— Понимай это как хочешь, — сухо сказала я, чувствуя себя очень странно. Мне было не впервой идти наперекор матери, но я чувствовала, что сегодняшняя перепалка выльется во что-то большее, чем обычная ссора. — Я не понимаю, почему из-за какого-то пустяка меня наказывают так, будто я, как минимум, подожгла городскую ратушу!
— Это не пустяк… — холодно начала мама, но я услышала, как её голос дрогнул, и очень удивилась. Белая Сова на секунду приложила пальцы к щекам, прикрыла глаза и твёрдо сказала:
— Ты многого не понимаешь, Агнесса. Поэтому прошу по-хорошему… Нет, приказываю как директор: отдай ключи!
Я выдержала её взгляд. Это далось мне с трудом: ежесекундно хотелось опустить глаза. Прищурилась и сунула ключи в карман, отрезав:
— Нет, пани Мёдвиг. Не потому, что я плохая непослушная девчонка. Мне надоело, что меня до сих пор считают несмышлёнышем, пытаются контролировать каждый шаг и указывают, как мне жить, как себя вести и даже какую причёску носить! Я осознаю, что много дров наломала в прошлом…
Я сделала паузу и потрясла проклятой рукой. Удивительно, но ни Стефан, ни мама не проронили ни слова, внимательно наблюдая за мной. Я успела мельком пожалеть, что магистр стал невольным свидетелем нашей семейной сцены, но остановиться уже не могла и неслась дальше:
— Так дайте мне наконец повзрослеть и научиться жить самостоятельно! Я думала, что начну взрослую жизнь в Кёльине, но нет, ты сунулась туда и за каким-то Анфилием притащила меня обратно в Совятник! Благодарю покорно.
— Агнесса… — попыталась возразить мама, но я упреждающе подняла ладонь.
— Я не закончила, пани Мёдвиг. Я готова признать свою оплошность, но считаю, что наказание за неё слишком суровое. Именно поэтому я отказываюсь его принимать. Если вам это не по душе, мы можем расстаться полюбовно. Договор о вступлении на должность я ещё не подписала, поэтому официально я здесь никто. Я просто вернусь обратно в Кёльин, и всё будет как раньше.
В локоть впились ледяные пальцы. Я охнула и потрясённо замолчала.
— Нет, — глухо произнесла мама, глядя на меня исподлобья.
Я струхнула. Её рука мелко тряслась, и эта дрожь передалась мне. Весь лоск в один миг слетел с неё. В сердце червём ввинтился страх — я ещё никогда не видела Белую Сову такой — с диким блуждающим взглядом, бледную до синевы и с абсолютно безумными глазами.
— Нет, — низким голосом повторила она, словно других слов больше не существовало. — Ты никуда не поедешь. Не отпущу.
— Мама? — осторожно произнесла я. — С тобой всё в порядке?
Я боялась пошевелиться, боялась посмотреть матери в глаза. Что на неё нашло? Неужели всё из-за моего побега на Ярмарку, будь она неладна?! Моя решимость и обида притупились, и я уже была готова повиниться в чём угодно, лишь бы мама вновь стала собой. Ледяной королевой Совятника.
— Мама?
Хватка слегка ослабла. Белая Сова молча разглядывала меня, а потом медленно разжала пальцы и привычным жестом поднесла ладони к вискам. Потёрла их и прикрыла глаза.
Внезапно нахлынувшее безумие понемногу отступало. Черты лица сгладились, и мама постепенно приходила в себя, но теперь она выглядела ужасно уставшей и осунувшейся.
— Агнесса, — тихо произнесла она и, сбившись, замолчала, словно запрещая себе говорить дальше.
— Госпожа Мёдвиг, — раздался в тиши кабинета властный голос Стефана. Мы с мамой, как по команде, вздрогнули — ручаюсь, она тоже про него забыла.
Магистр боевой магии встал с кресла, где безмолвно просидел всё это время, и подошёл к маме. Бережно поддержал её под локти, проводил за стол и помог усесться в кресло.
— Госпожа Мёдвиг, — повторил он, и голос его звучал уже мягче, — я возьму на себя смелость напомнить вам наш давешний разговор.
Мама быстро взглянула на него. Непонимание в её глазах сменилось растерянностью, а потом — непонятными мне сомнениями. Штайн поднял брови и кивнул, словно подталкивая её к какому-то решению.
Я чувствовала себя одураченной. По всему выходило, что мама и Стефан скрывали от меня какой-то общий секрет, но какой?
