— Как оно? Весело? — спрашивает Тимур и садится рядышком на мягкий диван.

— Безумно, — смеюсь и выразительно округляю глаза, головой качаю. — Если серьёзно, терпеть не могу такие сборища, меня на них вечно в сон клонит.

— То ли дело ночной клуб, да? — подначивает, а я фыркаю.

— Вот же, помнишь…

Краснею слегка, потому что тот позорный случай в биографии мне бы лично хотелось забыть. Тогда мне только исполнилось девятнадцать, я окончательно поняла, что хочу быть с Тимуром, но ещё поняла, что такое счастье мне вряд ли светит. Потому схватила в охапку Анжелику и, не придумав ничего лучше, завалилась вместе с ней в один из клубов. Там я додумалась напиться, потом разрыдалась, снова выпила и уснула за столиком.

Когда проснулась дома и в своей постели, переодетая в пижаму, отец не хотел со мной разговаривать, смотрел куда-то в сторону, словно меня не существует. Будто бы я досадная ошибка, позор и недоразумение. Я просила у него прощение, уговаривала, но папа есть папа — с ним трудно. И пусть вины моей было предостаточно, играть в молчанку с единственным близким человеком было невыносимо.

А ещё он рассказал о моём приключении Тимуру — я слышала их разговор несколькими днями позже, — и это сделало мне больно. А ещё говорят, что женщины сплетницы.

— Элла, мне тоже было девятнадцать, — Тимур приближается, касается губами виска, и я закрываю глаза, наслаждаясь его запахом. — Чего ты ёрзаешь?

Чёрт, заметил.

— Я… мне нужно кое-куда, — заявляю и отвожу взгляд.

— Если что, то нужная тебе комната через двор и налево, — понимающе улыбается и расслабленно откидывается на спинку диванчика.

— Жди меня и я вернусь! — звонко целую его в щёку, подбираю подол платья и, вцепившись в клатч, иду по заданному направлению к дамским уборным.

Внутри всего две женщины — лет тридцати, высокие, красивые. Поправляют макияж у зеркала, мажут по мне пустыми взглядами. Равнодушные и холодные, богатые настолько, что от блеска их бриллиантов слепит глаза. Правда, одна из них удивлённо заламывает бровь, когда замечает моё платье — так выглядит зависть.

С достоинством, высоко держа голову, плавно прохожу дальше и скрываюсь в одной из кабинок. Надо уезжать отсюда, надоел этот блеск и гламур.

Когда выхожу, никого уже нет, потому спокойно мою руки, а дверь за спиной тихонько раскрывается. В неё входит девушка — я узнаю её из тысячи. Да что там! Из миллионов.

Это Анна.

_________________

Дорогие мои!

Я надеюсь, что всё у меня получится и завтра зафиналим историю.

Спасибо, что читаете и остаётесь рядом)

Меня изнутри словно кипятком окатывает — это точно она. Я смотрю в зеркало, но перед глазами не моё отражение. Перед ними мелькают картинки: вот я подползаю к окну, чтобы увидеть, как эта лохудра лезет с обнимашками к моему Тимуру. Тогда было больно, сейчас тоже, но уже не настолько, чтобы потерять над собой контроль.

Анна красивая… очень. Ниже меня ростом, аккуратная, ладная в элегантном платье и на умопомрачительно высоких каблуках — на такие только смотришь в магазине, а уже голова кружится и мир из-под ног уходит. Ну и старше, конечно же — примерно двадцать пять, а может быть, даже немного больше. В эру продвинутой косметологии и пластической хирургии сложно определить возраст женщины “на глаз”.

Скашиваю глаза в сторону, по второму кругу намыливаю руки, словно не делала того же несколько мгновений назад, и наблюдаю за Анной. Она не торопится занять одну из кабинок, пристраивается рядом, а я перевожу взгляд на зеркало. В нём её отражение: бледное, расстроенное чем-то. Анна порывисто кладёт маленький клатч от известного бренда на мраморную столешницу, напряжённо в нём копается, хмурится, но всё-таки находит то, что ищет: расчёску.

Её волосы похожи на жидкий шоколад, такие мягкие даже на вид, блестящие. Не думаю, что им необходима щётка, но Анна нервничает, потому принимается за дело: прядь за прядью, не отводя взгляда от своего отражения, она расчёсывается.

Мы стоим рядом, я точно так же отражаюсь в зеркале, но, наверное, сейчас для Анны все в этом мире перестали существовать.

