Салчак-алып притих. Остальные тоже молчали.

– Придётся в горы на охоту ходить, – подумав, сказал Котлуг-бек, – Салчак-алып теперь большой знаток здешних гор.

В словах Котлуг-бека прозвучала насмешка, однако зарвавшийся алып этого не понял и приосанился, приняв слова бека за похвалу.

Так они поговорили, обменялись мнениями и слово в конце взял тархан.

– Послушал я вас и принял решение, – проговорил он, ни на кого не глядя. – Вернуться в степь теперь же я не готов. Здесь спокойно. До весны не станем трогаться с места. И мужчинам работа найдётся, и лошади жиром не обрастут. Часть их отправим на выпас в горы, оставшихся будем использовать для подвоза воды. Полюбилась мне эта долина, – с чувством добавил он. – Я уже и место себе для вечного покоя приглядел.

Его слушали, раскрыв от удивления рот: тархан со своими советниками столь просто, доверительно не говорил никогда.

– Чует сердце… вечный дом мой здесь, в Куксайской долине, – тихо и торжественно добавил он.

Такое высказывание было для всех неожиданностью. До сих пор сюннские тарханы считали местом своего упокоения далёкий юг в другом конце степи. Советники терялись, не зная, что думать об этом, как понять. Считать это нарушением вечного закона или это другое что-то?

Первым в себя пришёл Салчак и с присущей ему простотой проговорил:

– Да что ты такое говоришь, великий тархан?! Об этом рано ещё тебе думать!

– Я говорю, что знаю, Салчак-алып, – беззлобно возразил тархан. – Не рано мне. Не собираюсь я ложиться в землю раньше времени, назначенного мне Тенгре. Думаю, уже с сегодняшнего дня пора заготавливать брёвна для вечного дома.

Как валить лес голыми руками? Вытаскивать неохватные, твёрдые, как камень, лиственницы из-за каменных завалов? Да ни один сюнн не станет делать такую работу. Разве что рабы? Тогда потребуется доставить тысячи, десятки тысяч рабов! Да разве такое возможно?!

Примерно так думали собравшиеся у тархана мужчины.

– Великий тархан, возражать тебе мы не можем, – сказал Котлуг-бек после долгого молчания. – И всё же подумай, прежде чем начать дело: где возьмём пилы и топоры. На войну мы их с собой не брали.

– Топоры и пилы возьмём у дикарей из леса, – сказал тархан.

Всё стало понятно.

– Салчак-алып, тебе я поручаю добыть у дикарей топоры, пилы, а также опытных мастеров, умеющих работать с деревом и железом.

– Будет сделано, великий тархан! – живо отозвался Салчак (пожалуй, даже слишком живо). – Дикари из леса, говоришь? А здесь как раз есть один такой. Увидеться с тобой хочет.

Поймавшие вчера Сылукыз были людьми Салчака. Сегодня утром он уже допросил пленника. У алыпа давно чесался язык рассказать тархану о пришельце из леса, но он не знал, как начать разговор.

– Где он? Пусть войдёт, – сказал Туман-тархан.

Поскольку дом тархана был тесен, он попросил всех выйти, кроме Котлуг-бека, Кара-Тире-бия и Салчака. Стало просторней. Ввели Сылукыз. Она остановилась возле двери и на своём языке торопливо сказала:

– Благополучия тебе, тархан, пусть Аллах щедр будет к стадам твоим.

Мужчины не поняли её. Салчак-алып подошёл к пленнице и бесцеремонно стал показывать, как надо кланяться тархану, стоять, не поднимая головы. Дикарь без всякого сопротивления проделал всё, как требовали.

– Объясни, кто ты, откуда и зачем пришёл? – спросил тархан.

– Охранники поймали вчера ночью возле костра, – пояснил Салчак. – Мои люди посадили в отдельную юрту, караулили всю ночь. Вначале я тоже думал, что это парень, а оказалось, женщина.

– Женщина?! – удивился тархан.

– Да, женщина, – подтвердил Салчак-алып. – Оружие, что было при ней, я забрал.

– Похоже, красавица, – сказал тархан, разглядывая гостью из леса.

– Очень красивая, великий тархан! – поддакнул Салчак.

– И всё же зачем она пришла, что надо ей от меня? – спросил тархан.

– Вот этого узнать не удалось, – признался Салчак.

