– Что ж ты раньше-то не сказал?! Я ведь тоже из Тузбаша. Выходит, родня мы с тобой, – сказала Сылукыз и впустила его.
Согнувшись в три погибели, охотник влез в низенькую дверь. Распрямившись во весь рост, он, то ли всерьёз, то ли продолжая игру, сгрёб хозяйку в объятия.
– Родная моя! Сестрёнка! – завопил он громко, чтобы Мать-огонь в очаге услышала его.
Потом оторвал от лисьей шкуры кусок сала, согнувшись, бросил его в огонь и забормотал молитву.
– Не лишай нас милости твоей, Мать-огонь! – сказал он.
Проделав всё это, принялся не спеша раздеваться, словно пришёл в свой дом, к своей жене. Сылукыз помогла ему, как помогала мужу. Шкуры аккуратно сложила в сторонке. Раздев гостя, провела его на возвышенное место. Потом, волнуясь и спеша почему-то, стала готовить еду. Она накормила гостя мясом, разогрела шурпу.
– Так вот где ты живёшь! – заговорил гость, впервые заглянув соплеменнице в лицо.
– Вот тут и живу, – отвечала Сылукыз.
Она тоже впервые за всё время встречи осмелилась поднять глаза на грубое, обветренное лицо охотника и улыбнулась.
– Я тебя… искал, – без обиняков заявил вдруг ночной гость.
– А чего меня искать, я не лиса! – залилась женщина нежным смехом, напоминавшим звон колокольчика.
– Ты – неуловимая лиса, – сказал охотник, и на суровом лице его тоже возникло подобие улыбки.
– Так разве ты не сидишь рядом с неуловимой лисицей? – пошутила Сылукыз. – Зачем же искать меня?
– Не могу забыть.
Улыбка сошла с лица женщины.
– Как ты узнал, что мужчин нет дома? – спросила она.
– Я не знал, – ответил гость, помолчав.
Он не мог не заметить, как изменилось лицо женщины, и решил солгать.
– Не знал, а всё же пришёл. Не страшно было? – спросила она.
– Нет, я не боялся. Мне хотелось всего лишь взглянуть на тебя. Хотя бы издали, со стороны.
– Повезло тебе, видишь теперь совсем близко, – чуть-чуть кокетничая, сказала она.
– Он когда вернётся? – поинтересовался гость.
– На зимовье они в Язулы-кая. Будут ещё не скоро.
Щёлочки глаз охотника радостно расширились, он замер, словно увидел вдруг диковинную дичь.
– Да-а?.. – протянул он, приходя в себя. – Ну, в таком случае я погощу у тебя денька два-три.
Последние слова он сказал будто в шутку, но молодая женщина шутку не приняла. Хотя и поздно, она вдруг осознала, что обронила опасные слова, – свет мгновенно померк в её глазах…
VI
Было ещё темно, когда Камаш встал и принялся ощупью искать что-то. Сылукыз тоже проснулась и лежала тихо, не зная, что сказать мужчине, который шарился в темноте. Ей не нравилось, что он, ни слова не говоря, собирается что-то делать: то ли выйти, то ли вовсе покинуть её дом.
Почувствовав, что она тоже пробудилась, копошиться он перестал и сонным голосом негромко сказал: – Ухожу я. Капкан поставил, поглядеть надо. Вот, шкуру чёрной лисы тебе оставляю.
Было непонятно, собирается ли он, осмотрев капканы, вернуться или уходит совсем.
Сылукыз быстро встала, взяла в темноте протянутую Камашем шкуру и провела ладошкой от головы до хвоста. Похоже, это действительно была добытая им лиса.
– Иди, иди, проваливай! От меня ничего не получил, а лису мне оставил, растяпа! – грубо крикнула она замешкавшемуся у порога охотнику.
– Я ещё вернусь! Узнаешь у меня, какой я растяпа! – огрызнулся тот.
– Катись давай! Пустышка! Слюнтяй! – продолжала кричать Сылукыз, делая вид, будто гневается.
На самом деле она нисколько не обижалась. Просто по обычаю так принято было провожать мужчину. Гость тоже грубил, лишь соблюдая «приличие». Кончилось тем, что он непристойно выругался и вышел из дома. Раздался громкий скрип снега, когда он вытащил из сугроба лыжи и швырнул их наземь. Сылукыз тоже вышла и молча наблюдала, как он, нагнувшись, налаживал лыжи, потом тронулся в путь.
