Элизабет не стала уточнять, перед кем хотел извиниться Натаниель, перед ней или Морганом. Морган застыл на месте.

— Ты просишь, чтобы я его взял на работу? Дал ему место?

— Да. Видишь ли…

Он с такой силой сжал ей руки, что Элизабет чуть не вскрикнула. Затем оттолкнул ее от себя.

— Нет.

— Морган, — умоляюще начала Элизабет в надежде его урезонить, — конечно же, он не рассчитывает стать твоим партнером…

— Он не будет работать со мной, Элизабет. Он не будет работать на меня. Тебе все ясно?

— Но…

— Никаких» но»и никаких споров, Элизабет. — Его тон свидетельствовал, что об уступках не может быть и речи. — Он не будет у меня работать. Давай прекратим этот разговор.

Ее глаза были прикованы к его мрачному, грозному лицу. Казалось, по комнате ходили штормовые волны, готовые смести все на своем пути. Морган указал на пустые тарелки на столе.

— И все эти старания ради бедняжки Натаниеля, верно? Ты надеялась, что я размякну и соглашусь?

Элизабет ужаснулась оттого, что он считает ее способной на такую низость.

— Нет, нет, ты ошибаешься!

С усмешкой он медленно оглядел ее с головы до ног, и Элизабет почувствовала себя голой и беззащитной.

— Ты меня поражаешь, Элизабет. Я все-таки думал, что ты леди. — Последнее слово прозвучало как ругательство. — Открой мне, ведь ты намеренно меня соблазнила? Интересно, как далеко ты способна пойти ради возлюбленного Натаниеля? Может, для него ты согласна продавать свое тело?

Голова Элизабет затуманилась от гнева и, не раздумывая, она подняла руку и отвесила Моргану увесистую пощечину. Раздался звонкий шлепок.

Реакция Моргана была мгновенной. Он грубо схватил ее и прижал к себе так близко, что она почти задохнулась в его железных объятиях; его пальцы, словно кандалы, сомкнулись на ее тонких запястьях. Бешеный взгляд прожигал ее насквозь.

— На твоем месте, — произнес он сквозь зубы, — я бы дважды подумал, прежде чем вновь решиться на такой поступок. Обещаю тебе, дорогая женушка, что в следующий раз ты мне за это заплатишь.

С трудом Элизабет вырвалась из его рук, она задыхалась от обиды.

— Как ты можешь! — выкрикнула она. — Ведь Натаниель твой брат! Ты обязан дать ему шанс.

Лицо Моргана оставалось все той же жесткой маской.

— Хватит! — объявил он. — С меня довольно, я уже надавал ему этих шансов!

Элизабет заговорила, и ее голос дрожал от волнения:

— В таком случае ты лишен души и сердца! Будь у меня брат или сестра, ничто на свете не могло бы разорвать связывающие нас узы. Я готова на все, чтобы помочь Натаниелю, а ты … ты готов на все, чтобы от него избавиться! Как ты можешь ненавидеть своего собственного брата, свою плоть и кровь? Ответь мне!

Вопрос повис в воздухе без ответа, и Элизабет с печальным криком выбежала из комнаты.

Морган остался на месте, и хотя его лицо ничего не выражало, невидимая рука сжала его сердце, боль охватила неподвижное тело.

«У меня нет ненависти к Натаниелю, — наконец нашел он ответ, — он мой брат. Мой брат».

Словно острый нож, горечь пронзила его насквозь, потому что в двух этих словах был заключен целый мир мук и страданий.

Он сгорбился и усталым, покорным жестом провел рукой по лицу. Нет, он любит, а не ненавидит брата, даже после грязи, запятнавшей прошлое, он все еще его любит.

В этом-то и заключался весь ужас положения.

В Бостоне существовал еще один человек, недовольный Натаниелем О'Коннором. Только его намерения были куда более зловещими и хитроумными.

Даже смертельно опасными.

Его звали Иона Морленд. Месяц назад он приехал из Лондона, сначала в Нью-Йорк, а потом в Бостон. За короткий период своего пребывания в стране он уже сделал вывод, что янки наглые и нахальные типы и, несомненно, самый варварский народ на земле.

Человек, которого он здесь выслеживал, не отличался особым умом, и это огорчало Иону.

Дело в том, что простые и легкие пути были не для него, Иона слишком любил свое занятие. Он предпочитал азарт погони, противоборство ума и воли и торжество победы. Вот что привлекало Иону в его профессии. Как бы там ни было, он гордился своей непредвзятостью и проницательностью.

