Отправил в ответ короткое «да» и не раздеваясь упал на постель.
Такое чувство, что я так и пролежал все это время. Я не понимал тогда, что произошло. Не понимаю и сейчас, спустя полторы недели, в самозаточении дома.
Ковидное время подготовило для всех хикк типа меня удобные условия для существования — все, что может понадобиться для жизни, можно сделать онлайн или заказать на дом.
Даже мой диплом, если б мне ещё было до него дело. Кому сейчас нужны иллюстрации карело-финского эпоса?
Лично мне — абсолютно не нужны. И диплом не нужен, и будущее тоже.
Единственное, что мне нужно — понять, что я сделал не так в ту ночь. Что я сделал, что ты после этого себя так повёл? Зачем было целовать меня? Захуя сразу не слился со словами «это не для меня»? А дал надежду, а затем кинул меня в непроглядную мглу.
И на этой благодатной почве психотравм я уже одиннадцать дней взращиваю свои комплексы и подкидываю им все новую пищу в виде безумных теорий о том, где именно я облажался.
Я просыпаюсь с ощущением беды. Часами не могу заставить себя одеться или позавтракать.
Макс уже несколько раз пытался узнать, что со мной, потом уверовал, что это от неразделенной любви. Потому что посчитал, что из-за учебы так нервничать никто не будет. Но это не она, это какой-то абсурд.
А кто вообще думал, что будет по-другому? Ну, хорошо, я думал. Я был уверен, что ты скажешь, что тебя это не интересует, когда я попытаюсь тебя поцеловать. Но ты поцеловал меня сам!
Короче, все ужасно!
Эти мысли, которые я прокручиваю в голове вот уже полторы недели без крепкого сна и нормального приёма пищи, прерывает звонок в дверь.
— Макс, там твоя доставка, — кричу, не вставая с дивана в своей комнате.
Интересно, как я буду жить здесь в следующем году с другим соседом, когда Максим уедет. Ведь он точно защитится, а дальше в науку Максим в этом городе идти не собирается.
— Я уже забрал свою, — без каких-то альтернатив для меня кричит Макс через всю квартиру.
Звонок в дверь повторяется, но уже дольше и настойчивее. Макса этот шум не раздражает, а меня сейчас раздражает все. Все-таки встаю с дивана и иду открывать дверь чертовому коммивояжеру, ну или кого там принесло.
На улице невероятная жара, дома невероятная жара. Потому что наша квартира не оборудована таким благом цивилизации, как кондиционер.
Потому что нереальная жара в наш регион приходит всего на пару недель, и каждый год мы убеждаем себя, что это можно перетерпеть. Но также, каждый год, когда жара настает, мы понимаем, что перетерпеть будет очень сложно.
Я уже открыл все окна в квартире, но это не помогает. Лёгкая футболка и спортивные штаны, которые на мне, тоже не помогают.
Выхожу в коридор и открываю входную дверь, не смотря в глазок, готовый сразу же отказаться от любых предлагаемых товаров и услуг, чтоб быстрее вернуться к себе в комнату.
Но на пороге не курьер, не работник ЖЭКа или продавец бесполезных товаров. На пороге стоишь ты.
Это что, какой-то пранк? Целуешь, прогоняешь и появляешься у меня на пороге через полторы недели?
— Привет, — смотришь на меня серьезно, — можно войти?
Все ещё без понятия, зачем ты тут, я делаю шаг назад, вглубь коридора, и поворачиваюсь боком, чтобы ты мог зайти.
— Ты зачем пришёл? — у меня совсем не получается в вежливость, хотя я совершенно не хочу тебя обидеть. Еще, кажется, ноги слегка подкашиваются.
— Хочу поговорить, если ты ещё готов со мной говорить, — обеспокоенно смотришь на меня.
— А если не готов, ты уйдёшь?
— Нет.
Отсутствие выбора предельно упрощает выбор. Молча разворачиваюсь и иду в свою комнату. Слышу, как ты быстро разуваешься, закрываешь за собой входную дверь и идёшь за мной.
— Кто там? — кричит из своей комнаты Макс. — Я же говорил, это твоя доставка.
— Это не доставка, это ко мне, — кричу Максу в ответ.
Мы заходим в комнату, и я сажусь на стул, спиной к своему рабочему столу, заваленному набросками и иллюстрациями.
