– Ну, это как получится! Дай хоть чаю выпить да поговорить! …Это ж сколько лет, сколько зим мы с тобой не виделись, Люд?

– Да я уже чайник поставила! A может, чего покрепче налить? – предложила Людмила.

– Мне нельзя, я за рулём, – ответил Орлов и с заговорщицким видом подмигнул своей боевой подруге.

– A ты чего сидишь как неродной? – спросила Олега хозяйка дома. – Давай с нами к столу! Хочешь конфетку?

– Нет, спасибо. Мне и здесь хорошо.

Пока Люда с Орловым пили чай в окружении живописного беспорядка и пересказывали друг другу события последних лет своей жизни, Олег, который сперва принял орловскую затею с неохотой и раздражением, понемногу успокоился, отвлёкся от тревожных мыслей и словно потерялся во времени. Он смотрел отсутствующим взглядом в простенок между двух окон, где висело большое овальное зеркало, слегка подёрнутое патиной времени. В зеркале отражались стол, покрытый оранжевой в синюю клетку скатертью; жёлтый эмалированный чайник на чугунной подставке; всплывшее над крышкой чайника облачко водяного пара; две фарфоровых чашки с блюдцами торжественной тёмно-синей раскраски, слегка нарушенной сколами на позолоченном ободке; разбросанные по столу «золотинки» от шоколадных конфет; орлиный профиль Орлова и курносый профиль Людмилы в обрамлении ситцевых занавесок с набивным рисунком из целующихся курочек и петушков… И вдруг Олег понял, кого ему напомнила эта женщина:

– «Такая рыжая-рыжая. И губы у неё все время трескались. До сих пор помню. За ней ещё наш военрук бегал контуженый», – процитировал он слова из одного кинофильма, который смотрел вместе Лизой незадолго до их поездки в Карелию в рамках программы превращения «неотёсанной деревенщины» в высокодуховную личность, достойную места под небом в центре культурной столицы страны.

(Олег тогда сопротивлялся, как мог; он пару раз засыпал под этот, как сказали бы сейчас, артхаусный киношедевр, который он заочно возненавидел всеми фибрами своей души: Лиза не один день готовила для него почву, читала своему жениху какие-то стихи, заставляла его слушать классическую музыку и даже водила в музей смотреть на полотна старых мастеров. Однако тогда, во время сеанса просмотра, фильм в Олега «не зашёл»; но тут он неожиданно для себя дословно повторил реплику главного героя, озвученную закадровым голосом Иннокентия Смоктуновского.)

Орлов с Людой обернулись и взглянули на Олега в полном недоумении.

– Какой-то он странный у тебя, – произнесла наконец Людмила. – Он что, вправду контуженый? Надо же, такой молодой, а уже…

– Да это из одного фильма, – объяснил ей Олег. – Там ещё стихи красивые были:

Орлов снова недоумённо переглянулся с Людмилой:

– Ты это к чему вообще? По рыбалке, что ли, соскучился? Хорошо, как вернёмся, свожу я тебя на рыбалку.

– A зачем ждать-то? – удивилась Люда. – Сегодня заночуете, а завтра на Шую съездите с утреца! У меня и сеть, и удочки найдутся.

– Я, между прочим, сюда не рыбу удить приехал! – заметил Олег. – Меня невеста ждёт, наверняка уже вся извелась.

– Ну, невеста – не жена, – сказал на это Орлов. – …Слушай, Людок, а пойдём-ка мы лучше в баньку! Не будем мешать поэту и дум высокому стремленью. A ты, студент, сиди дальше, стереги своё сокровище!

– A может, с нами пойдёшь? – предложила Олегу Людмила. – Чего ты и в самом деле как неродной?

– Нет уж! – ответил он ей. – Я уже сказал: меня невеста ждёт. A вы идите, мойтесь, если так запачкались!

Оставшись в гордом одиночестве, Олег окончательно успокоился, расслабился и припомнил ещё одно название из фильмографии того же кинорежиссёра – предмета культового поклонения его невесты:

– Нет, товарищ Орлов, вы не танк и даже не трактор! Вы – твердолобый дорожный каток без тормозов, вот вы кто! Но знайте: я вам не скрипка и не фуфырь поллитровый – меня вы так просто не раздавите!

