Литмир - Электронная Библиотека

– А я знаю, как назвать это место! – воскликнула я радостно, обняв его за шею и расцеловав в щёки.

– И как же? – улыбнулся он в ответ, слегка покраснев от моих поцелуев, он всегда краснел, говорил, что не любит «телячьих нежностей», а я видела, что ему это очень нравится.

– Ничто! – гордо ответила я, довольная своей догадкой.

Не успел остыть воздух, растаять последний звук моего голоса, как мы погрузились в сплошную, давящую на уши тишину. Это было так неожиданно и пугающе, что я задрожала, но быстро взяла себя в руки, потёрла виски, уши – ничего не слышно.

– Ты меня слышишь? – спросила я папу, с радостью понимая, что слышу свой голос.

– Да, отлично слышу, – ответил он, не обращая внимания на тишину.

Тогда я взяла кувалду и со всего размаху ударила в стену так, что задрожал даже пол. Глухо, никакого звука, лишь глаза уловили, как стена пошла рябью, заколыхалась. Раскрылась дверь, и к нам подошёл работник метро. Он будто бы не видел нас, обошёл, ни разу не посмотрев, и скрылся в туалете. Мы спешно вышли на станцию.

Перрон был полон людей, все они были знакомы, как бывают знакомы пассажиры метро человеку, четверть жизни потратившему на дорогу сначала к институту, а потом к работе и обратно домой, но было в них что-то иное, непонятное сразу. Я не с первого взгляда уловила это, не обратила внимания. Мы старались не мешать пассажирам, обходили их, один раз я чуть не столкнулась с шумной компанией подростков, которые шли посреди перрона, размахивая руками, что-то крича, смеясь, но я не слышала их, как не слышала приходящих поездов, как не слышала других пассажиров, только своё участившееся дыхание и мерные уверенные шаги папы, спокойно шедшего впереди, не замечая других людей также, как они не замечали нас. Подростки в последний момент небывалым образом увернулись, станция искривилась, потеряв правильность геометрических форм, и они обошли меня, не задев. Всё это было так стремительно, что я не успела ничего сообразить, застыв на месте.

Пришёл поезд, из него выползла толпа людей, растворяясь в густой массе пассажиров, штурмующих вагоны. В конце перрона я увидела, как по станции идут два человека. Они шли вальяжно, не замечая никого, а людской поток обходил их стороной, как столбы фонарей или скамьи. Вид у них был забавный, резко выделяющийся из общей разноцветной массы людей в хорошей и не очень одежде, полных забот и тревог, радости и печали.

Один был высокий, чуть сутулый, с широкими плечами и длинными руками, второй ниже почти на голову, плотно сбитый, как бочонок, но не толстый. Оба были одеты в заляпанные грязью потёртые куртки из брезента, плотные джинсы и резиновые сапоги. Высокий был худ, это было видно даже через куртку, вытянутое хмурое лицо, косматые брови над маленькими глазами и длинный нос, губы плотно сжаты, а из-за спины торчала рукоять огромного меча, я такие видела в музее. Второй был широколицый, с характерными для азиата скулами и хитрыми смеющимися чёрными глазами, постоянно ссуженными от улыбки. Большой нос его был коротким, как клубень картошки, полные губы улыбались, обнажая крепкие зубы молочного цвета. Удивительно было видеть их, особенно меня поразило моё зрение, других людей больше не существовало, они отходили на задний план.

Мужчины подошли, у азиата, я решила его называть пока так, торчали из карманов куртки нунчаки, под курткой тоже было какое-то оружие, которое угрожающе топорщилось. Высокий, хмурый, протянул руку папе, они обменялись крепким рукопожатием, а азиат подмигивал мне, с уважением рассматривая мою кувалду, потом протянул широкую ладонь папе.

– Владимир, а это Нурлан, – представился хмурый.

– Виктор, а это моя дочь Есения, – сказал папа, кивнув в мою сторону.

– Какое красивое имя, как и его хозяйка, – разулыбался Нурлан, поигрывая чётками в левой руке. – А куда путь держите?

– Никуда, – ответил папа, пока я собиралась с мыслями.

– И мы никуда, – ещё шире заулыбался Нурлан. – Так пойдёмте вместе, а то нам с Вовкой уже надоело бродить в одиночку, хуже нет, когда цели нет.

Хмурый кивнул, сжав сильные руки в замок.

