- Ты зарываешься, пекарь, - сказал бородач.

- Ладно, запоминай, - сказал я. – Хочу дарственную на трёх клифских волкодавов. Вот этих.

Потрепал клифов за ушами.

- Но не филькину грамоту, а заверенную в гильдии стряпчих бумагу. Запомнил? И прибавьте к ней документы на всех трёх собачек. Передай мои условия своей Маме. И скажи ей, что я ещё недорого попросил – беру по минимальной ставке, как со старой знакомой. Но гарантирую, что верну госпоже Бельской ту скучную жизнь, что была у неё до моего прошлого визита.

Зевнул – прикрыл ладонью рот.

Мой зевок успокоил клифов – волкодавы притихли.

- Ну а когда она выполнит мои… пожелания, - сказал я. – А она их выполнит: других вариантов нет. Пусть приезжает ко мне сама. Сюда. Лучше днём. Я человек занятой. Встаю поздно: вечером много работаю. Сам к клиентам не выезжаю – это не обсуждается. Так что жду ваших дальнейших ходов, уважаемый. Надеюсь на ваше благоразумие. Не тупите: другой возможности вернуть в жизнь госпожи Бельской покой, кроме как договориться со мной, не существует. Повторяю для тугоухих: НЕ СУЩЕСТВУЕТ.

Бородач снова сплюнул.

И опять на порог.

Мне отчаянно захотелось сделать ему больно, но я проявил силу воли: сдержался.

- Это мы ещё посмотрим, у кого какие возможности, пекарь, - заявил он.

Я улыбнулся.

- До скорой встречи, уважаемый.

***

Выпроводить бородатого гостя удалось не сразу. Тот вбил себе в голову, что сможет меня переубедить – заставит всё бросить и рвануть вместе с ним в Красный переулок к Мамаше Норе. Я пытался играть в вежливость: сыпал относительно деликатными фразами, старался убедить посланца госпожи Белецкой свалить подобру-поздорову. Но потом всё же плюнул на приличия – махнул рукой, послал бородача по всем известному адресу и поплёлся готовить себе завтрак. Мужик обиделся; уехал – я не уверен, что именно туда, куда я его направил.

Босс и Вера соизволили разделить со мной трапезу. Клифские волкодавы уселись в гостиной рядом со столом – для удобства им не понадобились стулья. Рост позволял собакам даже в сидячей позе возвышаться над столешницей и заглядывать ко мне в тарелку. Мёд я клифам не предложил, но хлебом с ними поделился. Волкодавы схомячили по два пшеничных каравая и с таким несчастным видом смотрели, как я ем, словно несколько дней голодали. Но меня их тоскливые взгляды не разжалобили. И не испортили мне аппетит.

«Жестокий ты человек, парень, - сказал мастер Потус. – Никого не любишь, етить тебя. Даже зверюшек».

В компании с клифами он наблюдал за тем, как я наворачивал бутерброды с мёдом.

«Эти зверюшки ежедневно сжирают больше, чем я за декаду. И это не считая пойманных ими кошек. Так что здесь можно поспорить, кто кого не любит. Но вот кого я действительно сейчас ненавижу, старый – тех гадов, что на два дня сделали из меня кухонного раба. Подобные пакости не удавались даже моей жене. А уж она была непревзойдённым мастером манипуляций. Так что моя душа требует мести, старик. Мести… не выходящей за рамки местного законодательства».

«Что ты собираешься делать?»

- По-моему, сейчас самое время навестить пекарню уважаемого мастера Фетрика, - сказал я. – Свести знакомство с его сыновьями – с теми, что сломали Полуше нос. И объяснить этим убогим, что обижать моих работников – плохая идея.

Стряхнул с ладоней крошки, одним глотком допил чай.

Скормил волкодавам остатки хлеба.

- Ну что, бойцы? – спросил я у клифов. – Пойдёте со мной?

Лай Веры я перевёл для себя, как: «Всегда готова».

Снаружи пекарня мастера Фетрика походила на мою. Похожий двухэтажный дом с входом в магазин со стороны дороги. Выстроившиеся в ряд дымящие печные трубы на покатой крыше. Как и у меня, никаких вывесок, рекламных плакатов или объявлений ни у дороги, ни на обшарпанных стенах здания. И даже клёны рядом с этой пекарней выглядели такими же яркими и жизнерадостными, как в моём дворе. Вот только шумной очереди у входа в магазин старого Фетрика я не увидел.

