Они вместе собрали страницу с заметками о возможных контактах и транспортных маршрутах. И этого далеко не достаточно.
— Мы оба чуть не умерли прошлой ночью, — говорит Драко, ударяя его по ладони. — На сегодня мы закончили. Нам нужно отдохнуть. Тебе нужно дать себе десять минут, чтобы подумать о том, что произошло, и о том, что ты чувствуешь по поводу всего этого.
Гарри скрещивает руки на груди и откидывается на спинку стула, глядя на Драко.
— И что это должно означать? — интересуется он.
Драко просто закатывает глаза и встает.
— В этом доме имеется какая-нибудь приличная выпивка? — спрашивает он, направляясь к буфету.
Гарри протягивает руку и Акцио призывает бутылку лучшего Огденского. Драко вздыхает, но берет два стакана.
— Пойдем на улицу, — говорит Драко. — Меня тошнит от этой комнаты. Здесь есть терраса на крыше, да?
Гарри смотрит на него, пораженный.
— Откуда ты знаешь?
Драко хмурится.
— Ты обращаешь внимание на что-нибудь вокруг себя? На стене наверху висит большой грязный гобелен, на нем вышито мое имя.
На мгновение Гарри просто наслаждается тем, что Драко вернулся к своему обычному уровню язвительной наблюдательности. Он весь день был мягче, как будто ощущал, что с Гарри нужно обращаться именно так. Он не возражал, но есть что-то в этом истинно малфоевском голосе, что заставляет его чувствовать себя даже более комфортно, чем мягкость. Он задумывается о том, что о нем это говорит, но решает слишком не зацикливаться.
Он помнит имя Драко на семейном древе Блэков и то, как злился много лет назад, думая, что у Малфоя есть какая-то связь с Сириусом — кровная связь, за которую Гарри готов был убить. Все, что угодно, лишь бы чувствовать себя менее одиноким в этом мире.
— Да, на крыше терраса, — говорит он после паузы. — Я давно там не был.
Драко не отвечает, просто сдвигает стаканы, берет бутылку виски со стола перед Гарри и выходит из кухни. Гарри слышит, как он поднимается по лестнице. Он оглядывается на папки перед собой и вздыхает, поднимаясь на ноги.
Драко с трудом открыл дверь и уже сидит на крыше к тому времени, как Гарри поднимается наверх. Ночь теплая, и Драко даже не потрудился надеть куртку, а рукава его рубашки все еще закатаны до локтей. Он подходит к самому краю крыши, ставит бутылку и стаканы на выступ перед собой, а потом взбирается следом и садится, свесив ноги с борта. Гарри хочет сказать ему, что он ведет себя как идиот, а это будет падение с высоты четырех этажей, но Драко ни разу не слушал его, и он сомневается, что сейчас что-то изменится. Вместо этого он подходит и встает рядом, глядя на небо.
Луна все еще полная и тяжелая, и Гарри чувствует ее удовлетворение от его трансформации. Оно мягкое, не изнурительное, как обычно бывает, когда он принимает подавляющие и прерывает превращение. Приятно быть на улице, думает он, приятно быть под светом луны. Рядом с ним Драко наливает им обоим по бокалу и выжидательно поднимает свой. Гарри берет свой и чокается. Луна достаточно яркая, чтобы в сочетании с уличными фонарями далеко внизу он мог ясно видеть Драко.
— За жизнь, — говорит Драко, в его глазах есть что-то нечитаемое.
— За жизнь, — вторит Гарри и откидывает голову назад, позволяя теплому обжигающему виски течь по горлу.
Драко сразу же доливает в оба стакана, и Гарри с удивлением замечает, что он тоже осушил свой. Они выпивают еще по два стакана в дружеской тишине, а затем Драко говорит мягким голосом, смотря в темноту:
— Ты первый человек, который увидел мое настоящее лицо за последние десять лет. Ты знал это? — Он бросает взгляд на Гарри, как будто проверяя его реакцию, затем снова смотрит в ночь. Гарри чувствует, как накрывает удивление. — Ты первый человек, который даже приблизился к разгадке. Пять минут в комнате с тобой, и ты меня узнал. — Он издает смешок, но в нем больше смирения, чем горечи. — Только ты, Поттер.
