«Покой и порядок царят в небесах…» Покой и порядок царят в небесах, и вечер… Но это не старость, а в нас прозябают надежда и страх, но жизнь – это чистая радость. Мы счастье из чёрного горя берём, как золото из породы, и в сердце, как свет, на ветру бережём… …………………………………………… «Ручей из дома убежал…» Ручей из дома убежал — теперь не уберечь… Жил меж камней и по кустам Не уставал он течь. Смеясь вначале, песни пел, ночами невпопад луну лизал, рыбёшек ел, рыл русло наугад. Но от судьбины не уйдёшь, как круто ни виляй, степенных рек не обойдёшь… Ну а пока – валяй! Скользи на радость пацанам, жги омуты костром, когда заря приходит к нам, играя новым днём. Ныряешь в тени тальника и прячешься в корнях, во всём валяя дурака, пока стезя вольна. «Ты говоришь: правдивым будь и честным…» Ты говоришь: правдивым будь и честным, как перед Богом в храме, у икон, тебе во мне не правда интересна, а тайна, где есть в крепости пролом. Тебе б конём троянским дружбу в ворота сердца закатить… Я одинок, но, милая, не нужно так вероломно город полонить. «На Волге волны ошалели…» На Волге волны ошалели, вовсю пируя, разошлись, они буянили и пели, и берегам в любви клялись. Ласкали бешено утёсы, ложились смаху на песок, и ошарашенные плёсы пугливо прятались в лесок. Гром сотрясал гробы и долы, плясали молнии невпопад… Но, отгуляв, утихла Волга, и солнце высветило взгляд. «Как кем-то над землёй…» Как кем-то над землёй забытая улыбка, звезда среди ветвей идёт опять со мной, как память о былой, печальной были зыбкой, о призрачной любви, о радости земной. Я знаю, как грустна свирель воспоминаний, как свет далёких лет поёт в струне слезы. Былое, утони в весенней этой рани и в зорях погаси лукавый блеск звезды. «Ёлки в платьях подвенечных…»
Ёлки в платьях подвенечных по сугробам разбрелись, звёзды прячут бесконечность, развлекая нашу жизнь. Спит постылая дорога, ни куста, ни огонька, лишь величественно-строго лунный свет летит в снега. Голубым песцом с отливом в роще нежится сугроб, быть бы мне таким счастливым среди ёлок и дорог. «Поэт поэта не убьёт…» Поэт поэта не убьёт, поэт поэта не ударит, вот бездарь злобой изойдёт и тихой завистью ошпарит. Какие тягостные ночи над нами кружат иногда, и словно это ворон хочет всю душу выклевать дотла. И как спасенья ждёшь рассвета, когда щит солнца золотой тебя накроет, как приветом, и исцелит водой живой. «И вот опять зима настала…» И вот опять зима настала, снежок разгуливает всласть, и словно бы меня не стало, и дверь закрыта, словно пасть. А я, проглоченный квартирой, в её покоюсь животе, и никакой нечистой силой не вгонит этих или тех, которым был я нежно нужен за рюмкой дружеских бесед. Снег за окном… Весь мир контужен, и каждый тьма себе и свет. «Тоска по чему-то…» Тоска по чему-то и скука навзрыд, и я никому-то не нужен, как стыд. «Как надзиратель, как конвой…» Как надзиратель, как конвой, за мной идут тоска и скука. Тружусь, но чувствую спиной свою безрадостную муку. Ещё строка и всё, конец, вновь пустота и беспредельность, как цепь из свадебных колец… И не уйти в уют и цельность. И никогда не одолеть свою беспомощную старость. И не хотеть, и не уметь дожить всё то, что мне осталось. «Святая ночь…» Святая ночь… Луна сошла с ума, и глубина предельно откровенна, там, где-то в беспредельности она, исходит тайной сокровенной. И в нас оно, как старое вино, переливаясь, жгуче колобродит — то бредит у дороги за окном, то Богом за судьбой у дома ходит. И мы за ней, покорные, идём, махнув рукой на глупые разгадки. Покорные, мы всё чего-то ждём и молимся Всевышнему украдкой. А лунный свет, как щедрость всепрощенья, нам закрывает веки в полусне, и шепчет: спи, не будет отомщенья — ты здесь живёшь не по своей вине. |
