Я пожал плечами – и в ответ на своё предположение, и отвечая на слова бородача.

Предложил:

- Прикажи им сам.

Гость скривил недовольную мину – показал, что его оскорбили мои слова. Сощурил глаза, будто силился понять все тонкости скрытой в моей короткой фразе издёвки.

Процедил сквозь зубы:

- Они перестали слушать мои команды.

Я усмехнулся.

- А мои они никогда и не слушали. Клифы сами ко мне пришли. И сами уйдут, если захотят: не собираюсь удерживать их в своём доме силой… да и вряд ли смогу.

Босс снова ударил меня пониже спины хвостом – намекнул, что услышал меня. Его рычание не стихало. Но и не усиливалось. Пёс точно намекал этим, что не намерен форсировать события. Предоставлял возможность рулить развитием ситуации мне.

- Ты пожалеешь об этом, пекарь, - заявил бородач. – Запомни мои слова.

Он ухмыльнулся.

- Я думаю: ты не понял, кого обокрал. И что тебе за это будет. Ты знаешь, сколько стоили госпоже Белецкой эти собаки?

Тесак чуть наклонил острие – гость поочерёдно ткнул им, словно указательным пальцем, в направлении голов клифских волкодавов.

- Представляю, - ответил я.

Прижал ладони к шеям клифов; ощутил не только вибрацию от рычания, но и почувствовал частое биение собачьих сердец.

- Ты надеялся, что Мама не заметит пропажу?

Я вздохнул.

Сонливость отступала – накатывала раздражительность.

Бросил взгляд поверх плеча гостя. Отметил, что солнце в зените. В немногочисленных прорехах древесных крон не заметил ни единого облачка.

Сказал:

- Уважаемый, не парь мне мозг.

Добавил:

- Если ты явился сюда за собаками – прими мои соболезнования. Лично. До того, как клифы разорвут тебя на куски. Потому что ты им явно не нравишься. И убери уже свою железку. Не дразни зверюшек. Не видишь разве: они не в настроении.

Зевнул – громко.

Вера чуть сдвинулась, прижалась ко мне тёплым боком.

- Поранишься – Мамаша Нора решит, что это я тебя обидел. Ведь вы все свои косяки вешаете на безобидного кулинара. Сами просрали клифов. Я-то тут причём? Собачки сбежали от вас – смиритесь. Не любят они вас больше. Понимаешь? Не любят.

- Что ты несёшь, пекарь? – сказал бородач. – Проснись уже! Это клифские волкодавы. Они не должны никого любить. Они обязаны служить хозяевам!

Мне почудилось, что клифы поняли его слова. И те им не понравились. Более того: разозлили. Вполне естественное негодование: сам ненавидел, когда мне заявляли, что я кому-то что-то должен и обязан. Раньше часто слышал подобные утверждения от жены и тёщи. Успокоил собак, внутри которых всё усиливался рёв моторов – погладил их по шерсти.

- Возможно ты и прав, уважаемый, - сказал я. – Я плохо разбираюсь в повадках зверей. Вот только почему-то уверен: у этих клифов нет хозяев.

Клинок тесака переместился на уровень моего подбородка.

- Они принадлежат госпоже Норе Белецкой!

- Неужели?

Похлопал Босса по холке.

- Их послушание завязано на Маму, - сказал бородач. – И документы на трёх клифских волкодавов у неё тоже есть. А вот как ты, пекарь, докажешь, что они твоя собственность? Никто не поверит, что ты их хозяин.

Я улыбнулся.

- Сам в это не верю, уважаемый. Сказал ведь: у этих собачек нет хозяев. Белецкая им не нужна, раз они здесь. И я им тоже не указ. Не хозяин. Мы с ними просто друзья – не больше.

Две плети из собачьих хвостов хлестнули меня по ягодицам – заставили на полшага приблизиться к гостю и его оружию.

- Ты будешь это объяснять городским властям, пекарь, - сказал бородач. – Или Крюку. Если Мама вообще решит воспользоваться чьей-то помощью, а не накажет тебя за воровство сама.

Я вздохнул.

- Опять двадцать пять. Воровство.

Покачал головой.

Похоже, я окончательно проснулся. Потому что вдруг почувствовал голод. Причём, обнаружил, что проголодался сильно: даже мысль о корке пшеничного каравая вызвала бурное слюноотделение.

