Около одной из лавчонок Бену заметил Эйн Штейна, бессменного главу Королевской Академии Точных Наук, который яростно о чём-то спорил с молодой торговкой инжиром. Впрочем, предмет их спора становился понятен каждому, кто оказывался поблизости. Несколько человек с нескрываемым любопытством ожидали развития событий.

Торговка раскраснелась, пряди пшеничных локонов выбились из-под цветастой косынки. Она нависала над прилавком, как наседка, закрывающая цыплят от ястреба. И правда, вид у магистра был вполне хищный: тонкий нос с небольшой горбинкой, неизменная ироничная улыбка, темные озорные глаза. Сейчас он меньше всего походил на ученого, скорее на купца или ростовщика.

Бену с трудом пробился через толпу и громко поприветствовал своего друга и коллегу. Торговка наградила его крайне раздраженным взглядом. Эйн неохотно отвлёкся от торга и повернулся к Бену.

— Как кстати, мой друг! — восторженно воскликнул Эйн Штейн, сияя белозубой улыбкой. Удивительное дело, учитывая, что не так давно ему стукнуло сорок три. — Я как раз пытался объяснить этой женщине, что таких цен на инжир не было со времён трёхлетней засухи. Виданное ли дело! И ведь трава травой, никакого вкуса! Уж я-то распробовал!

— Распробовал он! – торговка взвилась, как ужаленная. – Пять штук умял!

Эйн Штейн привычно сделал вид, что не услышал.

– Я всё понимаю, не обманешь — не продашь, но надо же и совесть иметь! – продолжал разглагольствовать ученый.

Девушка, начавшая было улыбаться другим покупателям, метнула в его сторону свирепый взгляд, в котором ясно читалось осуждение.

– Стал бы ты полдня торговаться, будь тут трава! – рявкнула она, упирая руки в бока и решительно наступая на Эйна.

И в самом деле, темно-фиолетовый плод, который Эйн мял в руках с демонстративно презрительным видом, выглядел исключительно спелым, а над корзинами витал удивительный сладковатый аромат.

– Не могу поверить, что учёный муж может изводить себя такой ерундой, – усмехнулся Бену, который обычно платил запрошенную цену, чем неизменно вызывал шквал негодования со стороны друга.

– Семь медяшек за корзину – это не ерунда. Запомни, дружище, покупатель должен вести счет деньгам, а не сорить ими направо и налево! Лучше всего вообще не выносить их из дома.

– Какой же ты покупатель без денег-то, – фыркнула торговка, но Эйн вновь предпочел пропустить шпильку мимо ушей.

– Намечается очень интересное дельце, – сказал Бену, прервав обещавшую стать бесконечной ретираду о правилах экономии. – Давай-ка зайдём в «Три моряка» и поговорим по душам. Я угощаю.

– Нет-нет, – Эйн Штейн торопливо покачал головой. – Для разговоров по душам ещё слишком рано. И потом, через час я читаю лекцию по теории игральных костей.

– Такая есть? – искренне удивился Бену, далекий от математики во всех ее проявлениях.

– Еще бы, – хмыкнул Эйн Штейн. – Ее еще называют теорией вероятности.

В подтверждение он вынул кости из кармана куртки, подбросил их на ладони и покосился в сторону раскрасневшейся лавочницы, которая все еще нависала над фруктами. Бену мысленно посочувствовал торговке. Через полчаса ожесточённых препирательств она продаст не в меру предприимчивому Эйну инжир себе в убыток. Друг его был мастер на такие дела, хотя вряд ли кто-то мог бы обвинить математика в жадности. Торг для него – увлекательная потеха, ничего более. Здесь были свои приёмы и финты, и Эйн знал их досконально. Сэкономленные таким образом деньги учитывались отдельно и были чем-то вроде боевых трофеев.

– Я проходил мимо Академии, видел профессора Хапри в окне, – сказал Бену. – Даже головы не поднял. Наверное, работает над книгой. Думаю, он меня не заметил.

– Он ничего и никого не замечает, когда корпит над своими рукописями, – ворчливо проговорил Эйн Штейн. – Вчера принёс мне заявление с просьбой разрешить использовать лабораторию для своих подозрительных опытов. И когда он всё успевает? Я всё утро сочинял вежливый отказ. Хапри и моя лаборатория прекрасно обойдутся друг без друга.

