Абрамов проследовал в отделение, чтобы лично проследить за выпиской вредной старушенции, которая сегодня, наконец-то нас покидала. Держа в руках пачку документов, он распекал на ходу нашего Петра Васильевича, видимо, за нерасторопность.

— Поймите, Петр Васильевич, нормативная база сейчас изменилась, мы должны соответствовать…

Наш заведующий молча, шел рядом с невозмутимым видом, и было видно, что думает он о совсем другом.

Позади них, под руки поддерживаемая сыном, еле передвигала ноги старушенция, с неизменной гримасой мученицы на лице.

«Ну, она им дома покажет кузькину мать!» — подумала я и прошла в открытую буфетчицей раздатку.

Там я налила себе в кружку остывшего кофе с молоком, оставленного с завтрака, и неторопливо поедая тушеную капусту с котлетой, вдруг ни к селу, ни к городу вспомнила трагическую гибель Софьи Матвеевны на пороге собственной больницы. Единственное, что объединяло два нелепых последних события — операционный шов на животе умершего, которому должны были оперировать не живот, а, извините, вывих бедра в паху вправлять. К этому можно было прибавить странную просьбу его жены, и доверительный разговор с сотрудником частного охранного агентства.

Интересно, что записано в истории болезни умершего больного о причинах его смерти. Что бы с пациентом не случилось, это должно быть записано в истории. Почему эта простая мысль раньше не пришла мне в голову?

Я с усилием впихнула в себя остатки кислющей капусты, допила кофе, подумала, что моя беспечность в еде сегодня дорого мне обойдется в виде протестующих против столь бесцеремонного обращения с собой желудка и кишечника, и пошла в отдел медицинской статистики.

Маленькая комнатка, доверху забитая картонными папками с историями болезни, располагалась между больничной лабораторией и кабинетом Абрамова на первом этаже административного корпуса. На двери не было даже надписи, и я еще раз посчитав на пальцах кабинеты, робко постучала в дверь.

— Войдите! — медстатисткой у нас работала бывшая секретарша бывшего главного врача, голос у нее был низкий, учитывая ее солидную комплекцию. Лет ей было около сорока, и трудно было поверить, что когда-то из-за этой полноватой женщины кто-то собирался уходить из семьи. Впрочем, это могли быть только сплетни.

— Извините, меня Петр Васильевич послал сюда. Мы историю найти не можем.

— Чью?

— Больной поступил в субботу, умер на столе.

— Мне не приносили.

— А где может быть? Что я скажу Петру Васильевичу?

— Скажи, что не нашла. Может, Абрамов взял, или в Центральный морг увезли.

— Извините за беспокойство. — Я повернулась и пошла к двери.

— Не лезла бы ты в это дело. — Это сказала тихо бывшая секретарша, или мне послышалось?!

Сегодняшний рабочий день был явно какой-то не такой. Он тянулся так долго, что, казалось, никогда не закончится. Я выполнила все назначения, убралась в процедурном кабинете по второму разу и от нечего делать вышла на крыльцо приемного покоя покурить.

Шикарная черная машина медленно заехала во двор больницы. Дверь автомобиля тихо открылась, и из-за руля вышел молодой человек в черном костюме. Был он круглолиц, и согласно внешним данным мог легко играть Иванушку-дурачка в постановке детской сказки. Проходя мимо меня, он обернулся назад быстрым движением, оглядел больничный двор, и поздоровался со мной, сильно заикаясь:

— З-здравствуйте, девушка, урология на каком этаже?

— На третьем, а вы к кому.

Но Иванушка, немножко косолапя, заходил в приемный покой и не удостоил меня ответом.

Второй парень в черном костюме вылез из роскошной машины и нервно курил.

Он был небольшого роста, светлый ежик стриженых волос торчал как у первоклассника. Я улыбнулась.

Дверь приемного покоя за моей спиной распахнулась так резко, что я чуть не свалилась с больничного крыльца. Из двери вышел маленький человек в черном пиджаке, кажется, такой крой называют, френч, или сюртук? — некстати пришло мне в голову незнакомое слово. Проходя мимо меня, маленький мужчина посмотрел мне прямо в глаза, и меня поразила мертвенная бледность залитого, словно воском, его кукольного лица. Глаза мужчины тоже ничего не выражали, как будто он смотрел внутрь себя. За ним как тень, буквально вплотную прикрывая ему спину, двигался Иванушка-дурачок. «Телохранитель», только сейчас сообразила я. Кукольный мужчина с явным усилием сел в машину, дверь тихо захлопнулась. «Как крышка гроба» — некстати пришло на ум сравнение, когда я заходила в приемный покой. В приемном покое стояла полная тишина, даже мухи не летали.