- Ты меня утомил, уважаемый, - сказал я. – Вчера был трудный день. И позавчера – тоже. Кто знает, каким выдастся завтрашний. Поэтому сегодня мне лучше отдохнуть, пока такая возможность есть. Этим я и собираюсь сейчас заняться. После того, как поем. Так что не кради моё время. Если ты явился сюда за клифами – обломись. Возвращайся домой. Там поплачешь от досады. Пусть Мамаша Нора тебя пожалеет.

Лицо бородатого мужика стало похоже цветом на спелую вишню. Но тесак бородач убрал. И сплюнул себе под ноги (на мой порог!).

- Я ещё припомню тебе твои слова, пекарь, - заявил он. – Поглядим, кто будет плакать.

«В последний раз я плакал от радости, когда тёща на три месяца укатила в санаторий», - мысленно произнёс я.

Зевнул.

«Ты ведь не думаешь отдать ему наших собак, парень?» - спросил призрак.

Он притаился за моей спиной. Я чувствовал его присутствие. И удивлялся его молчаливости: старик уже пару минут обходился без своих обычных причитаний и нравоучений.

«Повторяю для глухих: клифы не моя собственность».

«Так сделал бы их своими! – сказал призрак. – Уведут ведь! Забери у Мамаши Норы документы, етить их, на собак!»

«Вот это уже точно будет грабёж».

«Ну да и хрен с ним! Можно и ограбить Бельскую разок. Переживёт!»

Без тесака в руке бородач заметно нервничал. Взгляды клифов вынудили его отступить назад. Дистанция между мной и гостем на пару шагов увеличилась.

- Твоё счастье, пекарь, что меня прислали не за волкодавами, - сказал мужик.

Он словно извинился.

Это почувствовали и собаки – моторы внутри клифов сбавили обороты.

- В этот раз я приехал за тобой, - заявил гость. – Пошли, пекарь. Нас ждёт экипаж. Мама велела привезти тебя как можно скорее.

Мысли о пшеничном каравае никак не желали покидать мою голову. Вместо того чтобы раздумывать над словами гостя, я представлял, как заварю сейчас мятный чай и набью желудок свежим хлебом. Барбос повернул голову – взглянул на мой тоскливо заурчавший живот.

- Моя мама, к сожалению, меня уже не ждёт, - сказал я. – Считает, что ждать меня для неё не имеет смысла.

Напряг кубики пресса, прижал к ним ладонь – словно так можно было справиться с голодом.

- Вот и госпожа Бельская напрасно тебя сюда прислала. Никуда я не пойду.

- Ещё как пойдёшь! – заявил бородач.

Он шагнул ко мне.

Но тут же замер.

Потому что клифские волкодавы двинулись ему навстречу.

- Надеешься меня заставить? – спросил я.

Приобнял собак за шеи – заставил клифов остановиться. Босс резко тявкнул. Задребезжали оконные стёкла. Даже у меня сердце от неожиданности провалилось в пятки. Напомнил о себе наполненный мочевой пузырь. Я порадовался, что сумел удержать в нём жидкость. Бородач тоже не намочил штаны. Но отпрянул. Перестал походить на вишню: побледнел.

- Мама Нора велела привезти тебя, - повторил он.

Прикоснулся к рукояти тесака.

Но тут же убрал руку, заметив, что клифы вновь оскалились.

- Передай своей Маме, что я к ней не поеду.

Я похлопал по спине Барбоса.

Уточнил:

- Ни сейчас, ни позже.

Посмотрел гостю в глаза – поборолся с ним взглядами.

- Я объяснил госпоже Белецкой, что мне от неё нужно, - сказал я. – Пока она не выполнит мои требования – видеть её не желаю.

Гость заскрипел зубами.

- Что тебе надо, пекарь? – спросил он.

- Требую, чтобы Мамаша Нора прекратила меня преследовать и притеснять.

Развёл руками.

- Это не плата за мою помощь – только то, что она должна сделать, чтобы я вообще захотел с ней разговаривать. Понимаешь? И это во-первых.

«Про собачек скажи, етить тебя!»

- А во-вторых, я обещал госпоже Бельской, что ссора со мной ей дорого обойдётся. И теперь уже могу назвать конкретную цену. Запишешь или запомнишь?

Бородач сжал кулаки. Я видел, как его коробило от моего тона. Мужик не привык, чтобы всякие там пекари ставили ему и его Маме условия. Но я прекрасно знал: человек – существо, которое может привыкнуть ко всему. Вот и этот бородач привыкнет. Пусть он в это пока и не верил. Как смирится с моими желаниями и госпожа Бельская. Рогатый призрак если ещё не сделал её сговорчивой, то уж точно над этим успешно работал.