Строева резко схватила диктофон, нажала на кнопку STOP, сладко улыбнулась:

– Файл закончился! – Ее глаза в черных стрелках сузились, лисьи, лукавые. – Ох уж долго мы с вами!

– Да. – Он глянул на свои умные часы. – Пора мне к семье, у меня ж жена бизнесвумен.

– Да, привет ей, пусть наш журнал читает!

– Она только это и читает, – хмыкнул он. Пробки на Комсомольском, заехать в магазин – короче, до дома Строева добралась только к вечеру. На кухне включила эспрессо-машину, запустила фильм на ноуте и почувствовала вдруг страшную усталость. Надо завтра не ходить на работу, пока что спокойные дни, номер еще не верстается.

В десять утра позвонила главреду. Главред сказала, что пока что не в редакции, на встрече.

– О, отлично, я тоже хотела из дома поработать, если разрешишь. У меня просто интервью то, спортивное… ну да… Как прошло? Да как тебе сказать… Не, мужик-то крутой, красивый, умный, амбиции: Майкл, говорит, Фелпс отдохнет… Что?.. Ну так вот он говорит, вообще оригинально говорит… Ну как все они… Нет, не ужас-ужас… Сделать текст такой рубленый, назывными предложениями, как «Известия» в 80-м году… Еще подумаю, ага… Ну поняла я, да. Ладно, подумаем про сезонную тему. Навскидку вот: как подготовить фигуру к праздникам… Такое всегда хорошо, да… Каким праздникам? Мм… ну, какие-то ж есть… будут… Праздник есть всегда!

– Ну, все? Чайку – и к станку! – бодро произнес я, имея в виду мой компьютер.

– Сейчас! – Анжела уже что-то набирала на смартфоне. – Заказываю завтрак!

– Зачем? У нас же все есть! – Я распахнул холодильник.

– Ой, а у меня бонусы! – слегка даже растерянно сообщила она.

Против бонусов не попрешь. Кивнул.

– Две пиццы, – набрала. – Ой! Ты же драники любишь. Сейчас!

Работала с бешеной скоростью, как радистка Кэт из известного сериала. Не уверен, что она не отправляет сейчас ежедневную сводку кому-то. Нелегко было к этому привыкнуть. Так же, как к тому, что она ежевечерне разбирает-собирает себя (профилактика), а потом начинает кокетничать. Хотя конструкция ее совершенна и главное – не подвержена коррозии. А также – коррупции. Идеальная жизнь.

Помню, решался вопрос: «А нужны ли страдания вообще, когда уже можно обойтись без них? Исключаем?» Технологии позволяют. Но почему-то я, в те годы весельчак и гуляка, вдруг решил создать Партию страдальцев, и мы вошли с нею в Парламент. Ведь все великие сочинения, прославившие человечество, построены на страданиях. «Во что мы превратимся без них?» – помню свой пафос.

Но! Все свалили на меня одного. «Ну? Когда? – Мои веселые друзья по власти звонили мне (в трубке слышался звон рюмок и радостные женские голоса). – Рожай!» Они веселятся – а рожать мне!

И после бессонных ночей я выдал «Уложения», в которых оставил лишь два несчастья: «Потеря близкого человека» (как раз недавно это произошло у меня) и «Уход». И «Уложения» приняли как Закон, обязательный для исполнения. Всех устроило. И жизнь не превращается в сплошной ад – и есть место высокой трагедии.

Появились Вершители: кто-то должен был все это исполнять. Но, естественно, имена их скрыты во избежание коррупции. А также – мести. Не всем нравится «Потеря близкого человека», да и собственный «Уход». Но иначе жизнь бы превратилась в метро в час пик, мы просто передавили бы друг друга.

Внедрялись эти «Уложения» нелегко. А что легко? Только критиковать все со стороны, упиваясь собственным совершенством. Я и сам был таким, пока не пришлось что-то делать самому. И постепенно мне стала нравится сладкая тяжесть работы и даже – риск ответственности. Без этого ты не человек.

И – получилось. Душа после «Ухода» оказывалась «на столе» у Дарителя, решавшего, дарить ли тебе новую жизнь, а если да, то в какую «степь» тебя заслать. Достучаться до них, естественно, невозможно: имена и адреса скрыты. Иначе бы лестница в их доме обрушилась от все растущей толпы родственников «ушедших».

Естественно, и Вершитель, и Даритель назначались отдельными, формально независимыми органами власти, и – никакой «гласности». Имена их знал лишь самый тупой и забывчивый компьютер, подсчитавший голоса и пославший им «извещения» и денежные переводы на их деятельность. После чего это устаревшую и «слишком много знавшую» машину торжественно и публично скинули со скалы. Вдребезги!

Работаем. Но – тайно. Да и я, Сочинитель, формально погиб в автокатастрофе, чтобы не погибнуть на самом деле, – желающие бы нашлись, а это подорвало бы престиж «Уложений». Теперь я – крупнейший специалист (тщеславию все же надо кинуть кусок) по «позднесоветской литературе», особого внимания в наши дни, когда и классику-то уже забыли, не привлекающей.

В таком качестве я и сыскал (слово подходящее?) любовь Анжелы. А она – сыскала любовь мою? Скользкий вопрос. И даже тревожный. Уж больно ласковая сейчас – такой еще не была никогда. Хочет любви? А зачем? Да для «Потери близкого человека», мне кажется. И кто «баллотируется» на «близкого»? Да я – а кто же еще! Больше некому. Умею «влипнуть»! Кстати, без «потери близкого человека» и на работу ответственную не берут. Человека без страданий – и чужие страдания не проймут. И уж тебе, автору «Уложений», стыдно уклоняться от бед. И не уклонялся, красиво погибал. Но что-то в этот раз не хотелось. Какие мы «близкие люди»? Не о чем говорить, кроме как о бонусах. Не хочу погибать непонятно за что. Трагедии все давно уже превратились в фарсы, для облегчения школьной программы. Вот тезисы «лучших» сочинений, отобранные комиссией, в которой я, кстати, был:

Какие сочинения – такая и любовь. За что же страдать, какие «близкие люди»? За кого гибнуть? Бежать!

Звонок в дверь. Вот он, момент!

– Кто там?

– Две пиццы! Получите.

Пора.

– Какая, на фиг, пицца? Я заказывал драники! Ухожу!

– Ну, может быть, пицца? – Анжела хватала меня за руки.

– Ну уж нет! Чтобы меня так унижали в моем доме – этого я себе не позволю!

Такие неуклюжие фразы стали нормой. Сымитировал неплохо. Быстро оделся.

– Ты куда?

– Туда, где меня уважают!

Адреса не указал. Поскольку его не знаю. Выгреб все из холодильника в пакет.

– Просрочка! – пояснил.

Чтобы не упрекала в жадности. Мобильник незаметно положил в стол.

– Прощай!

Настоящие слезы (и у меня, кстати). Вскочил в лифт – и сразу же заиграла задушевная музыка, и проникновенный голос (мой) прочитал:

Любовью – дорожить умейте,

Еще пять этажей!