«Дурак!» – подумал тархан о своём военачальнике.

– А ты узнай сначала, потом сообщишь мне, – сказал он сухо.

Салчак-алып встал, грубо схватил пленницу за руку и потащил к выходу. Сылукыз догадывалась, что мужчины говорят о ней, только язык их был не вполне понятен ей. Уходить она не хотела, сердито выдернула руку и храбро повернулась к тархану. Голосом, в котором слышалась мольба, сказала:

– Тархан-ата!

Салчак, которому не понравилось поведение женщины, снова схватил её за руку и снова потащил к двери.

– Не трогай её, пусть говорит, – сказал тархан.

Салчак послушно откачнулся в сторону. Молодая женщина тем временем расстегнула и сбросила с себя шубу. Потом без всякого стеснения на глазах у мужчин принялась расстёгивать вторую шубу, внутреннюю. В вырезе ворота показалось красивое молодое тело. Женщина слегка разрумянилась. Повернувшись к тархану боком, она за хвост вытащила из-под шубы шкурку чернобурой лисы и подняла её над головой.

– Это тебе подарок, тархан-ата! – сказала Сылукыз и на вытянутых руках поднесла лису хозяину.

Тархан впервые за последний месяц улыбнулся. Он поднялся и, подав женщине руку, усадил её слева от себя на возвышенное место. Такое внимание со стороны тархана считалось великой милостью. Кара-Тире-би, видя, что старший брат улыбнулся и, желая порадовать его, воскликнул:

– Что лиса, что девушка – загляденье просто, великий тархан! Цены им нет!

– Я – старый лис, много девушек повидал на своём веку, – прищёлкнул языком Котлуг-бек, масляно сверкнув глазами. – А девушка-то эта всё же куда лучше!

Но больше всех радовался Салчак-алып – это же он привёл красотку к тархану. Ишь, какой богатой да смазливой оказалась! Теперь-то уж Туман-тархан совсем голову потеряет!

– Проголодалась, наверно! Скажи, пусть принесут поесть, – как-то по-отечески мягко обратился он к Салчаку.

– Сейчас сделаем! – ответил тот и исчез в дверях.

– Нам тоже прикажешь идти? – игриво заметил Кара-Тире-би.

– Нет, я уходить не собираюсь, – сказал Котлуг-бек. – Если великий тархан позволит, я посижу ещё да полюбуюсь на красавицу.

– Сидите, сидите, я не гоню вас, – весело поддержал шутку тархан.

Молодой женщине, конечно же, тоже было по душе, что мужчины смеются, шутят и бросают на неё добрые, игривые взгляды. Ей тоже стало весело, хотелось улыбаться, смеяться. И она смеялась, сверкая красивыми ровными зубами, что делало её ещё краше. Глаза Сылукыз при этом чудесным образом светились. При виде её приветливого улыбчивого лица, ровных зубов, тонких бровей огрубевшие мужчины раскатисто смеялись просто так, без всякой причины.

Да, подарок и девушка тархану понравились. Чернобурая лиса редкой красоты была из тех, которые рождаются раз в сто лет, и добыча такого зверя – великое счастье для охотника. Она, как волшебный ключ, отомкнула зачерствевшую душу тархана и будто арканом притянула к нему чужую дикую женщину из леса.

Ашчи[6] в изобилии принесли в юрту тархана еду. Салчак привёл с собой человека, который хорошо знал язык киргилей. Теперь тархан мог свободно разговаривать с молодой женщиной во время трапезы.

– Ты принесла мне большой подарок, – сказал он, приветливо улыбнувшись ей.

– Подарок мой невелик, атам-тархан, – скромно отвечала Сылукыз, – велика просьба моя. Я из киргильского рода Кондыз. В роду у нас три тысячи человек, сто тридцать тысяч голов скота. Живут киргили в лугах между горами Олытау и Кечетау. Третьего дня твои люди угнали наши стада вместе с пастухами…

Голос её звучал взволнованно и тихо. Она остановилась не в силах продолжать.

– Это чей же скот вы пригнали? – обратился тархан к Салчаку.

– Мы не стали спрашивать, кто они такие, – проговорил тот, как бы оправдываясь. – Человек, который пришёл к нам, уверял, что все они разбойники и воры.

– Разбойники и воры скот не пасут, – сказала Сылукыз, – они его отбирают.