Нервничаю. Она знает меня? Она понимает, кто я такая? Внутренне я готова к скандалу. Даже к драке. К тому, что эта красивая нервная женщина обернётся фурией, набросится на меня, выбьет все мозги из ревности. Но нет, Анна меня не замечает.

Внутренний голос шепчет: Элла, тебе показалось, это не она. Не та встревоженная прилипчивая девушка, которая хотела забрать у меня Тимура. Тогда она приехала с братом — наверное, чтобы Каиров хоть так одумался, но он мой. Не её. Мой.

И наш визит сюда — лучшее тому доказательство, потому что Тимур не стал бы ходить под ручку с дочкой Протасова в месте, где так много общих знакомых.

Когда продолжать мылить руки кажется глупым, подставляю ладони под тёплую воду и смываю пену. Анна тем временем словно бы приходит в себя, понимает, что всё это время была в комнате не одна и смотрит на меня внимательно. Я чувствую её взгляд кожей, нервными окончаниями, каждой клеткой.

Методично отрываю несколько бумажных полотенец, тщательно вытираю руки. Резко оборачиваюсь, встречаюсь с задумчивым взглядом тёмных глаз, в которых печаль растекается расплавленной медью. Кажется, Анна вот-вот расплачется, а я… я не знаю, как на это всё реагировать.

Анна словно бы хочет мне что-то сказать — даже рот округляет, но вдруг из её сумочки, забытой на прохладном сером мраморе, раздаётся мелодичная трель звонка. Анна хмурится, трёт тёмную от природы бровь тонким пальцем и достаёт наружу телефон.

— Артур? — Анна отворачивается спиной, а я не знаю, что мне делать дальше.

Меня словно бы примагнитило к монохромной плитке, в крови кипит растерянность — впервые со мной такое. А ещё любопытство. Чёрт, я ведь очень любопытная, а если дело касается Тимура, то вдвойне.

Я понимаю, что нужно уходить. Разумом понимаю, мозгами своими. Только что-то не даёт — наверное, желание понять, что именно когда-то заинтересовало Каирова в этой Анне и что есть между ними сейчас.

Ревность, потухшая на некоторое время, разгорается с новой силой, но я набрасываю на неё строгий ошейник, тяну за поводок, чтобы не вырвалась никуда, не убежала и не расплескалась вокруг бесполезным ядом.

— Да, я слышала, мне рассказали. Не буду! Хватит! Нет, Артур, не надо. Я не хочу унижаться, и ты успокойся. Да, я еду обратно, нечего мне здесь уже делать. Не хочу, нет.

Бульканье в трубке слышится грозным рычанием, Анна теряется, но снова уверяет Артура, что лучше поедет домой, чем снова станет унижаться.

— Да, я понимаю тебя, но это безвыходная ситуация. Ты сам всё слышал. Тимур всё предельно ясно объяснил тогда и сейчас. Не хочу, устала. У меня тоже гордость есть.

Отключается, бросает телефон на дно сумки и тяжело вздыхает, а у меня… у меня почему-то сердце сжимается от тоски. Сама не понимаю, что со мной.

— Скажите мне, почему мужики такие тупые? — спрашивает будто бы меня, а может, и пустоту вокруг. — А ещё жестокие.

— Мужики ведь не животные в зоопарке, они все разные, — говорю и крепко цепляюсь в свой клатч.

— Наверное, просто мне не везёт, — пожимает плечами и, взмахнув напоследок, выходит из дамской комнаты.

А я остаюсь одна.

— Ты  долго, — Тимур стоит на улице, и я, выйдя из дамской комнаты, попадаю в его крепкие объятия.

У него встревоженный взгляд, глубокая складка между бровей. Крепкая стальная хватка, словно я могу куда-то деться.

— Я… задержалась, — пищу, хотя ведь казалось: я в полном порядке. — Ты заждался?

Тимур молчит, смотрит на меня снизу вверх, поддев пальцами подбородок.

— Поехали домой, а?

— Домой можно, — улыбка трепещет в уголках губ, Тимур берёт меня за руку и выводит к парковке. — Не будем ни с кем прощаться, обойдутся.

В голосе спокойствие, хотя мне кажется, он чем-то встревожен. Его тревога сейчас не такая, какой была, когда нашёл меня в том страшном доме, но всё равно — напряжение ощутимое витает между нами в воздухе.