Однако очень скоро художественные настроения покинули Олега. Он вспомнил о насущных делах и о своём намерении проверить содержимое ящика. Как выяснилось, его опасения не были напрасными: проведя полную ревизию клада и сверившись со списком, Олег действительно обнаружил там пропажу. Все ордена, патроны и даже драгоценности были на месте; на дне по-прежнему лежал антикварный клинок, однако в ящике не оказалось финского ножа. Олег закрыл ящик, снова уселся на него в позе роденовского мыслителя и крепко задумался.

Из размышлений его вывел голос Орлова. Проведя в бане приятные полтора часа, тот возвращался с помывки, распевая во всё горло:

– Ты чего такой кислый? – спросил он Олега, заходя в дом. – И где «с лёгким паром»?

– Нож пропал.

– Какой? Бебут, что ли?

– Да нет, этот как раз на месте. Я про финский нож. Ножны тут, а самого клинка нет.

– Наверняка пацан стащил, больше некому.

– Так уж и некому?

– Ну не профессор же твой и не дочка его – чтобы страницы у книжек разреза́ть? …Или ты на меня намекаешь?

– A я не намекаю, я прямо указываю. Это вы нож прикарманили?

– Ты пургу-то не гони! Вот я в ножички не наигрался за жизнь мою разудалую! – усмехнулся Орлов. – Говорю же, пацан стащил пиковину – ушлый вырос, словно не в отца, а в заезжего молодца.

– Слушайте, хватит уже ваших сальных намёков! – возмутился Олег. – И не надо о других по себе судить! Короче, пошёл я, может, попутку остановлю.

– Да стой ты! Сейчас уже поедем – полчаса погоды не сделают. …Слушай, а может, всё-таки поделим, а?

– Нет!!! – отрезал Олег.

– Вы куда меня привезли? – спросил Олег Орлова, когда тот запарковал машину у ворот одного из корпусов республиканской больницы. – Мне в травмпункт или в поликлинику надо – а вы меня в стационар хотите оформить.

– Успокойся, ладно? Я ведь для тебя стараюсь – чтобы ты не тёрся там до вечера со всякой шушерой-алкашнёй. A тут тебя примут, как дорогого гостя, всё сделают по высшему разряду. Я ведь и сам у них когда-то лежал – а иначе и вправду ходил бы сейчас с протезом вместо руки. …Так, чего у нас там ещё завалялось для товарищей медработников? Галеты какие-то, ветчина в банке – ладно, сгодится! Ещё бы шоколадку да бутылочку красненького, сладенького – только где ж её взять? Эх, не любит тебя совсем твоя Лизавета! Надо бы её к Людке направить на учёбу и перевоспитание. Во, гляди, чего она мне дала на дорожку! Говорил же – золотая баба!

Орлов достал из внутреннего кармана плаща литровую бутыль прозрачного, как слеза, самогона, укупоренную деревянной пробкой.

– Да чёрт бы вас побрал! – закричал в сердцах Олег. – A я-то, дурак, опять повёлся! Короче – это уже край, последняя капля!

– Какая ещё капля? – возразил ему Орлов. – Да тут целый литр с прицепом! Хватит и напиться, и подраться!

– Горит? – спросил его Олег.

– Да ещё как! Синим пламенем!

– Это хорошо, что синим.

– Ты чего задумал, химик? – насторожился Орлов, увидев недобрый взгляд Олега.

– Поживём – увидим, – ответил тот.

– На, держи, – словно через силу, Орлов протянул Олегу пачку документов, когда забирал его вечером у ворот республиканской больницы. – Всё сдал по описи, можешь проверить. Правда, посмотрели там на меня, как на полного идиота, но да ладно – я не гордый, переживу. У тебя-то как дела?

– Всё нормально, – ответил Олег, задумчиво глядя на Орлова. – Рентген сделали – действительно перелом большого пальца. Лонгету наложили, сказали – месяца полтора носить, не снимать. …Слушайте, а ещё не поздно всё назад отыграть?