— Что ты имеешь в виду под первым человеком? — спрашивает Гарри, изо всех сил пытаясь осознать это. Ну, нет же? Он же не прятался абсолютно все это время, да? — А как же твои родители? Твои друзья?
Драко фыркает, и на этот раз точно горько.
— Я же тебе говорил. Я не хочу иметь ничего общего с отцом, а мать никогда не могла сохранить от него секреты. — Драко стучит пятками по каменному парапету, на котором они сидят. — Лучше, чтобы они оба думали, что я мертв. Проще.
Гарри смотрит на Драко и пытается представить мир, в котором, по его мнению, было бы лучше, если бы родители считали его мертвым. Он не может. Одиночество самой мысли об этом задевает что-то в нем, и он слегка наклоняется вбок, ударяясь плечом о плечо Драко в молчаливой попытке убедить его, что он не один. Драко наклоняется к нему, его рука теплая под тонким хлопком рубашки.
— А друзья? — тихо спрашивает Гарри. Он почти боится спрашивать, но есть что-то в тишине ночи и виски, согревающем тело, что заставляет его продолжать.
— Я был слишком опасен, чтобы быть рядом, когда только нарушил условно-досрочное, — говорит Драко бесстрастным голосом. Неоспоримый факт. — Да и я все равно потерял с ними связь, пока был в Азкабане.
Он допивает свой напиток, а затем замечает, что бокал Гарри пуст, и наливает им обоим. Его пальцы соприкасаются с пальцами Гарри, когда он передает ему стакан, и Гарри слышит, как екает его сердце. «Это опасно, — думает он. — Мы оба пьем слишком много, слишком быстро». Он не отстраняется.
— Я следил за ними, — говорит Драко, глядя на луну.
Теперь он стал ближе к Гарри. Их бедра прижаты друг к другу, а руки соприкасаются, когда они потягивают напитки. Гарри пытается не зацикливаться на контакте, но Драко так хорошо пахнет, и он здесь, в безопасности, а все могло бы закончиться по-другому. «И это была бы твоя вина», — обвиняюще шепчет внутренний голос. Гарри знает. Он знает, что это правда. Он допивает виски и слегка отодвигается от Драко.
— Грег женился на магле после того, как вышел из Азкабана, — говорит Драко, глядя вниз, где их ноги больше не соприкасаются.
Гарри требуется секунда, чтобы вернуться к разговору. Он сразу же хочет снова почувствовать тепло Драко на себе.
— Панси живет за границей, в Австралии. Что касается Блейза и Тео, — он пожимает плечами, — с самого начала я не хотел, чтобы они знали, как низко я пал. Потом, когда придумал Веритас, я не мог доверить им этот секрет. — Драко делает глоток виски и поворачивается, чтобы посмотреть на Гарри. — Ты хоть представляешь, как странно смотреть в зеркало и видеть свое собственное лицо каждый день? — его тон легкий, но в запахе много грусти и неуверенности.
— Ты надеваешь маску, даже когда остаешься один? — спрашивает Гарри, и его снова охватывает удивление.
Драко улыбается, но это мрачная улыбка.
— Я правда не хочу быть Драко Малфоем, — говорит он и, прежде чем Гарри успевает ответить — даже подумать, как ответить, — продолжает: — В любом случае, я не хочу быть полноценным собой. Каждая личность, которую я играю, — это часть меня, в некотором роде грань моей личности, развитая за жизнь.
Он вздыхает и допивает виски. Гарри рад, когда он не наливает еще. Драко очень быстро становится пьяным.
— Отыгрывать роли удобно, — говорит он, и Гарри начинает задаваться вопросом, был бы он рад сообщить всю эту информацию утром.
— Быть целым — это потрясающе, — говорит Драко. Он поворачивается лицом к Гарри, поставив одну ногу на каменную стену.
— Ты смотришь на меня так напряженно, — говорит он, и Гарри не знает, что на это ответить.
— Ты видишь меня, — говорит Драко, и в его глазах такая тоска, что Гарри не отстраняется, когда Драко нежно кладет руку ему на щеку.
Он чувствует, как большой палец проводит по его скуле, а затем Драко наклоняется, и Гарри задерживает дыхание, слушая, как колотится сердце Драко и его собственное в такт. Их губы соприкасаются мягко и медленно, а рот Драко такой теплый. Гарри почти бессознательно вдыхает запах его кожи. Он чувствует, как волк выходит вперед внутри него, урча от удовольствия.