Пока я шёл к пекарне, дверь магазина не распахнулась ни разу. Специально за этим следил, желая понять, как идёт у моих конкурентов торговля. Но либо у пекарей сегодня был выходной день, либо хлеб у них раскупили ещё утром… что маловероятно: трубы дымились – значит, печи работали, хлеб выпекался… или выпекалось что-то другое. Вот только куда девали пекари свою продукцию – этого я пока не понимал. Потому что выходящих из магазина с покупками женщин и мужчин я не заметил.

Пришла мне на ум и другая причина этому безлюдью рядом с пекарней. Вполне возможно, оно стало следствием работы моего рекламного отдела. Когда брёл по дороге, заметил на улице нескольких чумазых мальчишек, о чём-то говоривших с прохожими. Ко мне пацаны не подходили. Но один издали помахал мне рукой. Хотя возможно, что я неверно истолковал его жест, и парень всего лишь отгонял от себя муху. Что не отменяло предположения: жившие на этой улице покупатели сейчас стояли в очереди около пекарни в Лисьем переулке.

Клифы, в отличие от меня, не интересовались архитектурой. А вот на мяукавшие в зарослях орешника комки шерсти поглядывали с нескрываемым интересом. Похоже, собирались покорять новые территории. Соседи по двору пока не приходили жаловаться на поселившихся у меня волкодавов. Но кошки в кустах около пекарни орать перестали: клифы их запугали, заставили прятаться на деревьях и на крышах, сидеть по домам, утратив свою извечную веру в кошачью вседозволенность.

Власть в Лисьем переулке с появлением клифских волкодавов перешла от кошек к собакам. Чему в первую очередь обрадовались местные детишки. По словам их предводительницы Шиши, детям раньше часто доставалось от злобных мяукающих чудовищ. Коты чувствовали себя хозяевами улиц. И отказывались уступать власть даже человеческим детям. Но клифы им быстро объяснили новую политику партии. Заставили котов ходить по улицам с оглядкой, перебраться на крыши и в кроны деревьев.

Клифские волкодавы же местную ребятню не пугали. Что меня очень удивило, потому что я сам иногда вздрагивал, когда из кустов на меня внезапно выскакивало виляющее хвостом клыкастое чудовище. Детишки, напротив – сами преследовали клифов, точно считали их травоядными. Норовили собак погладить; бегали за ними, науськивая на котов. Пару раз я замечал, как клифы уставали от излишнего внимания: покидали облюбованные для отдыха места во дворе, прятались в доме.

Рядом с дверью в магазин конкурентов я остановился. Собаки повернули ко мне морды, сообразив, что я собрался поделиться с ними гениальной мыслью или прочесть нотации. Вера смотрела на меня спокойно, с сытой ленцой. В глазах Надежды блестели хитринки, словно та затевала очередную проделку. Она только-только оставила пост в магазине, уступив его Барбосу. Проглотила два каравая, но вздремнуть не успела: не отказалась от налёта на пекарню Полушиных обидчиков.

- Ведите себя спокойно, девочки, - сказал я. – На прохожих не ругайтесь, от магазина далеко не отходите. Ждите меня на улице. В пекарню я пойду один. И не нужно изображать обиду! Не хочу, чтобы персонал при виде вас разбежался. В мои планы не входит играть с ними в догонялки. Поэтому вас внутрь не зову – подышите свежим воздухом. Это понятно?

Вера фыркнула.

Надежда зевнула, щелкнула зубами рядом с моим лицом.

- Без моего разрешения никого не есть, - добавил я. – Даже голубей. Помните, что мы сюда не охотиться пришли, а бороться с несправедливостью и произволом. Как только я их поборю: обещаю, что мы заглянем в трактир – съедим что-нибудь. Там – никакого хлеба! Хватит и того, что тестом мы завтракали, и будем тестом ужинать. Поедим нормальную пищу. И Барбосу что-нибудь вкусное прихватим.

Собаки мечтательно вздохнули. Словно вообразили, как поедают ароматного жареного поросёнка или натёртую мёдом телячью ногу. Я и сам почувствовал пробудившийся вдруг аппетит: давненько не ел мясного. Сглотнул слюну.