Бесспорно, Натаниель О'Коннор будет поставлен перед необходимостью заплатить давно просроченный долг. Если же Иона почувствует, что может позволить себе быть великодушным, то он даст Натаниелю О'Коннору еще один дополнительный шанс.

Но не более того.

В данном случае его нанял виконт Филипп Хэдли. Иона уже не первый раз работал на него, и надо признать, что лишь немногие смельчаки или глупцы пытались обмануть виконта.

Натаниель О'Коннор пытался, и это была его первая ошибка. Вторая состояла в том, что он не вернул долг. Третья — что он не предполагал возмездия.

Иона совсем не случайно выбрал одно из питейных заведений города. Действительно, объект его внимания был частым посетителем «Вороньего гнезда». Вот и теперь Натаниель О'Коннор сидел в углу, обняв шлюху, с которой провел вечер, и, как воду, хлестал спиртное.

Бесцветные глаза Ионы сузились до щелочек, он рассеянно почесывал шрам на щеке. Видно, Натаниель О'Коннор считал себя большим умником, когда несколько месяцев назад решил скрыться из Лондона. Но на взгляд Ионы, несчастный был безнадежно глуп. Он также был удивительно предсказуем.

Иона взглянул на карманные часы. Если он не ошибается, О'Коннор скоро поднимется и отправится домой, где будет отсыпаться и приходить в себя. Завтра после обеда он снова повторит всю процедуру предыдущего дня. Он проведет вечер в карточной игре и пьянстве, в компании дорогой проститутки. Короче говоря, в жизни Натаниеля О'Коннора существовало всего три интереса: азартные игры, пьянство и женщины.

Как раз в этот момент О'Коннор с трудом поднялся, попрощался с подругой и, шатаясь, направился к дверям.

Иона Морленд допил вино, аккуратно промокнул салфеткой рот и щелкнул крышкой часов. Он вышел следом за О'Коннором и на расстоянии нескольких шагов проследовал за ним в ночь.

О'Коннор ничего не заметил.

Морленд объявился только тогда, когда они приблизились к дому О'Коннора. С ловкостью, которой он был знаменит, Морленд схватил молодого человека за шиворот и затащил его в проход между домами.

Он приставил к его горлу свое любимое оружие, острое и блестящее.

— Должен признать, О'Коннор, вы заставили меня побегать с тех самых пор, как скрылись из Лондона.

— Кто вы такой? — заикаясь пролепетал Натаниель.

— Считайте меня посланником виконта Хэдли. Вам известно, что виконт терпеть не может грабителей? Как видно, неизвестно, раз мы встретились так далеко от Лондона. Тогда позвольте мне освежить вашу память. Виконт щедро одолжил вам весьма значительную сумму, скажем прямо, половину своего состояния! Вы поймете, сколь он был огорчен, когда вы покинули Лондон, не вернув ему ни гроша!

Морленд ослабил пальцы на горле Натаниеля и медленно повернул его к себе лицом; кинжал теперь упирался ему прямо в сердце. При виде нападающего Натаниель невольно проглотил слюну. Он не мог оторвать взгляда от узкого белого шрама, рассекавшего щеку Ионы от уха до рта, и его угрожающей улыбки.

— Вы, конечно, понимаете, зачем я сюда приехал. Виконт Хэдли любит доводить дело до конца.

Голос О'Коннора охрип от страха.

— Что вам от меня надо?

— Только то, что причитается виконту, дружище, и ничего больше.

— Когда? Мне необходимо время, чтобы…

— Три дня, — прервал Иона. — Даю вам три дня. Буду ждать вас с деньгами в том самом баре, где вы только что были. Вам понятно?

О'Коннор кивнул. Он не мог выговорить ни слова.

— Прекрасно. — Иона водил пальцами по острию кинжала. — А теперь убирайтесь, пока я не передумал.

Натаниель повернулся и бегом пустился к дому. Иона улыбнулся, отряхнул сюртук и пошел прочь.

Элизабет страдала.

Ее брак всегда был непрочным, но теперь он рассыпался на куски. Они с Морганом вели себя как совершенно чужие люди. И хотя она жаждала положить конец ссоре, ни он, ни она не могли забыть обиды. Несколько раз Элизабет пыталась втянуть Моргана в простой разговор, но он отвечал короткими, односложными фразами. Он не шел на примирение, что еще больше выводило ее из себя. Невозможно было притворяться, будто ничего не случилось, когда мир рушился вокруг тебя.