Потеряв в бесплодных попытках отведать лучшие бордо́сские вина несколько часов, до Лурда добрались, когда уже совсем стемнело. Всех троих неприятно поразила необычная многолюдность и суета, царящая вокруг даже в такое позднее время.

— Сегодня что, какой-то особенный день? — спросил Алексей у Виталия.

— Нет, здесь всегда так. Правда, я бываю здесь с клиентами только летом. Завтра, когда к Санктуарию пойдёте, и не такое увидите.

Утром, протиснувшись кое-как к началу моста Сен-Мишель, Маша вдруг остановила всех и со слезами на глазах сказала:

— Давайте не пойдем дальше! Простите меня. Это я всех сюда затащила, но…  — она замялась, — я и представить себе не могла, как, оказывается, тяжело видеть одновременно столько больных или инвалидов. Особенно маленьких детей.[25]

Мужчины согласно покивали, и вся компания стала выбираться из этого места, оказавшегося совсем не таким, каким они себе его представляли.

Зато последние пять дней на море были безмятежны и беззаботны настолько, что самой большой проблемой был выбор купальника Машей каждый день перед выходом на пляж. Накупавшись и назагоравшись, отправлялись вечером на ужин, по пути заезжая в Сен-Поль или в Мужен, и тратили по паре часов, бродя по галереям, магазинам и сувенирным лавкам. К их удивлению, во многих местах продавались постеры с кадрами из их французского клипа. А в одной галерее хозяин, узнав их, стал упрашивать подписать всё, что у него на тот момент было, пообещав по пять евро за каждый автограф. Маша с Викторов, увидев солидную стопку листов под сто, рассмеялись, отрицательно покачали головами, подписали по одному постеру каждого вида и пошли дальше.

Ужинали каждый раз в новом месте. Василий, их гид на Лазурном берегу, кажется знал всех хозяев всех приличных ресторанов в округе. И привозил только в те, которые в ресторанном гиде ГоМийо (Guide GaultMillau) имели не ниже пятнадцати баллов из максимальных двадцати. Этот гид, который оценивал только кухню и ничего больше, некоторые считали даже круче мишленовского за довольно жёсткую позицию в оценках. И потому более объективную по сравнению с Красным гидом Мишлена.

Так что в Москву вернулись отдохнувшие, довольные и соскучившиеся по работе.

По возвращении домой, Руденко практически не вставая просидел за монтажом американского клипа почти двенадцать часов. Ма́шина помощь на этом этапе заключалась в доставке еды и кофе. И подаче ценных советов, типа: «Вот здесь надо «Бум!» погромче сделать» (это когда у статуи Свободы что-нибудь отваливалось) или «А вот тут кота чуть подвинуть, а то слишком много загораживает»…  Закончив работу, позвали Алексея в качестве первого зрителя, хотя Виктор и поворчал, что, мол:

— Он необъективен будет, потому что ему априори нравится всё, что ты делаешь.

— Но ведь здесь не только моя работа, — возразила Маша, — ты что думаешь, он не понимает, что твоей работы в наших роликах гораздо больше, чем моей?

— Ну-у, понимает, я думаю. Он вообще подозрительно много понимает и подозрительно во многом разбирается для человека в погонах. Но в отношении тебя — обыкновенный человек, истыканный стрелами Купидона.

— А ты со многими людьми в погонах знаком? — поинтересовалась племянница с интересом, по обыкновению проигнорировав замечание насчёт их с Лёшей отношений.

— Мне и немногих хватило, — буркнул Виктор, вдруг вспомнив эпизод с допросом на Мосфильме…

И действительно, Алексей смотрел клип с улыбкой от уха до уха, временами заливаясь беззаботным, почти детским смехом. При этом не забывая бросать на Машу восхищенные взгляды.

— А теперь, пожалуйста, посмотри ещё раз, — попросила девушка, нахмурившись.

Лейтенант удивлённо переглянулся с Руденко, пожал плечами и кивнул Маше:

— Хорошо. Как скажешь. Давай ещё раз.

После повторного просмотра Алексей долго сидел молча, глубоко задумавшись. Наконец вздохнул и сказал:

— Это очень здорово, действительно — очень здорово! Не буду говорить хуже или лучше предыдущих ваших работ, но…  неоднозначно.