Бену понимающе кивнул. Все давно уяснили, что за профессором Хапри в лаборатории нужен глаз да глаз, если не хочешь лишиться ценного оборудования или даже жизни. Что удивительно, сам Хапри каждый раз умудрялся отделываться незначительными царапинами и обгоревшей одеждой.

– К Иеро идешь? – спросил Эйн.

Он потыкал пальцем в инжир, проверяя его упругость, и подмигнул сердитой торговке. Бену вновь рассеянно кивнул.

– Передай от меня привет своему чародею, – с кривой усмешкой проговорил Эйн Штейн.

– Непременно.

На том они и распрощались.

Хапри

«Какая вопиющая несправедливость — нельзя и шагу ступить на рыночной площади, чтобы не наткнуться на Эйн Штейна. Если он проводит здесь всё своё свободное время, то кто же тогда занимается научной работой? Самоуверенный выскочка, мнит себя математиком с большой буквы, а ведь его не интересует ничего кроме стряпни. На этом поприще он действительно мог бы добиться каких-то успехов, даже я готов это признать. Наверное, он и диссертацию писал, наблюдая, как его мамочка варит суп из крабов. Надеюсь, что он не испортит мне удовольствие от покупки новых перьев и чернил.

Как я и предполагал, Бену направился к шарлатану. Меня он навещает отнюдь не так часто, а ведь я всегда угощаю его фруктовым пирогом, которым уважаемые коллеги одарили меня на именины. Гости мои аппетитом не отличаются, так что пирог еще долго будет украшать мой стол.

Что если Иеро припасает более изысканные лакомства, чтобы переманивать моих друзей? Если так, то о подлости его будут слагать легенды!

Решил подбросить в карман Бену записку с приглашением на чай, небось, не устоит. Покажу ему свою коллекцию бамбуковых ковриков. Все три достались мне по наследству от профессора химии, который сплел их собственноручно – всем известно, что ручной труд помогает сосредоточиться.

Интересный факт — большая бутыль чернил обходится гораздо дешевле, к тому же в течение трёх дней можно ни о чём не беспокоиться».

Бену

Оставив Эйн Штейна возмущаться очередным повышением цен, Бену направился к пристани. Он свернул в переулок Лодочников, и в лицо ему ударил ветер, пахнущий морем. Отсюда можно было слышать плеск волн о камни набережной и крепкую ругань моряков, занятых починкой такелажа.

Мимо Бену прошёл матрос, и в анкерке, который он бережно прижимал к груди, подозрительно плескалась жидкость. «Вряд ли там вода», – подумал Бену. О трезвой жизни мореходов никому ничего не известно. Бену уже успел убедиться, что во время долгих плаваний ничто не согреет лучше тело и душу, чем кружка горячего вина со специями.

Бену с детства знал, кем станет. Отец его, владелец хлебопекарни с аппетитным названием «Хрустящая корочка», мечтал о том, что сын продолжит семейное дело. Бену же питал жгучую неприязнь к выпечке хлеба и, едва ему исполнилось пятнадцать, оставил родной дом. С малых лет он мечтал о путешествиях, экзотических странах с их непередаваемым своеобразием, о древних культурах, которые нельзя изучать иначе как по археологическим находкам да по памятникам письменности, точнее, по их остаткам.

Для Бену не было ничего привлекательнее ночёвок под открытым небом, когда рядом весело похрустывает сухим хворостом костёр и так восхитительно пахнет поджаренным хлебцем и сочным мясом, долгих изнурительных караванных переходов, когда тело сковывает усталость и все мысли только о глотке воды. Фляжка провокационно болтается на поясе, и живительной влаги в ней меньше половины. Её сиротливый плеск очень некстати, потому что невероятно трудно держать себя в руках, чтобы не выпить всю воду сразу.

Не каждый человек, особенно с непривычки, способен перенести эту пытку. И вот вы дрожащими пальцами берёте флягу и медленно отвинчиваете крышку, отдаляя момент наслаждения, а потом делаете маленький глоток, памятуя о том, что вокруг на многие километры нет ни одного источника. Затем оказывается, что теплая вода не только не утоляет жажду, но ещё больше распаляет её.