Вернувшись в дом, она поворошила угли в очаге и вздула огонь. Ложиться уже не хотелось. Сон пропал, а вместе с ним пропал и покой. Сидя перед очагом, она задумалась. Гость был чудной какой-то: как появился неожиданно, так же неожиданно исчез. А сам говорил, что хочет остаться на два-три дня. Неужели она не понравилась?
Сердце молодой женщины вдруг сильно забилось, на щеках вспыхнул румянец. Стыд какой!.. Но Сылукыз-то знала: не нравиться она просто не могла.
Нет, здесь явно что-то не так! Но что?!
Сылукыз догадывалась, в чём дело, но серьёзно думать об этом боялась. Она решила ждать. Что же ей оставалось? Сначала ждала рассвета, потом стала ждать полдня. Но гость так и не появился.
Вечером, завершив домашние хлопоты, она отправилась в дом свёкра и поведала отцу и матери о своих подозрениях.
– Не за белками да лисами приходил он сюда, – сказала Сылу-кыз старику Кондызу, – сына твоего младшего искал. Я сразу почуяла недоброе. Злым человеком оказался этот соплеменник мой. Он поражения своего забыть не может. Месть задумал, ата!
– За проигрыш в соревновании мстить не положено, – сказал старик, знаменитый в прошлом батыр.
– А вот он так не думает! – возразила женщина.
– Не сын мой нужен ему, ему нужна ты, килен, – улыбнулся старик.
Добродушие старого человека разозлило Сылукыз.
– Что, если капкан он не на зверя поставил, а на сына твоего!
– Разве он знает, где мои сыновья? – проговорил старик.
– Знает, – ответила Сылукыз, отведя взгляд в сторону.
– Кто сказал ему?!
– Я… Нечаянно проболталась, – призналась Сылукыз.
– Я уже стар, – заговорил Кондыз, – мне теперь уж не встать на лыжи, и глаза плохо видят. Ты, килен, самая живая и быстрая у нас. Предупредить бы надо скорей… Опередить злодея этого!
Сылукыз не хватало как раз этих слов. Совет мудрого человека избавил от сомнений. Она тут же бросилась к выходу и побежала к себе. Дома продумала, во что одеться, приготовила лук со стрелами, нож. Взяла также шкуру лисы, которую оставил Камаш. Она понадобится, чтобы показать мужу. Существовал закон: если в отсутствие мужа в доме ночует посторонний мужчина и уходит, не оставив подарка, женщина в таком случае считалась распутницей. Муж был вправе убить её или продать в рабство.
Сылукыз встала на лыжи, затянутые шкурками мелких зверушек, и легко покатила с горы. Дорогу в Язулы-кая она знала хорошо, и к утру надеялась добраться. Камаш, скорее всего, дороги этой не знает. Если попытается пройти прямо, будет долго плутать среди скал и оврагов. Ему туда не попасть, даже если будет идти целый день.
И всё же надо спешить! В любом случае она должна быть в Язулы-кая раньше него!
VII
Камашу было известно, что от Олытау и Кечетау прямой дороги в Язулы-кая нет, поэтому он направился в Куксайскую долину. В тех краях он знал все тропы.
До Куксайской долины добрался после полудня. Кое с кем из сюннов, охранников тархана, он был знаком. В прошлом году ходил туда с сородичами торговать шкурами, купил у них одежду и другие полезные в хозяйстве вещи. Придя в долину, он прежде всего отыскал жилище своего знакомца. Оружие оставил при входе, поэтому к езбашу баскаку Мичану охранники пропустили без задержки.
Баскаку Мичану посещение своё он объяснил так:
– Есть на севере Куксая, среди гор, большой камень, который зовётся Язулы-кая. Стоит он на высоченной скале, куда никто из людей взобраться не может, одни только птицы долетают. Древние люди оставили на камне какие-то письмена. Охотники и пастухи не бывают там, боятся этих знаков, думают, что злые духи оставили их. А внизу, под этим камнем, долина есть. Трава там по пояс. Скрывается в том месте разбойник из музлов. Вместе с братьями он всю зиму пасёт там скот, а весной возвращается к себе. Разбойника Мамака я знаю. Это человек, который угнал у вас стадо, сжёг постройки для скота, застрелил ваших людей. Мамак сильный, ни страха, ни жалости не знает. Говорят, он заживо сдирает с попавшего в его руки человека кожу, варит в казане и пожирает. Тузбаши смерть как боятся его, просто трясутся от страха.