— Поясни, — потребовал Виктор.

— Видишь ли, мощь страны, экономическая и политическая, по выражению моего деда, определяется количеством людей, готовых ради неё выпрыгивать из штанов, пробивать лбом стены, лезть из кожи вон…  а врагов рвать на британский флаг. И это количество сильно увеличивается всегда, когда есть внешняя угроза. Вне зависимости от страны и от времени, хотя к нам, в смысле — к России, это применимо в максимальной степени, но…

— Ты хочешь сказать, — прервала его Маша, — что этот ролик может быть воспринят американцами как «внешняя угроза»? Мы вообще-то хотели просто слегка щелкнуть их по носу, а получается, что можем добиться обратного эффекта?

— Как внешняя угроза может быть расценено и оскорбление…  Если это кто-то посчитает таковым. А этот ваш клип…  он…  на грани…  Нет, конец, конечно оптимистический…  И вообще, первый раз у меня и мысли никакой не возникло о том, что здесь что-то ещё есть, кроме обычной развлекалочки, но…  когда ты попросила посмотреть второй раз…

— Мне кажется, ты преувеличиваешь, — вклинился Виктор, переглянувшись с Машей и давая ей знак не вмешиваться. — Это ведь не более, чем шутка. «То, чаго на белом свете воопче не может быть», как гениально сказано у Филатова. К тому же недавние протесты, погромы там у них, BLM всякие…

— Да, да, — покивал головой Арсентьев. — Я потому и говорю — неоднозначно. Могут или на щит поднять, или начать помоями поливать.

— Мы ничего не будем менять! — решительно заявила Маша, сверкая глазами.

— Да я и не предлагаю, — Алексей примирительно поднял руки. — Я просто хочу сказать…  предупредить, чтобы вы были готовы к повторению чего-то, похожего на зимний сценарий.

— Мы это уже с Виком обсуждали, — отмахнулась Маша, — справились тогда, справимся снова.

Повисла пауза, которую прервал Руденко:

— Ладно, раз технических замечаний нет, завтра едем Антонову показывать клип и согласовывать закадровый текст.

К сожалению, наши герои даже не подозревали, откуда им уже грозит опасность настоящая, а не будущая. И вовсе не с той стороны, о которой они думали. И не такая, как предыдущая, а гораздо, гораздо более серьёзная.

Пабло дель Скобар сидел на открытой веранде своей виллы, пил не пьянея стаканами сорокалетний Macallan[26] и пребывал в чёрной меланхолии. Было из-за чего! Весь бизнес уже который месяц летел коту под хвост. Особенно удручали результаты во Франции и, почему-то, в России. Он только что просмотрел мартовский отчёт главного бухгалтера и никак не мог выбрать один из двух вариантов, — либо перестрелять всех вокруг, либо самому застрелиться. Потому что компаньоны, обеспечивающие прикрытие всех крупных сделок, уже настолько ясно выразили своё неудовольствие, что было понятно даже самым тупым обезьянам, — если быстро не найти причину катастрофы, то первый вариант никак не поможет, а второй совершится и без его желания. И ведь искали причины. Причём очень тщательно. Заказывали даже через нескольких посредников два исследования, — у психологов из «Анонимных наркоманов» и в ECAD (European Cities Against Drugs).[27] Стоили такие изыскания, по сравнению с основными потерями, совсем немного, но и эти деньги оказались потрачены впустую.

От окончательного погружения в печальные глубины депрессии дель Скобара спас его младший брат Рикко, занимавший в его «холдинге» (как Пабло любил называть свою весьма разветвлённую сеть по производству и сбыту кокаина), место главы «курьерский службы». В его ведении были не только гонцы-носильщики, но и немало крепких парней, хорошо умеющих обращаться со всякими приспособлениями, помогающими быстро лишить человека жизни. Но, несмотря на богатый арсенал быстрых и радикальных методов, имеющихся в распоряжении Рикко, он славился тем, что умел виртуозно подставлять неугодных людей, либо подводя их под серьёзные статьи уголовных кодексов разных стан, либо провоцируя и фабрикуя скандалы, результатами которых частенько были «самоубийства».