– А кто это? – не выдержала я и показала на пассажиров, обходящих нас, не видя нас.

– Ты так не кричи, а то они услышат, тогда мало не покажется, – заметил хмурый. – Важно понять, кто мы, а кто они неважно.

– Ничего не понимаю! – с обидой воскликнула я и огляделась.

Я стала всматриваться в людей, в их лица, заставляла себя слушать, выдавливая тягучую тишину из головы. И у меня получилось, звук хлынул в меня, и я закричала от боли. Своего крика я больше не слышала, ничего не слышала, кроме этого давящего звука метро, скрипа тормозов, воя двигателей и гомона сотен голосов. Они увидели меня, они увидели нас. Станция вдруг замерла на месте, те, кто шли к нам смотрели на четверых странных человек выпучив глаза, а те, кто были к нам спиной, повернули головы на 180 градусов, мерзко вытянув шею, выдвигая голову вперёд, свирепо вращая бешенными глазами. Ужас охватил меня, я застыла на месте, не зная, что делать, пока хмурый не дал мне пощёчину, и шум станции, дыхание озверевших людей не смолкло.

– Никогда больше так не делай, – грубо, зло сказал хмурый.

– Да-да, не стоит, – заметил Нурлан с ласковой улыбкой. – Ты же не знала.

Станция присела, будто бы кто-то надавил на неё сверху, растянулась, люди стали длиннее, кто-то шире, потом всё дёрнулось и, как резиновая лента, скрутилась в нормальное положение. Люди снова пошли по своим делам, поезда приходили и уходили, пассажиры менялись, не видя нас, не слыша нас, а я не слышала их.

– А что я сделала?! – в сердцах воскликнула я, обиженная на пощёчину, но внутри уже понимая, что это было самым правильным решением.

– Никто не знает, только ты, – улыбаясь сказал Нурлан. – Мы так не можем, но, если они захотят, то смогут найти нас.

– И уничтожить, – добавил хмурый. – Так что надо вести себя тише, поняла.

– Поняла, – шепотом ответила я, сглотнув горькую слюну. – А что нам теперь делать?

– А ничего, покатаемся немного, – сказал Нурлан и показал на прибывающий поезд. – Поехали, здесь долго стоять не стоит. Нигде долго стоять не стоит, а то засекут.

Мы вошли в вагон и сели, на наш ряд больше никто не сел, полвагона удалилось от нас, так всегда бывает, когда в вагоне едут бомжи. Я схватила папу за руку, ища ответа в его глазах, часто посматривая на пассажиров. Он молчал, сильно, до белизны в костяшках, сжимая топорище правой рукой.

Глава 10. Дивный прекрасный мир, чужой

Незнакомые станции, незнакомые лица вокруг, чужие голоса, знакомые и незнакомые звуки, новый красивый вагон, непохожий на московские, непохожий на настоящий. Звук внешнего мира изредка врывается в мои уши, на секунду, не больше, но часто, усиливая частоту, и мне начинает казаться, что я слышу его постоянно. Нас никто не видит, не обращают внимания, осмелели, садятся рядом, напротив, смотря пред собой пустыми глазницами, в которых вращаются разноцветные глаза.

Я разглядываю эти лица, ищу что-то в них, но не узнаю, не вижу живого, все кажутся мне куклами, кто-то из фарфора, кто-то из бронзы, есть и деревянные, они даже двигаются иначе, поскрипывая. Нурлан улыбается, подмигивает мне, он тоже их видит, а папа и Хмурый дремлют. Мы долго едем, пролетели больше двадцати станций, ярких, красочных, каждая со своим дизайном, нарочито сложным, непонятным, и от этого они все кажутся мне одинаковыми, игрушечными.

– Долго нам ещё ехать? – шёпотом спрашиваю Нурлана, боясь, что нас могут услышать.

– Если ты не знаешь, то и я не знаю, – улыбается Нурлан.

– Я ничего не понимаю! – в сердцах зашипела я, толкнув его кулаком в бок, Нурлан не почувствовал моего удара и улыбался ещё шире. – Ты можешь мне толком сказать?

– Нет, никто не может, кроме тебя, – ответил Нурлан и, опережая моё возмущение, поднял ладонь, чтобы я помолчала. – Осмотрись, подумай, когда нам стоит остановиться.

21
{"b":"791471","o":1}