Бессонные ночи – отличное время для размышлений. Никто не отвлекает разговорами, лежишь себе в полной тишине и думаешь, думаешь, думаешь…

Передо мной возник образ Маришки. Сестра грустно смотрела на меня, словно желая что-то сказать, но никак не решаясь. Мои руки сами собой сжались в кулаки.

– Где же ты, Маришка? – глухо пробормотала я, сглотнув подступившие к горлу горькие слёзы, – где?

Я никогда не верила в возможность передачи мыслей на расстоянии, в предсказания и гадания, но в этот момент очень захотела – пожелала всем своим существом – чтобы была возможность, пусть даже призрачная, связаться с моей сестрёнкой, сказать, что я её люблю, что я обязательно найду её, вытащу из любой передряги, спасу от любой напасти… что всё будет хорошо.

Маришка печально улыбнулась мне и начала таять, как дым над банной трубой в жаркий летний день.

– Нет!

Я не выкрикнула это слово, а еле слышно прошептала. Что толку кричать, если тебя не услышит та, кому ты кричишь? Лицо сестры всё ещё висело передо мной, но и оно, вдруг дёрнувшись, исчезло, вспугнутое ещё одной мыслью.

Кладбище за Збигровским трактом.

Оно уже не в первый раз возникло в памяти. Почему я так упорно возвращаюсь к нему, если там никогда не была?

– Потому, что это важно, – прошептала я, даже не заметив, что высказала эту мысль вслух.

Каждый раз само название этого места заставляло сердце нехорошо ёкать и замирать. Я никогда не бывала там или даже неподалёку, но чуяла нутром: там кроется что-то нехорошее. И дело даже не в страшилках Иня. Всё гораздо серьёзнее. И самое жуткое – исчезновение Маришки вполне может быть связано с этим местом.

Эта догадка проскользнула в голове невесомой, как пушинка одуванчика, но разум тут же ухватился за неё. Пушинка мигом отрастила корни.

– Да чепуха это всё, – неуверенно пробормотала я, покусывая палец, – пустые фантазии.

Но сон испарился окончательно под натиском тоски, смешанной с беспокойством и растревоженным воображением. Чтобы хоть как-то успокоиться, я принялась обдумывать возможный маршрут сестры, которым она полетела из столицы сюда, в Совятник. Свернулась калачиком и попыталась воссоздать в уме карту Златой Рощи, Гнездовиц и окрестностей. Ничего хорошего у меня не вышло. Всё было скрыто плотным чёрным туманом, из которого, как острова, выглядывали разрозненные куски: Златая Роща, Гнездовицы, Листвица. Мама говорила, что Маришка летела из…. из…

– Стриган, – прошептала я, – нет, не то. Кроган? Крожан?

Ружан. Точно. Далеко ли от этого города Збигровский тракт? В какой стороне от него лежит пресловутое кладбище?

В голове было пусто, как в ларе с крупой после нашествия голодных мышей.

Без карты обойтись было никак нельзя. Да только вот я сильно сомневалась, что пани Лютрин держит в больничном крыле комплект карт на случай, если пациенты резко заинтересуются географией. Однако я точно знала, где можно найти кое-что подходящее.

В холле библиотеки висела огромная карта Галахии. На ней студенты тренировались прокладывать маршруты и вычислять расстояния. Ориентирование на местности было обязательным требованием пана Римбовича: без этого о зачёте по физкультуре можно было и не мечтать. Когда я вспомнила об этой карте, то почувствовала небольшое облегчение. Откинула одеяло, спустила ноги на холодную плитку пола и принялась нашаривать туфли под кроватью.

Возможно, во всём этом ничего такого и нет. Но проверить всё-таки стоит.

***

Широкий коридор напоминал длинный рукав рубашки, присборенный посередине: там, где из него выходила дверь в галерею, ведущую в западную башню, он сужался, а потом расширялся вновь. Я споро шагала вперёд, то окунаясь в белёсо-голубое сияние, льющееся из узких окон, то вновь ныряя в полумрак. На улице всё ещё продолжался снегопад, но теперь полная тишина зимней ночи сменилась на зловещее завывание ветра в печных трубах Школы. Я поёжилась и поправила платье, наспех накинутое перед вылазкой. Туфли, надетые на босые ноги, тоже не добавляли ощущения уюта, но ради карты и собственного спокойствия можно было и потерпеть.

