Ему тоже очень нравится эта песня, которую мне прислал папа. Дима знает много другой музыки, которую я никогда не слушала. Особенно меня впечатлила песня Lunen «Покажите солнце», я слушала её раз сто, и каждый раз плакала, шептала слова за детьми:
«Покажите солнце, мы дети тумана,
Покажите солнце, улыбнёмся ему!
Покажите солнце в мире самообмана,
Или мы покажем вам нашу тьму!»
Господи, какую дрянь я слушала до этого, в чём честно созналась Диме, а он не стал осуждать, прислал пару треков сладких мальчиков, эти песни наводили на меня скуку, а сейчас я смогла расслышать их, они показались мне совсем неглупыми:
«Мир одинаков для тебя и меня,
Нет в нём ничего – ни добра, ни огня,
Годен лишь тот, кто дойдёт до конца
И не наденет парик подлеца.
Ростом он мал, умом не очень силён,
Выше стоит всех честный поклон,
Маму забудет он навсегда,
Мамою станет ему наша земля.
Жизнь проживёт не впустую, по делу,
Сможет сломить, разрушить систему
Жизни невзрачной, богатой и подлой,
А в конце он умрёт – живой и свободный!»
Или другая песня, слова иные, а смысл похож, много песен об одном и том же, о свободе, о совести, подлости, чести, о лжи:
«Меняется бит, ты в клубе стоишь,
Меняется хит, ты в клубе тусишь,
Меняется свет, тебя уносит рассвет,
Меняется день, а тебя уже нет.
Ты совесть решила пустить на колеса,
Ты разум решила залить лавандосом,
Ты себя отдала за простые утехи,
Твоё тело красиво, твои мысли о грехе.
Нет больше тебя в этом свете,
Забыла о матери, о братишке малом,
Что ждёт тебя в сумрачном доме,
Боится отца, боится побоев.
Ты предала всех, растоптала себя,
Найди своё тело среди стада зверья.
Очнись, оттолкни, сдвинь свои ноги,
Беги, убегай, твой путь сегодня свободен.
Домой, пока сумрачный час не настал,
Братишку спасай, спаси и отца,
От злобы негаснущей, от чёрной воды,
Спаси свою маму – для них мир – это ты!»
В этих песнях не было модного бита, под них не хотелось двигаться, крутить попой, кривляться, у меня и не получалось, на всех дискотеках быстро сдавалась и уходила в тень, боялась, что все смотрят на меня. И это было неправдой, смотрели на других девчонок, которым было что показать, что обнажить, пока учителя не видят.
Начался второй цикл, вводят иммунитет, иммуноглобулины и другие микротела, накачивают меня, как куклу, лопну скоро. Кровь через день фильтруют или обрабатывают, вены так гудят, что хоть вой, долго не могу уснуть. И Дима молчит, вот уже третий день, из-за него я стала смотреть на календарь, Дирк ничего не говорит, но и не врёт, не отмалчивается, гундося одно и то же, что он не вправе передавать мне эту информацию.
Последнее, что я получила от Димы, слова были перепутаны, он отправлял по строкам, я чувствовала, как ему было тяжело это писать:
«Капсула смерти вокруг нас с тобою,
Капсула жизни вне стен этого морга,
В нём нас с тобой живьём похоронят,
Чтобы воскресли мы тайно, свободно.
Нет в этой жизни ничего,
Нет в этой смерти ужасного тоже,
Счастлив я был, раз увидев тебя,
С мыслью, с любовью я стану свободен…»
Глава 9. Тише!!!
Кто-то дотронулся до моего плеча и не сильно пожал. Резко пробуждаюсь, ничего не понимаю, где я. Темно, пахнет сыростью и канализацией, где-то течёт вода, дует в лицо сальный тёплый ветер, но от него только холоднее, на нос капает огромная капля, брызгами разлетаясь в разные стороны. Всё это длится не больше двух секунд, пока мой мозг соображает, оценивает окружающий мир и себя в нём. Это тоннель, похож на метро, а, может, другой, не знаю точно. Я сижу в тёмном проёме, свет сигнального освещения не пробивается сюда, я вижу часть тоннеля, но меня не видно. Свет, в тоннеле свет, это успокаивает меня, и я забываю, что кто-то есть рядом, не до конца пробуждаясь ото сна.
Меня дёргают за плечо, пытаются разбудить. Как раз вовремя, я опять закрыла глаза и улетела далеко вниз, в бездонный колодец тяжёлого сна. Просыпаюсь, кричу от страха, но мне зажимают рот. Я бьюсь, машу руками, но сильные руки сжимают меня в охапку, пытаюсь укусить руку, нащупать кувалду, она должна быть где-то рядом, пинаю её ногой, с ужасом понимаю, что теперь точно не дотянусь.
– Тише, тише! Не кричи! – шепчет мне на ухо мужской голос, что-то есть в нём знакомое, но ужас так овладевает мной, не слышу, не понимаю, кто это. Голос шепчет, это песня.
– Где-то есть корабли, у священной земли. Есения, это же я, не кричи.
Голос повторяет строки раз за разом, пока я не слышу их и успокаиваюсь. Я обмякла и во все глаза смотрю в черноту, не вижу лица, сама достраивая его в воображении.
– Папа! Папа! – кричу я, но рука зажимает мне рот.
– Не кричи, это я. Тише, Есения, нас могут услышать, – одними губами говорит папа и отпускает меня.
– Папа! – шепчу я, обнимая его, целуя, плача. – А они ничего не сообщают о тебе, я думала, что ты умер! Ты же не умер, правда?
Он молчит, ничего не отвечает, а я забываю про свой вопрос, не требую ответа. Ничего больше не важно, когда он рядом, ничего больше не страшно. Он поднимает меня, я не могу отпустить его, обнимаю за шею, прижимаюсь, как маленькая девочка, тихо плачу от счастья.
– Нам пора идти, – шепотом сказал он, поднимая мою кувалду и передавая мне. – Хороший у тебя инструмент.
Я бесшумно смеюсь, крепко хватаю рукоятку, чувствуя, как силы наполняют меня, и кувалда уже не кажется такой тяжёлой. Выходим на свет, и я вижу в его руках огромный колун, я такие только в кино видела, про канадцев, как они дрова рубили, а ещё один раз на строительном рынке, папа тогда смеялся, что если переедет на дачу, то обязательно купит себе такой, соседей отгонять. Лезвие чёрное, в бороздах грязи. Папа заметил мой взгляд и покачал головой.
– Где мы? Что это за место? – шепотом спросила я.
– Не знаю, потом поговорим, надо уходить, – быстро прошипел он и повёл меня по тоннелю влево.
Мы шли по рельсам, я часто оступалась, не попадая в такт шпал, папа шёл быстро, и я едва успевала за ним. Свет постепенно гас, и вскоре стало абсолютно темно. Папа остановился, я врезалась в него, машинально оглянувшись назад, там, где ещё виднелся слабый отблеск сигнального фонаря, мигавшего красной вспышкой.
– Теперь идём шаг в шаг. Не кричи, даже если услышишь что-то страшное. Надо идти, не останавливаясь, пока я не скажу.
– Я всё поняла, – прошептала я в ответ.
Он пошёл первым, я за ним, держа дистанцию в три шпалы. В темноте идти было легче, я быстро выровняла шаг по его шагам, попадая точно в центр скользкой шпалы.
