Кого-то страшно знакомого.

— Магистр Жданек? — вглядевшись, прошептала я.

Шляпа плавно повернулась в мою сторону. Предрассветные сумерки не давали толком разглядеть то, что находилось прямо под ней, но я была готова поклясться, что передо мной на миг появилось лицо Пауля Жданека: испещрённое морщинами, усталое и доброе.

— Здравствуйте, — пролепетала я, чувствуя ужасную растерянность: никогда ещё не доводилось встречаться с настоящими призраками лицом к лицу. — Рада вас видеть. Спасибо за конспекты.

«Как поживаете?» — чуть не ляпнул мой язык, но я, спохватившись, одёрнула себя.

Призрак качнулся на месте и неторопливо подплыл ко мне. Вытянул полупрозрачную руку, не то пытаясь дотронуться до меня, не то желая погладить по голове.

Я аккуратно отстранилась, прекрасно помня, чему учили на занятиях по монстрологии: следует избегать физического контакта с привидениями, иначе рискуешь заработать ожог от ледяного холода или онемение того участка кожи, который коснётся призрачной материи.

Магистр Жданек остановился. Мне показалось, что я почувствовала немой укор с его стороны.

— Извините, — с сожалением пробормотала я, — не хотела вас обидеть…

Рука призрака описала полукруг в воздухе и застыла в нескольких дюймах от моей проклятой кисти, лежащей на одеяле. Замерла. Потом быстро метнулась к моему лицу и вновь вернулась на прежнее место.

Мой предшественник пытался что-то мне сказать.

— Что такое? — недоуменно спросила я. — Что вы имеете в виду?

Где-то далеко внизу, со стороны Гнездовиц, донёсся едва слышный крик первого петуха.

Магистр Жданек опустил руку и печально растаял в воздухе.

Я осталась наедине с новыми вопросами и загадками.

========== Глава 10 ==========

До рассвета я так и не уснула.

Стоило мне закрыть глаза, как я видела Маришку. Сестра протягивала ко мне руки и что-то беззвучно шептала. За её спиной клубилась тьма, а лицо дрожало, расплываясь, как отражение в неверной воде.

С каждым вздохом во мне поднималось тревожное, сосущее чувство вины перед ней. Постепенно оно превратилось в настойчивый зуд в кончиках пальцев и где-то глубоко в горле. Почему я сижу, сложа руки? Нужно куда-то бежать, что-то делать, чтобы спасти сестру, вытащить её… откуда?

Я не знала.

Анфилий меня побери, я не знала ничего!

Мама очень успешно скрыла всё от меня. Именно благодаря ей я занималась какой-то ерундой, тратила драгоценное время на глупости, плясала на балах, пока моя сестра…

В носу защипало. Я сглотнула и яростно утёрла слёзы с глаз.

Сестра попала в беду. Я не знала ни единой подробности случившегося, но в этом была уверена точно. А раз так, то я обязана её спасти.

Судорога, скрутившая левую руку, была такой сильной, что я вскрикнула.

— Я вытащу Маришку, — стиснув зубы, прошептала я. — Откуда бы то ни было, но я спасу её! Не могу колдовать — и плевать! Есть сотни и тысячи людей, которые не могут, но это не мешает им действовать!

На ум пришла легенда о Морроу — одном из учеников Кахут. Он пытался изобрести эликсир вечной жизни, чем прогневал богиню. Она отняла у него способность к колдовству. Морроу стал странником, а потом удалился в горный монастырь, где открыл в себе способности лекаря и до конца дней помогал людям, излечивая даже самые тяжёлые болезни.

Конечно, ни в какой монастырь я не собиралась, но история Морроу воодушевила меня и помогла воспрянуть духом.

***

Спонтанное решение, принятое ночью, при утреннем свете обычно теряет свою привлекательность.

В моём случае оно просто превратилось в нечто иное, обзаведясь новыми подробностями.

Если ночью идея сбежать из Совятника и отправиться на поиски сестры в одиночку казалась мне просто блестящей, то к утру я слегка остыла и поняла, что ничего хорошего такой план мне не сулит.

Во-первых, деньги. Где я возьму столько злотых на самостоятельные поиски? Конечно, можно одолжить у Ринки, но это обозначает, что придётся вновь задержаться в Роще. Да и от лишних расспросов не избавит.

