– Это было похоже на сомнамбулический ступор, – подхватил Стефан, который внимательно слушал медсестру. – Побочный эффект некоторых особо сильных проклятий. Часто влечёт за собой полный паралич всего тела и нарушения речи, мысли, эмоций…

Мама еле слышно всхлипнула, подлетела ко мне и прижала к себе. Я прильнула к ней и молча уставилась на Стефана; от его слов мне стало только хуже. Липкий страх паутиной оплёл тело и не собирался отступать.

– Если это не этот-как-там-его ступор, – тихо сказала я, – тогда что это было? Что со мной вообще творится?

Вместо ответа Стефан посмотрел на маму. Мне это очень не понравилось; я нутром почуяла, что от меня опять пытаются что-то скрыть.

– Магистр Штайн, – резко сказала я, – несколько минут назад вы сказали, что отсутствие ступора – это хорошие новости. Значит, есть и плохие?

Теперь уже переглянулись все трое.

– Что ж, я думаю, что это ты точно должна знать, – со вздохом сказала мама. – Но, Агнешка, я сделаю всё, чтобы тебя вылечить. Приглашу лучших лекарей Галахии, обещаю!

От маминых слов ужас усилился. Я почувствовала, как кушетка подо мной закачалась и куда-то поплыла.

– О чём это ты, мам? – хрипло спросила я, еле проталкивая слова через сдавленное страхом горло. Белая Сова подала знак панне Лютрин, та быстро сплела несколько рун и ласково – преувеличенно ласково, как мне показалось – попросила:

– Обернись, Агнешка. Только не торопись.

Она могла бы и не уточнять: уж чего-чего, а торопиться мне сейчас совершенно не хотелось. Я чувствовала себя так, будто оказалась глубоко под водой, сковывающей все движения. Медленно, растягивая каждый вздох, я повернула голову, а потом уже и всё тело.

Позади меня висело зеркало, сотканное прямо из воздуха. «Уплотняющее плетение плюс формула Водяной глади», – машинально отметила я про себя.

И тут же забыла обо всех плетениях и формулах, увидев собственную спину.

Узор из синих пятен, опоясывающий руку, никуда не делся. Более того, одной только рукой он теперь и не ограничивался. Он извивался, сложносочинённо петляя, зловещими цветами распускаясь на лопатках и ветвистой лозой оплетая позвоночник.

– Анфилий меня задери, – только и смогла выдавить я.

========== Глава 13 ==========

Я вновь неподвижно сидела на кушетке, в прострации уставившись в никуда. То, что я увидела в зеркале, эта «синяя лоза», как я уже окрестила этот жутковатый узор на своей спине, не походила ни на что. Хотелось верить, что это просто какой-нибудь побочный эффект проклятия, с которым я уже успела даже сродниться, но не получалось. Тут было что-то ещё, но что именно – на этой мысли я спотыкалась.

Мама и остальные тоже не сидели без дела. Белая Сова взволнованно ходила туда-сюда и, лихорадочно заламывая руки, бормотала:

– Я вызову лекаря Шивчика из Дольных Низин, уверена, он не сможет мне отказать… ох, нет, он уже совсем старый, еще перепутает что-нибудь… напишу-ка я панне Глях… нет, тоже не подходит…

– Панна Миронрава Глях отошла от дел, – подал голос Штайн. Он стоял, опершись на стол пани Лютрин, и наблюдал за мамой. Та вскинула на него недовольный взгляд, и он чуть наклонил голову, – простите, госпожа директор, что нечаянно подслушал.

– А почему бы не обратиться к профессору Гловачу? – спросила целительница, оторвавшись от шкафа, в котором звенела какими-то склянками, – насколько я знаю, он ещё практикует и до сих пор преподаёт в Королевской Академии Целителей.

Мама резко остановилась, словно споткнулась обо что-то. Её глаза блеснули:

– Отличная идея, Сарка! И как я только сразу о нём не подумала? Он же приезжал к Агнешке тогда, в первый раз!

Это правда. Я помнила профессора Иеронима Гловача, молчаливого худощавого мужчину неопределённого возраста. Перья, которые он носил, всегда стояли дыбом, а лицо напоминало маску – настолько оно было непроницаемым.