— Кто это был? — мой голос прорезал тишину, и все заговорили разом.

— Криминальный авторитет это, — услужливо затарахтела Тамара, наша самая бестолковая санитарка. Она жила рядом с больницей в частном доме, старательно мыла полы на дежурствах, но была занята только мыслями о своем огороде, о чем постоянно сообщала всем окружающим, хотя никто ее и не спрашивал.

— В урологии лежал, проблема с почками у него…  — подтвердила Нина, дежурная медсестра, полненькая и кудрявая дамочка лет сорока.

— В нашей урологии? Криминальный авторитет?! — не поверила я.

— Он, вроде, одноклассник Мухина, так говорили. — Нина как всегда все знала. — Вроде на пересадку почки его повезли, он долго у нас лежал, не могли найти почку, у него группа крови редкая, четвертая минус…

История погибающего от почечной недостаточности криминального авторитета мне была явно неинтересна, но из вежливости я стояла и слушала.

— У него сеть казино по всему городу, Мухин у него каждые выходные зависает, играет, говорят, он ему кредит открыл в своих казино за какие-то прошлые дела. Мухин вон машину купил жене, видали? — Никто, похоже, не видал ни Мухинской жены, ни ее машины, но все дружно закивали головами.

— Это он банк снял, сам хвалился Мертвецову во время последнего дежурства.

— Да врет, наверное…  — верить в такой фарт никак не хотелось, хотя, в общем-то, мне было по барабану. Как-то скептически я относилась ко всяким выигрышам в лотерею, самой мне никогда не удавалось выиграть хотя бы рубль, а уж если в моментальную лотерею мне доставался халявный билетик, я просаживала рублей по пятьсот, пытаясь поймать капризную удачу за хвост. Может, я игроманка?

— Да, а тут еще жена от него ушла, к другу его.

— Как ушла, он же ей машину купил?

— Да нет, от авторитета жена ушла, к другу его закадычному. Он и по бабкам бегал, говорят, и по колдунам, а потом таблеток каких-то выпил, вот почки и отвалились.

— Ну и как, помогли колдуны ему, вернулась жена?

— Ага, вернулась, чтобы вещи забрать…

Все засмеялись. В самом деле, парадокс, какую бы власть не имел человек, а насильно мил не будешь, ушла от авторитета любимая жена, несмотря на казино и телохранителей.

— За деньги счастья не купишь! — изрекла глубокую мысль Тамара.

С этим было трудно спорить.

Кстати о деньгах. До зарплаты еще неделя, а денежек у меня в кармане кот наплакал. И корм у Касьяна почти закончился, и я персиков уже третий день хочу, аж зубы сводит! Последняя зарплата почти полностью ушла на оплату телефонных разговоров с любимыми родителями, которые почему-то в последнее время денежными переводами меня не радовали, наверное, в их понимании мне зарплату тоже платили в долларах…

Правда, у меня были еще три тысячи, которые мне сунула жена умершего парашютиста. Но для того, чтобы я могла ими воспользоваться, нужно было продолжить мое частное расследование…

Как ни крути, мне надо достать историю болезни. А еще мне нужен мой бывший сокурсник Валера-сатанист, он работает в городском морге, и уж наверняка сможет мне объяснить, что за странный шрам я обнаружила на животе покойника в нашем больничном морге.

Размышляя на эту тему, я не могла даже предположить, чем это в конечном итоге для меня обернется…

И все же я решилась частично потратить те самые три тысячи. Они жгли мне карман, и я решила зайти в супермаркет после работы. Вечером дома, покормив кота дорогущими консервами из мяса креветок, я намыла целое блюдо душистых персиков. И вдруг решила перебрать старые фотографии. Лежали они у меня, где попало, и в ящике письменного отцовского стола, и на буфете, и в тумбочке. Я давно, и не раз давала себе слово купить альбомы, и все фотографии разместить в хронологическом порядке, но руки никак не доходили до дела. А сегодня я просто сгребла все имеющиеся фотки на диван, закутала ноги плюшевым пледом (подарком родителей), и вскользь подумав, какие хорошие теплые вещи Красный Крест присылает голым неграм, «замерзающим» в Африке, стала медленно разбирать квадратики блестящей и матовой бумаги, на которых были остановлены моменты моей жизни.