Библиотека располагалась совсем недалеко от больничного крыла. Всего-то вверх по лестнице в конце коридора, потом завернуть направо – и вот она, как миленькая. До двери, отделяющей коридор от лестницы, осталось не больше пары десятков шагов, когда я резко остановилась, словно запнувшись о выступающий из пола камень.

Мне померещился какой-то посторонний звук. Я напрягла слух. Тишина. Лишь где-то откуда-то издалека доносится уже знакомое постукивание, но к нему я уже привыкла настолько, что почти и не замечала.

Показалось, что ли?

Словно отвечая мне, ветер тоскливо заплакал в трубах, швыряя в окна пригоршни снега.

– Показалось, – твёрдо заявила я, тряхнув волосами, и направилась к двери.

Стоило мне тронуться с места, как звук повторился. Он долетал будто бы из противоположного конца коридора, сначала неясный и подрагивающий, но с каждым моим шагом набирающий силу.

Клацанье. Железные когти стучат по плитке пола, подбираясь всё ближе.

Вглядись во тьму, Агнешка. Ты уже видишь этот синеватый отблеск снега на угольно-чёрных перьях? Видишь, как пронзает темноту остриё клюва?

Он знает, где ты.

Клацанье приближалось. Тяжело дыша от страха, я ускорила шаг и почти бегом преодолела расстояние, отделявшее меня от двери. И только у неё решилась обернуться.

В коридоре позади меня было пусто. На стенах плыли призрачные тени от падающего снега, растворяющиеся в полумраке.

В котором как будто бы что-то шевельнулось.

Я не стала проверять свою догадку. Быстро выскочила за дверь и плотно прикрыла её за собой.

***

Глядя на огромную – во всю стену – карту, я мысленно вознесла хвалу пани Татрин за то, что она когда-то решила разместить её в холле библиотеки, а не внутри.

Впрочем…

Я подошла ближе и запрокинула голову, ища Листвицу.

Впрочем, возможно, карта появилась здесь ещё задолго до того, как пани стала библиотекарем.

В сумраке холла значки на карте расплывались, а уж про то, чтобы прочитать надписи, можно было вообще не мечтать.

– Если б я могла обернуться, – строго сказала я самой себе, – не пришлось бы так страдать. Эх.

И, отогнав от себя видение совы, с умным видом читающей карту в кромешной тьме, я достала из кармана заранее припасённую зажигалку. Её я нашла в одном из ящиков стола больничного крыла. Пощёлкала кремнием и подняла светло-жёлтый огонёк повыше. Пришлось даже привстать на цыпочки.

Ага, вот и Листвица – самый большой кружок с короной, обозначающей столицу, на берегу полноводного Тронта.

Я переместила огонёк ниже, ища Ружаны. На это ушла пара минут, и Ружаны обнаружились на юго-западе.

– Замечательно, – пробормотала я, – теперь Злата Роща…

К востоку от Ружан. Ничего необычного. Пара дней лёта для опытной совы, а если бы Маришка устала, могла бы преспокойно воспользоваться порталами – вон, как сверкают голубые кристаллы, обозначающие их. И в Ружанах, и в Роще.

Теперь…

Огонёк дрогнул.

Збигровский тракт.

Чтобы отыскать его, пришлось потрудиться. Сначала я бестолково водила светильником между Рощей и Гнездовицами и только потом, когда плечи окончательно затекли, догадалась посмотреть восточнее.

Вот и он, Збигровский тракт. Узкая, как нитка, дорога, петляющая между многочисленных холмов, лесов и болот, и уходящая к Заячьему перевалу. Дальше – уже Алкедония, соседнее княжество.

Я с наслаждением опустила занывшие руки и погасила огонёк. Подвигала затёкшим пальцем, которым придерживала кремень. Потом вновь зажгла огонёк и взглянула на карту. Вот и оно, кладбище. Обозначено тремя могильными плитами со сдвоенными кружками{?}[символ Гальяха, Верховного бога. При свете солнца он правит Верхним миром и миром людей, а по ночам спускается в Нижний, мир мёртвых. В него верят преимущественно обычные люди]. Чтобы попасть туда, Маришке пришлось бы облететь Рощу по дуге, а в сторону Совятника и вовсе не оборачиваться.