— Что происходит? — дрожащим голосом спросила я. — Ответит мне хоть кто-нибудь?
Стефан и мама вновь переглянулись и уставились на меня. К горлу подкатило идиотское хихиканье, и я выпалила первое, что пришло в голову:
— Вы что, решили пожениться и теперь думаете, как сказать об этом мне?
Стефан быстро выпрямился и отвернулся к высокому окну, закрытому тяжёлыми бархатными шторами, но, клянусь, я услышала едва заметный смешок. Спустя секунду до меня донёсся неприкрытый хохот — смеялась мама. Она прижала ладони ко рту, пытаясь подавить его, но смех всё равно прорывался наружу: нервный, икающий, с истерическими нотками.
Я перепугалась окончательно. Мама смеялась над моей дурацкой шуткой? Видимо, произошло что-то совсем серьёзное.
— Мама…
— Агнесса, — едва слышно перебила меня Белая Сова. Она кое-как взяла себя в руки и выпрямилась в кресле, смахивая с щёк невольно выступившие слёзы, — нам нужно серьёзно поговорить. Видит Кахут, ещё вчера я очень не хотела этого разговора, но сейчас поняла, что магистр Штайн прав. Постарайся спокойно выслушать меня.
Я последовала её примеру и вытянулась до боли в позвоночнике, сев неестественно прямо. В голове вихрем неслись мысли: что ещё могло случиться? Кто-то опять умер? Совятник закрывают? Студенты написали массовые жалобы, и теперь меня отправляют под стражу?
— Агнесса, — медленно произнесла мама, — прежде я хочу попросить у тебя прощения.
Мне показалось, что я сплю. Белая Сова извиняется? Как такое вообще возможно?
— За что? — хрипло спросила я, чувствуя, как слова скребут по пересохшему горлу.
Мама глубоко вздохнула.
— За то, что не рассказала обо всём сразу. Выслушай меня, пожалуйста, до конца и не перебивай. Постарайся понять меня.
От этих долгих вступлений у меня закружилась голова. Я только кивнула, чувствуя, как от нервной обстановки шея начала деревенеть, а лоб — покрываться холодной испариной.
— Это случилось за месяц до твоего приезда, — тихо заговорила мама. — Сначала всё шло хорошо — она прислала весточку, что вылетает из Листвицы, потом от неё пришло импульс-письмо из Ружан{?}[небольшой город на юго-восток от Листвицы. Славится своим медовым пивом]. А потом — тишина. Мне было не по себе, но я не могла даже допустить мысли о том, что больше её не увижу!
Мамин голос сорвался. Она сжала губы так, что они превратились в нитку, стиснула кулаки и прижала их ко лбу. Я в ужасе наблюдала, как под идеальным макияжем проступают глубокие фиолетово-синие тени, а на шее начинают пульсировать вены.
— Кого не увидишь? — хрипло спросила я. — Что вообще случилось? Кто пропал?
Мама отняла руки от головы и взглянула на меня. В её глазах блестели слёзы, на дне которых плавало безумие.
— Марисса, — глухо ответила Белая Сова. — Моя дочь. Твоя сестра.
Мир со скрежетом перевернулся. Я молча смотрела на мать. Её слова прозвучали в ушах, как эхо, отзвук чего-то очень далёкого, не торопящегося обрести смысл.
Белая Сова наблюдала за мной, явно ожидая какой-то реакции. Её щека мелко дёргалась, а пальцы дрожали. Она комкала в руках какую-то бумажку.
— Маришка… пропала? — еле выдавила я из себя. Язык отказывался произносить последнее слово, а из горла вместе с голосом вырвалось какое-то придушенное шипение.
Мама вздрогнула, и я вместе с ней. На её лице отразилась такая гамма чувств, что я бы не удивилась, вздумай она отхлестать меня по щекам за очередную неуместную шутку. Но вместо этого она сморщила идеальный лоб и часто заморгала. Что-то появилось на её лице, и я в ужасе поняла, что это слёзы. Белая Сова беззвучно плакала, и вместе со слезами утекали последние остатки её чопорной красоты и хладнокровия.
— Мама? — в панике пробормотала я. — Что… погоди, Маришка пропала?! На самом деле? Это не розыгрыш?!
В голове что-то щёлкнуло. Мамины слова стали понемногу обрастать плотью и обретать смысл. Я вцепилась в волосы и часто задышала. На ум полезли сотни вопросов, один другого бестолковее. Я отдышалась и задала главный: