар, на который сейчас напали. Один из кровных всадников того кхала убил кхала Бхарбо и взял в рабыни его жену, мать Дрого. Она тоже не была дотракийкой. Мазорра, так ее звали, рассказывала Мхаро истории о ее родном городе далеко на севере, где высокие люди живут в каменных домах на берегу мертвой воды и ездят по ней на деревянных конях. Мать Мхаро часто с ней спорила — ее родина была далеко на юге, за каменными горами, красным песком и мертвой водой, и там жили самые высокие люди в мире, которыми правила женщина, а не мужчина.

Отец часто говорил Мхаро, что тот должен стать лучшим всадником из всех, что ездят на лошадях, что когда-то было пророчество, что сын кхала и огненной женщины покроет весь мир, и что в его матери так же много огня, как в солнце.

— Ты станешь кхалом кхалов, — часто говорили его родители.