Во-вторых, одна я просто не справлюсь. Если придётся столкнуться с чем-то (или кем-то) серьёзным, свои способности противостоять этому я бы оценила в пару-тройку погнутых медяков. Будем судить о положении вещей здраво.

В-третьих…

Это самое «в-третьих» вызывало у меня наибольшее негодование.

Как бы я ни противилась этому, приходилось признавать, что Стефан, пожалуй, был прав. Шкафы просто так на голову не падают, да и ряденик тоже на той дороге явно не случайно появился. Не стоило забывать и про жуткого бесплотного гостя, который сегодня ночью навестил меня явно не случайно.

За мной охотятся?

Кому я могла помешать?

Подумав об этом, я перестала расчёсывать волосы и усмехнулась с горькой иронией.

Помешать. Да я безвылазно просидела в Кёльине два года! Или у меня внезапно объявился конкурент, решивший проследовать за мной до Совятника, чтобы извести прямо в его стенах.

Секунду.

Рука с гребнем вновь замерла.

Чтобы пробраться незамеченным в Совяник, а уж тем более разбудить ряденика, нужно быть Пернатым. Обычному человеку это не под силу.

Я почувствовала, как по шее скользнул холодок.

Посторонний колдун или ведьма не проберётся в стены Совятника. Они защищены специальным заклятием.

Значит ли это, что меня пытался извести кто-то из местных?

От этой мысли у меня закружилась голова и так зазвенело в ушах, что я не сразу услышала деликатный стук в дверь.

— Агнесса, я знаю, что ты уже проснулась, — долетел из-за деревянной створки мамин голос. — Открой, пожалуйста. Я думаю, нам нужно поговорить.

***

Я была так ошеломлена своими умозаключениями, что послушно распахнула дверь и рассеянно обронила:

— Dobré ráno{?}[dobré ráno [добре рано] — доброе утро (галах.)], мама.

По лицу Белой Совы тоже нельзя было сказать, что ночью она спала сладко и крепко. Об этом без слов говорили тёмные круги под глазами и пара лишних морщин, перечерчивающих высокий лоб. Единственное, что осталось неизменным — взгляд. Жёсткий и цепкий. Как только она подняла на меня голубые, полупрозрачные, как лёд, глаза, руки и ноги мгновенно отнялись, а язык отказался повиноваться. Я будто вновь стала малолетним совенком-несмышлёнышем.

Пара тягучих, как дёготь, секунд растворились в вечности, пока мы смотрели друг на друга.

Внизу, во дворе замка, снежок со стуком ударился в стену замка. Зазвенел заливистый девичий смех.

Я тряхнула головой, сердито отгоняя наваждение детства. Сквозь ледяную пелену недосягаемой идеальности проглянули растерянность и беспокойство — те эмоции, проявление которых у мамы мне не могли раньше и присниться.

— Dobré ráno, Агнешка, — тихо повторила она. — Мне можно зайти?

— Д-да, конечно, — я посторонилась, пропуская её в комнату, и закрыла дверь.

Белая Сова опустилась на краешек стула, сложила руки ра коленях. Больше она не проронила ни слова.

При взгляде на неё, печальную и понурую, я почувствовала, как во мне снова поднимается обжигающая ярость. Мама горбилась, словно не могла сбросить с плеч какой-то тяжёлый груз, и мне очень хотелось верить, что груз этот — чувство вины перед нами с Маришкой.

— Нам нужно поговорить, — тихо повторила она, избегая моего взгляда.

— Я тоже так считаю, — холодно ответила я, чувствуя, как колючие ледяные шипы сдавливают горло, перекрывая дыхание. — Нам давно было пора поговорить.

И, быстро смахнув со второго стула книги и конспекты, уселась напротив мамы. Повторила её позу, сложив руки на коленях.

— Я, пожалуй, начну, — с трудом выдавливая слова, заговорила я. Мама вскинула на меня глаза. Мне показалось, что в них мелькнула благодарность. — Зачем ты это сделала? Почему так долго скрывала всё от меня? К чему был весь этот цирк с преподавательством…

Я осеклась, потому что Белая Сова наклонилась вперёд и взяла мою увечную руку в свои. Я почувствовала сухой жар её ладоней.