Мария Киприани медленно повернула голову к сыну:

— Я видела новости. О проекте цифрового бессмертия. О том, что произошло.

Ноэль напрягся. Он специально не рассказывал матери о своем участии в событиях вокруг Континуума, не желая давать ей ложную надежду или беспокоить в её состоянии.

— Ты ведь участвовал в этом, верно? — её глаза, запавшие от болезни, но все еще проницательные, изучали его лицо. — Я знаю тебя, сын. Ты не смог бы остаться в стороне от такого.

Ноэль колебался, но потом решил, что ложь в этот момент была бы худшим предательством:

— Да, мама. Я работал с Элайджей Рамиресом. Мы… помогали предотвратить злоупотребления технологией.

Она слабо улыбнулась:

— Мой маленький революционер. Всегда на стороне справедливости.

Её дыхание стало прерывистым, и Ноэль поднес к её губам кислородную маску. После нескольких глубоких вдохов она снова заговорила:

— Расскажи мне правду. Это реально? Возможность существования после смерти тела?

Ноэль долго смотрел на неё, борясь с противоречивыми чувствами:

— Да, мама. Это реально. Но это… не совсем то, что люди представляют. Не просто продолжение прежнего существования в виртуальном пространстве. Это трансформация, эволюция сознания в нечто иное.

— Иное? — её брови слегка приподнялись.

— Более сложное, многомерное, — пытался объяснить Ноэль. — Сознание, освобожденное от биологических ограничений, начинает эволюционировать, принимать новые формы. Похоже, оно становится способным воспринимать реальность с нескольких точек зрения одновременно, мыслить не линейно, а… квантово.

К его удивлению, Мария слабо улыбнулась:

— Звучит как дзен-буддизм с технологическим уклоном. Выход за пределы дуализма, осознание взаимосвязанности всех вещей.

— Возможно, — кивнул Ноэль. — Многие духовные традиции описывали подобные состояния сознания. Просто теперь они становятся доступными через технологию, а не через десятилетия медитативной практики.

Мария закрыла глаза, сохраняя легкую улыбку:

— Когда я была молодой студенткой, изучающей искусство, я увлекалась дзен-живописью. Помнишь мои картины с кругами энсо?

— Конечно, — кивнул Ноэль. — Ты говорила, что это символ пустоты и завершенности одновременно.

— Да, — она открыла глаза. — Идеальный круг, который невозможно нарисовать, но к которому стремится каждый штрих. Пустота, которая содержит всё. Мне нравится думать, что твой Континуум похож на энсо — парадоксальное единство пустоты и полноты.

Она сделала паузу, собираясь с силами:

— И я хочу стать его частью, Ноэль.

Он замер, не уверенный, что правильно понял:

— Мама?

— Я умираю, сын, — просто сказала она. — Мы оба это знаем. И у меня нет страха перед смертью. Но если существует возможность… продолжить путешествие, изучить новые формы существования… я хотела бы этого.

Ноэль почувствовал, как к горлу подступает комок:

— Ты уверена? Это не просто виртуальная имитация жизни, мама. Это действительно трансформация в нечто иное, возможно, не совсем человеческое.

— А что значит быть человеком? — тихо спросила она. — Тело? Разум? Душа? Я была художницей всю жизнь, Ноэль. Я всегда стремилась видеть мир по-новому, под необычными углами, в неожиданных сочетаниях форм и цветов. Почему бы не продолжить это исследование в новом формате?

Она сжала его руку с неожиданной силой:

— Помоги мне, сын. Стать частью этой новой формы существования. Это мой последний подарок самой себе… и тебе.

Ноэль смотрел на неё, чувствуя, как внутри борются противоречивые эмоции — желание исполнить её последнюю просьбу и страх потерять её окончательно, трансформировавшуюся в нечто, что он может не узнать.

— Я не знаю, возможно ли это технически, — честно сказал он. — Для процедуры нужно специальное оборудование, протоколы, подготовка…

— Вижу, ты забыл, кто твой лечащий врач, — слабо улыбнулась Мария. — Доктор Мартин Чен. Человек, который помог тебе связаться с людьми в «Истоке». Человек, который был консультантом проекта на ранних стадиях.

