– Очень смешно… – резко втягивает он воздух.

С каждой минутой я всё меньше и меньше узнаю в нем настоящего Джексона. Неужели время и обстоятельства в силах кардинально менять людей?

– Да, – гогочу я, удивляясь, что заразила Джексона.

Музыканты продолжают как ни в чем не бывало играть, а мы под струящуюся музыку собирать несчастный, разлетевшийся, договор аренды, оформленный Джексоном. Он заделался юристом, что ли?..

– Смотриии, – тяну громко я, – вон там еще файл с документом, – указываю я в левую сторону. – Он тоже хочет убежать от тебя.

– Ну-ну, не посмеет убежать, – игриво толкая меня в плечо, усмехается Джексон.

– Эй-й! – хохочу я.

Во мне загорается огонек надежды, когда он совершает такие действия. Огонек надежды, который не перестает верить, что…

«Милана, к чему такие мысли?! Имеют ли они жизнь? Зачем думать о том, чего не может быть?»

Ветер словно заигрывает с нами, усиливая скорость порыва. Мы вместе бежим за последними листами бумаги и, смеясь, как дети, поднимаем совместно файл с документом, коснувшись за него руками по разные стороны листа. Чтобы не встречаться с Джексоном взглядом, я мимолетно перевожу его на вещь, оставшуюся лежать на сухом асфальте.

– Вот же ещ… – громко начинаю я и продолжаю шепотом, обрывая себя на полуслове.

У меня дрожат руки. Я тянусь до этой, могло быть, потерянной вещи, уткнувшись в нее, как будто нашла самый драгоценный камень в мире. Хотя раньше она им и являлась. Разум напрягается, выбирая из миллиарда событий моменты, которые имеют взаимосвязь с мелочью, лежащей у меня в руке. Я помню, как выбирала Джексону эту подвеску, помню, как находясь в полёте на воздушном шаре, мы обменивались подвесками друг с другом, поражаясь тем, как мы смогли подарить каждому одинаковые подарки.

Я невольно вспоминаю всё до последней мучительной боли.

– Милана… – Джексон напрягается, приглядываясь в мой ошарашенный взгляд.

Я сижу на корточках, как вкопанная, и не могу оторвать взгляда от подвески, так много значащей для меня. И для Джексона?..

Мы синхронно поднимаем головы с Джексоном друг на друга.

– Джексон, – произношу трепетно я, – ты помнишь? Ты не… – мягко, будто пою, говорю я.

Опустив голову, я продолжаю взирать на нашу фотографию, запечатленную на подвеске и выгравированную на ней надпись «Счастье в мгновении». Наша клятва. Наши слова. Наши тайны, любовь, мгновения…

«Неужели Джексон носит ее с собой? Я не верю. Он хранит ее у себя? В сумке? До сих пор? Но…»

– Милана, – занервничав, бурчит Джексон, глядя мне прямо в глаза. – Этого не забыть… – «Этого не забыть», – эта фраза проносится раз десять, как эхо, в моем сознании. Он со свистом втягивает в себя воздух и тянется к моей руке, но замирает и, так не прикоснувшись, осторожно забирает у меня с рук подвеску, потянув её за конец. Я медленно привожу свою ладонь в движение, пытаясь осознать реальность настоящей действительности.

Джексон поднимается, выпрямляя спину, и укладывает с лихорадочной поспешностью все свои вещи нужным образом в сумку, плотно застегивая ее с такой резкостью, будто проявляет свои эмоции на ней.

Я встаю в полный рост, демонстративно кашляя, так как тяжело подобрать слова в эту секунду, описав то, что чувствую сейчас. Между нами воцаряется молчание. Лишь только наши взгляды сосредоточены на каждом под звуки испанской гитары.

– Джексон, но ведь это было так давно… – говорю я так, словно лгу самой себе, что подвеска для меня – пустырь. Это же ложь, черт… – Я думала, что ты…

Он снимает очки.

– Милана, – от Джексона это звучит, как комплимент, – она для меня многое значит. Этот кулон – часть меня… – «Она для меня многое значит. Этот кулон – часть меня…» Я раскрываю рот, запуская туда воздух. Что он хотел сказать такими словами? Меня снова начинает трясти. – Каждое утро я начинаю свой день со взгляда на эту забавную фотографию. – Его глаза светятся. – Эти воспоминания – это часть меня, часть моего прошлого, и я буду носить их с собой, до конца своих дней… – «Эти воспоминания – это часть меня, часть моего прошлого, и я буду носить их с собой, до конца своих дней». Его нежный и трепетный голос врывается в мои мысли, развивая их до небес. Сердце так щемит в груди. Он точно это сказал? Или это мои фантазии, которые порой не дают мне покоя? Спрашивать, чтобы он повторил последнюю фразу – не буду. Нет. Но. Боже. Он будит носить всегда с собой фотографию меня?

