— Да уж, охраны никакой, все по классике, — пробормотал я себе под нос.

Обглодав ногу каплуна, бросил кость в камин, который уже догорал. Допивая второй бокал вина, я размышлял о сегодняшнем дне, что со мной произошло и как я здесь оказался. Я хотел поскорее проснуться и оказаться в кресле самолета, надеясь, что это был всего лишь странный сон.

ГЛАВА 2

Яркие солнечные лучи коснулись кожи, и по телу — от головы до кончиков пальцев и от ладоней до самого сердца — разлилась приятная теплота. Разлепив глаза, я надеялся увидеть перед собой кресло самолета. Но мечте не суждено было сбыться, вместо этого я увидел храпящего Антуана, свернувшегося калачиком у моих ног на полу. Рядом с ним лежал пустой серебряный поднос, на котором еще вечером был запечённый поросенок, а сейчас лишь обглоданные кости и пустой кувшин из-под вина.

С трудом встал с кресла, чувствуя, как при любом движении ноет каждая мышца в теле, спину и кости ломило, руки и ноги затекли. По привычке, выработанной еще с интерната, я разделся, оставив на себе только брэ[1], принялся делать утреннюю зарядку: отжимания, приседания, а также стойку в планке.

В дверь неожиданно постучали. В коридоре оказались слуги. Позволил им войти, они внесли ушат теплой воды в комнату и поставили неподалеку от камина.

В отражении воды на меня смотрел мужчина лет тридцати, с мощной шеей и плечами, а также мускулистой грудью, на которой виднелись два ярко выраженных шрама. Шрамы были свежими, год или полтора от силы. Тяжелые черные волосы свисали на лоб, прикрывая рваный шрам над бровью. Брутальные черты лица, мощные скулы и гладко выбритый подбородок, орлиный нос — незаурядная внешность. Это было не мое лицо. Однако голос был все тот же, мой, и это удивляло.

От шока я уселся на пол и пребывал в прострации. Какого черта? Это не я, а вокруг, получается, все настоящее, а не бред моей больной фантазии.

Меня никто не беспокоил и не трогал в этот момент. А слуги застыли рядом, как оловянные солдатики.

Найдя в себе силы, я все же поднялся. Умылся и ополоснул торс, а слуга подал свежую рубаху. После чего сообщил, что герцог готов меня принять и сейчас находится в своих покоях.

— Хорошо, скоро буду.

В этот момент проснулся Антуан.

— Ваша светлость, прошу простить за мою наглость, что остался в ваших покоях.

— Да встань ты с колен. И садись за стол. А твои слова, сказанные вчера насчет барона Вальдемара, я проверю. Если они подтвердятся, я постараюсь помочь тебе, а если нет…

Мальчишка, приподнявшись с пола, уселся за стол.

— Я сейчас иду к герцогу, а с тобой после поговорим. Из комнаты не выходи, а то поймают, как воришку, и повесят во дворе. Можешь доесть все, что осталось, — подмигнув Антуану, я вышел в коридор, закрыв за собой тяжелую дубовую дверь.

В коридоре меня ждал слуга, который и проводил до апартаментов герцога. Про себя я думал, может, хоть кто-то мне прояснит сложившуюся ситуацию и расскажет, что я тут делаю и кто я вообще. Слуга открыл передо мной двустворчатые дубовые двери, и я вошел в апартаменты.

Первое, что бросилось в глаза, — это потолок, украшенный позолотой, а также стены, обитые белой тафтой и затканные золотыми цветами.

Слева стояла мягкая мебель, предназначенная для отдыха, без всяких изысков, а справа что-то похожее на кабинет — небольшой, уютный.

Под окном стоял стол с зелёным сукном, на столе масляная лампа и документы, огарок свечи и палочка сургуча. А рядом мягкое кресло, позади на полке лежало несколько книг. На стене картина с изображением парусника.

В зале имелось два камина, и несколько кресел стояли возле них. На дворе было около десяти часов утра, но этот зал показался мне мрачным.

Из глубины его раздавался скрип паркета, на меня двигался, словно гора, герцог Роберт Линский. Его тяжелые, огромные сапоги стучали о паркет, словно раскаты грома. Подойдя, он обнял меня своими здоровенными руками, так что выбил из меня весь воздух.