Поверх всех этих листов лежит акварель во всевозможных формах: в кюветах, наборах и тубах. Карандаши, линеры и все остальное, чем я пользовался, кажется, в прошлой жизни.
Некоторые менее удачные, но, может, все ещё нужные наброски разбросаны по полу, там же на полу стоит мой рабочий ноут и, похоже, все наши кружки из квартиры.
Если не считать кружек, то достаточно опрятно для студента художественного заведения. На диване лежит старое издание «Калевалы», которое я тоже не открывал за это время.
У стены стоят 6 пустых планшетов под стеклом, которые я заказал для диплома. Сверху закреплены наброски с раскадровкой. Кажется, это последнее, что я сделал.
— Я сяду сюда? — показываешь на диван. — Вы вообще видитесь или только через стенку друг другу орете? Я вас из коридора слышал.
Я киваю, и ты садишься. Весь в светлом, ведь жара. Светло-голубые джинсы с рваной коленкой и белая футболка. Так непривычно, что ты не в халате или не в строгой рубашке. Но тебе очень идет. Тебе вообще все идёт. Первый раз вижу твои руки, оказывается, у тебя татуировки. На внутренней стороне плеча какая-то небольшая надпись, шрифтом как будто бы от руки. На другой руке много небольших черно-белых рисунков. Рассматриваю тебя и не понимаю, как ты смог стать ещё притягательнее в моих глазах, особенно после того, что между нами произошло.
Пытаюсь сосредоточиться на твоём последнем вопросе:
— Иногда утром на кухне встречаемся, — отвечаю, хотя все ещё не понимаю, зачем мы поддерживаем этот разговор.
— Как подготовка к диплому? — вопрос, который в нашей ситуации звучит глупо и неуместно.
— Вот тебе ли не все равно как? — я начинаю закипать. — Зачем пришёл?
— Хотел объяснить, что произошло на набережной, и чтоб ты на меня не злился, — все ещё серьезно и немного виновато на меня смотришь. — Хотел попросить прощения.
— Я не злюсь, я просто не понимаю.
Ты встаёшь с дивана и подходишь ко мне. Останавливаешься совсем рядом, спиной к столу. Это хорошо, так можно на тебя не смотреть.
— У меня тогда были незаконченные отношения, и я не хотел обманывать никого из вас, — произносишь наконец.
У меня подступает ком к горлу, и я чувствую всеохватывающую жалость к себе.
Ты берёшь в руки один из моих набросков и внимательно его разглядываешь.
— Вообще, правильнее будет сказать, что до того вечера я ещё не был уверен, что мне нужно заканчивать отношения.
Конечно. Конечно, у тебя кто-то есть. Почему я вообще подумал, что ты свободен?
Хотя я и не думал. Это был именно тот вопрос, который я старательно избегал все наши встречи. Если б я знал, что у тебя кто-то есть, я бы ответил на поцелуй?
Думаю, да.
— Но в тот вечер я понял, что если не попробую узнать тебя, то всю жизнь буду жалеть. Хотел сделать все правильно и не целовать тебя в тот вечер, но не сдержался. А потом запаниковал, — ты пристально смотришь на меня, не выпуская наброски из рук.
Такой красивый и уверенный. Снова не понимаю, что происходит, и очень внимательно смотрю на тебя, чтоб уловить эмоции на лице. Ты тоже смотришь мне в глаза открыто и спокойно.
Да оставь уже в покое мои наброски!
— Как думаешь, сможем сделать вид, что тот вечер закончился хорошо? Как будто я не отправлял тебя домой на такси, как долбоеб? — говоришь серьезно и немного виновато.
Что? Это происходит на самом деле?
— Попробую, но тот вечер придётся переигрывать, — смотрю куда-то себе под ноги. — И тебе придётся кое-что мне объяснить.
— Спрашивай, — берёшь ещё один набросок, стопка в твоих руках уже огромная.
— Те отношения были серьезными? — даже не знаю, хочу ли я знать ответ на этот вопрос.
— Более чем. Но жили, скорее, по инерции уже, потому что пора, потому что так надо. Я раз в полгода думал, что живу какую-то чужую жизнь, но ничего не менял. Потому что менять трудно и неудобно, а тут все так понятно и просто, — отвечаешь медленно и подбирая слова.