«А любит ли ещё он меня?..»

– Я… ты… что… ка… к – Я мямлю, как трехмесячный ребенок, не моргая.

Мои коричневые с золотистым отливом волосы по сторонам разносит летний ветер, позволяя глазам на доли секунды не видеть Джексона, который осмелился сообщить мысли, подобные первому лучику солнца, пробравшемуся к нам через сотни километров.

– Хочешь сказать, что ты всё забыла?.. – Каждый его вопрос затормаживает меня, устраняя речевые навыки.

Джексон чешет затылок, его глаза бегают в разные стороны, а рука крепко сжата в кулак возле кармана его классических брюк. Он явно сожалеет о сказанном мне.

– Нет, Джексон, – приходит ко мне умение говорить. – Я тоже обращаюсь к этому кулону, иногда… Просто я перестала жить прошлым и стала создавать другое будущее.

– В котором нет места прошлым… – делает паузу, думая: сказать или не сказать, он добавляет, – счастливым воспоминаниям?

Джексон приводит меня в тупик. Он изумляет своим загадочным поведением мое состояние.

– Есть, но как можно меньше… – старясь не обидеть его, отвечаю мягко я.

На этом, кажется, наш весьма откровенный для первой встречи разговор прекращается. Джексон ничего не отвечает на мои слова и отходит вперед, намекая на дальнейшую прогулку. Я иду и никак не могу поверить в то, что Джексон носил все это время с собой подвеску, эту бесценную подвеску…

Нашу тишину разбавляет звонок моего телефона. Доставая его из сумочки, я вижу имя контакта «Даниэль» и отклоняю вызов. Я и не предполагала, что встреча затянется надолго, поэтому сейчас мне никак неудобно разговаривать с Даниэлем в присутствии Джексона.

– Ответь своему ухажеру, – выплевывает Джексон. Ему неприятно то, что у меня есть парень?

Если поразмыслить и вспомнить, что все эти годы мы толком не общались друг с другом, то какой смысл сейчас так относиться к личной жизни каждого? Или мы ждали инициативы друг от друга?..

– Да нет, потом, – отвечаю быстро я, чтобы не заводить разговор о Даниэле. И как он узнал, что это звонит именно он? – После прогулки.

– Пора завершать нашу встречу, так как мне нужно поработать сегодня с документацией… – спонтанно сообщает Джексон, впиваясь взглядом в экран часов на руке, уже как пять минут.

– Ночью? – сообщаю я с легким смешком.

Он так резко решил разойтись?

Он буркает что-то под нос себе.

– Хотя и у меня тоже есть дела, – притворяюсь я.

Неловкость одолевает нас. Мы смотрим по сторонам. Каждый из нас пребывает в своих мыслях, представляя что-то своё, или ожидая иного исхода от этого вечера и насыщенного дня.

Нас так отдалили друг от друга годы… Время меняет всё. Оно учит жить по-другому в отсутствии тех людей, которые имели для нас большое значение, изменяя напрочь прошлые привычки.

– Я провожу тебя? – предлагает Джексон, переминаясь с ноги на ногу.

– Я возьму такси, не стоит, – мгновенно отвечаю я, не желая, чтобы еще Даниэль узнал, что Джексон провожает меня до дома.

– Но мой водитель… – вставляет он, показывая рукой на подъехавшую машину.

– Джексон, – обрываю его уставшим голосом, – я доеду сама.

Джексон по-джентльменски бредет со мной до машины таксиста. Я сажусь, он захлопывает дверцу, и я решаю открыть окно, чтобы не было так душно… Я нуждаюсь в двойном кислороде…

Как только машина трогается с места, Джексон, пробежав вслед за машиной, вскрикивает:

– Милана…

– Джексон… – невольно исходит от меня. Я высовываю голову в окно, дабы увидеть его… Но с каждой секундой мне мерещится лишь его тень, стоящая на тротуаре, постепенно исчезающая и растворяющаяся в сумерках. Создается ощущение, что я встречалась с его призраком.