— Я очень рад, что ты приехал, Ратибор. Вчера не смогли поговорить, сам видел, какая была суматоха, да и разговор на щекотливые темы, касаемые не только моей семьи, не для широкого круга. Пойдем, присядем за стол, — махнул рукой Роберт в сторону стола. — Рассказывай, как добрался?

Усевшись и устроившись поудобней в кресле, я начал:

— Добрался достаточно быстро, сам не понял, как это произошло. Зачем ты меня пригласил? Да и тебя не сразу признал, — я улыбнулся уголками губ.

Тут Роберт громогласно рассмеялся.

— Конечно, мы ведь так давно виделись, если бы не слуги, и я бы тебя не признал. Эх, хорошее было времечко, сколько мне лет-то тогда было? Двенадцать, а тебе, кажется, семь. Ох и помотали мы нервы нашим отцам, — и Роберт грустно улыбнулся. — Мне понравилось у вас тогда в гостях.

И он задумался на некоторое время, я его не беспокоил, обдумывая его слова.

— Значит, мне нужно кое-что рассказать. Ну хорошо, тогда слушай, может, что новое и узнаешь.

— Твой род ведет начало от Ратибора I, он был Померанским князем, который управлял Славно и Слупском — это города такие. Ратибор был младшим братом первого поморского князя Вартислава I. При жизни брата Ратибор был его помощником. Ты же являешься его потомком, хоть и не совсем законным. Твой дед был последним князем Грифичей, или как вас еще назвали Грифоны. Не зря же у вас на фамильном гербе нарисован красный Грифон.

Никто не знает, что на самом деле случилось с Ратибором II, твоим дедом, одни говорили, что он принял христианство, ушел в монастырь и там умер, другие же утверждают, что он остался язычником и отправился на очередную войну с Асканиями[2] и там пропал.

Но доподлинно известно, что перед отъездом из фамильного замка у него родился сын, твой отец Казимир. Который в дальнейшем и стал первым герцогом Померании. И как герцог и христианский владыка он участвовал во многих сражениях с Данами, где и познакомился с моим отцом. Они сражались спина к спине не в одной битве и не раз спасали друг другу жизни.

Мой отец считал, что был в неоплатном долгу перед твоим. И поклялся отплатить тем же, но не успел, да и повода не было. Он подхватил чуму и скончался через три дня, но свою клятву передал мне и попросил исполнить ее.

Через некоторое время после похорон я отправил гонца с письмом, известить Казимира о смерти моего отца. Но прибывший в замок твоего отца гонец обнаружил, что все его жители мертвы. Нет, их не убили, они были мертвы все. Все живое было мертво. Все, начиная от домашних животных, слуг и кухонных служащих, до твоего отца. Мой гонец видывал разное, но, как он сказал, такое встречал в первый раз.

Прости меня, конечно, за эти подробности, я знаю, что ты об этом не знал. Но никакой насильственной смерти на их телах не обнаружено. Я потратил несколько долгих лет, чтоб найти наследника Казимира, то есть тебя. Ты ведь незаконнорожденный сын, так что ему пришлось удалить тебя от своего двора, — и Роберт невесело хмыкнул. — Мне жаль, что так вышло, — и Роберт развел руками. Ведь мы как раз с тобой и виделись в последний раз, когда Казимир отправил тебя к своим союзникам.

Дело не в том, что твоя мать нагуляла тебя, нет. Твои родители попросту не успели обвенчаться и узаконить брак. А в твоей стране, как ты знаешь, считается, что ты незаконнорожденный. Но это, с одной стороны, может быть, и хорошо, поскольку тебя никто не искал, и ты был в стороне от всех этих войн. Так что ты смог спокойно отсидеться в тюрьме у Асканиев, они не знали, кто у них в каземате сидит, — и Роберт начал ржать, как конь.

— Подумаешь, на дуэли зарубил кого-то, не в тюрьму же за это сажать, если все было по чести.

В общем, полагаю, что я исполнил долг своего отца и вытащил тебя из тюрьмы. Дом Асканиев пытается вырезать полностью твой род. Даже сейчас ты находишься в опасности, да и я тоже вместе с тобой, если кто узнает, что я помог наследнику Грифичей.

Ты, разумеется, вольный человек и можешь вернуться к себе на родину в любое время, но подумай сам, там сейчас небезопасно. Вместо этого ты можешь пока побыть здесь, ну и послужить мне, пока все у тебя на родине не уляжется. И когда мы наедине, называй меня Робертом, этого будет достаточно.