Профессор Гловач был невозмутим настолько, что даже мой случай с проклятьем не вызвал у него никаких эмоций, кроме подёргивания брови. Этим он напоминал Штайна. Правда, возвращаясь в памяти к нашей встрече, я подумала, что по сравнению со Стефаном, чьи эмоции (вернее, их отсутствие) были искренними, поведение профессора больше смахивало на актёрство.

– Я знаю пана Гловача, – сказал Штайн, – это хорошая мысль, он отличный профессионал.

Пани Лютрин зарделась. Белая сова одобрительно кивнула:

– Решено! Я немедленно отправлю профессору Призрачного Посланника!

Казалось, обо мне забыли, и я была от этого далеко не в восторге. Пришлось кашлянуть, привлекая к себе внимание. Все синхронно обернулись, и я помахала больной рукой.

– Всё это, конечно, замечательно, – сухо сказала я, – но есть ли гарантия, что я не загнусь раньше того, как прибудет профессор?

– Агнешка, детка, что ты такое говоришь… – неуверенно начала пани Лютрин, но мама прервала её повелительным жестом.

– Агнесса права, Сарка, – холодно сказала она, – во всей этой суматохе с обсуждением мы совсем забыли о главном.

Она повернулась к целительнице и в упор посмотрела на неё. Взгляд у Белой Совы был красноречивым, и пани Лютрин невольно попятилась.

– Разумеется, я попрошу профессора Гловача захватить всё необходимое для обследования Агнессы, постановки правильного диагноза и назначения нужного лечения. Но сейчас мы можем что-то сделать своими силами и с помощью тех средств, которыми мы располагаем?

Пани Лютрин будто бы скукожилась на глазах. Да что уж там, даже я невольно почувствовала себя слегка виноватой. Впрочем, это не помешало втайне обрадоваться: Белая Сова вновь стала собой, и от этого полегчало.

– Разумеется, можем, – чуть дрожащим голосом сказала она, – я начну с исследования этого… м-м-м… пятна на спине и руке Агнешки, чтобы определить его природу.

– Я бы также посоветовал, – негромко сказал Стефан, но целительница вздрогнула, будто прикоснувшись к раскалённой трубе, – взять у Агнессы немного крови для анализа. Вы же наверняка помните, пани Лютрин, что обследование пациента должно быть не только внешним, но и внутренним.

Целительница степенно кивнула.

– Благодарю за напоминание, пан Штайн, – с достоинством проговорила она, но я почувствовала лёгкую дрожь в её голосе и удивилась: чего это она? – я и сама собиралась это сделать. Согласно методу Зебровского-Арнтгольца…

– Я рад, что мы с вами мыслим в нужном направлении, – весьма неделикатно перебил её Стефан, – но я бы тоже хотел принять участие в исследовании. У меня есть кое-какая гипотеза относительно природы этого, как вы выразились, пятна, и я бы хотел её проверить.

Он посмотрел на Сарку Лютрин в упор. Пожилая целительница нахмурилась, поджала губы, словно желая что-то сказать, но быстро опустила глаза.

И тут до меня дошло.

Пани Лютрин побаивалась Стефана!

– Я рада, что вы решили работать сообща! – громко провозгласила мама, – так, может быть, уже приступите?

Я со страдальческим видом протянула руку.

***

Я никогда не боялась вида крови. Однокурсницы дружно бледнели и усиленно отводили глаза, когда на занятиях по целительству нам приходилось препарировать кроликов или жаб, но на меня вид разверстых внутренностей не производил никакого впечатления. А кровь – да что в ней такого? Просто красная густая жидкость с металлическим запахом и привкусом железа.

Однокурсники, подметив эту мою особенность, как-то раз даже принялись подначивать меня перейти на факультет боевой магии, но я отказалась. Во-первых, там много часов отводилось на физическую подготовку, а она у меня оставляла желать лучшего. Во-вторых, сама мысль о том, что боевым колдунам приходится убивать людей, мне претила.

Я тяжело вздохнула и потёрла лоб, пытаясь отвлечься от ненужных мыслей.

– Не волнуйся, детка, я быстренько, – проворковала пани Лютрин, пожалуй, чересчур сладким голосом. Я нахмурилась: такое обращение злило, и процедила:

– Пани, мне не три года.

Стефан отчётливо хмыкнул.