Ноэль удивленно моргнул:

— Он говорил с тобой об этом?

— Мы много разговаривали в последние недели, — кивнула Мария. — О жизни, смерти, сознании, возможностях, лежащих за пределами биологии. И да, о Континууме.

Она сделала паузу:

— Он говорит, что технически это возможно. Здесь, в хосписе, есть прототип оборудования для сканирования сознания — часть исследовательской программы по улучшению коммуникации с пациентами в терминальных состояниях.

Ноэль выглядел потрясенным:

— И ты всё это время знала, планировала…

— Нет, — она покачала головой. — Я просто исследовала возможности, держала двери открытыми. Решение пришло только сейчас, когда я увидела новости о трансформации Континуума. О том, что он стал чем-то большим, чем просто цифровой копией реальности.

Она посмотрела в окно, где закатное солнце окрашивало небо в нежные персиковые тона:

— Всю жизнь я стремилась запечатлеть красоту мира в своих картинах. Передать не просто видимые формы, но ощущение, эмоцию, сущность. И теперь, когда моё тело отказывается служить этой цели, мне предлагается новый холст, новые краски, новое измерение для творчества.

Мария повернулась к сыну:

— Я не требую от тебя немедленного ответа. Поговори с доктором Ченом, с твоими друзьями в «Истоке». Узнай, возможно ли это технически и этически. Но знай, что если такая возможность существует, я хочу её использовать.

Ноэль сидел молча, пытаясь осмыслить её слова. Всё это время, пока он боролся против злоупотреблений технологией Континуума, его мать рассматривала возможность стать её частью. Это казалось странным совпадением, почти мистическим узором в ткани их судеб.

— Я поговорю с ними, — наконец сказал он. — С доктором Ченом. С Августом Вайсом и Лией Мерцер. С советом Континуума, если это возможно.

Он сжал её руку:

— Но прежде чем мы примем окончательное решение, мне нужно, чтобы ты полностью понимала, на что идешь. Это не просто цифровая версия привычной жизни, мама. Это путешествие в неизведанное.

— Лучшие путешествия всегда ведут в неизведанное, Ноэль, — слабо улыбнулась Мария. — И я не могу представить более достойного финала для своей жизни, чем шаг в новую форму существования.

Пресс-конференция «ЭтерниКод» была назначена на полдень в главном конференц-зале отеля «Меридиан» — самом престижном и защищенном месте для подобных мероприятий в городе. За час до начала зал уже был заполнен до отказа — журналисты всех крупных изданий, представители технологических компаний, ученые, общественные деятели, правительственные чиновники. Все жаждали получить официальную информацию о прорыве, который уже называли «технологической сингулярностью» и «началом постчеловеческой эры».

За кулисами Лия Мерцер готовилась к выступлению. Рядом с ней находились Август Вайс и София Теллури, обеспечивающие моральную поддержку и последние консультации.

— Нервничаешь? — спросил Август, заметив, как Лия постоянно поправляет воротник своей блузки.

— Как перед прыжком с парашютом, — честно ответила она. — С той разницей, что я никогда не прыгала с парашютом.

София мягко сжала её плечо:

— Ты справишься. Помни, что ты не просто представитель корпорации или научного проекта. Ты — мост между двумя формами существования, между настоящим и будущим человечества.

— От этого мне гораздо легче, — иронично заметила Лия, но потом улыбнулась. — Спасибо за поддержку. Обоим.

Она посмотрела на планшет, где отображалась последняя коммуникация с её отцом через специально настроенный канал связи:

«Помни, дочь: ты не просто объясняешь технологию — ты помогаешь им заглянуть за горизонт привычных представлений о сознании, идентичности, существовании. Найди образы и метафоры, которые резонируют не только с разумом, но и с сердцем. И знай, что я с тобой, даже если нахожусь в другом измерении реальности.»

Лия глубоко вздохнула и кивнула: