— Уезжаю, — сказал он. — Земельку прикупил, попрощаться приехал.

— Это новость! — покрутил головой Жогин. — Куда же?

— Не куда, а где, — важно сказал Антон. — Вот, — он достал из кармана и расправил сложенную в несколько раз карту, — островок в Микронезии. Четыреста гектар, белые пляжи, джунгли, куча кунаков, и все в белых штанах!

— А если тайфун?

— Всё продумано! — возгласил Антон. — Построю дамбы, волноломы, ветроуловители. Проекты уже готовы, денег навалом!

— Бежишь, то есть?

Антон поскучнел, улыбка исчезла с его лица. Он уронил лицо в ладони:

— Тишины хочу. Дома хорошо, но очень уж беспокойно. Всё пертурбации какие-то, водовороты, движуха. А вообще, злой ты. Почему сразу бежишь? Это дача у меня будет, не всё же на острове жить? Буду в гости приезжать, если примете.

— Чего же мы тебя не примем? — удивился Жогин. — Примем, куда ты денешься?

А ведь он прав, подумал Жогин. От движухи в голове звенит, и оглянуться некогда! Устал я, ох, как устал. Значит, надо — нет, не бежать на тихий островок в Великом океане! — пора напиться в хорошей компании, напиться по-настоящему, без алкоцина! Чтобы в голове шумело, и тянуло на подвиги! Всё равно они, подвиги то есть, останутся тут, в этих стенах. Наружу ничего не выйдет, об этом позаботится персонал, это их работа и отдельный пункт в контрактах.

— Пить будешь, — сказал Жогин, и Антон осознал, что это не вопрос, это утверждение, неотвратимое как рассвет.

— Конечно! — широко улыбнулся он. — А что? Палёная водка есть?

— Нет, — удивился Жогин. — Зачем тебе палёная водка? У меня хорошая есть, настоящая, лучшая!

— Прощаться с Родиной нужно исключительно палёнкой, — нравоучительно произнёс Антон и даже палец поднял для важности. — Чтобы горько было. Горько, понимаешь? Не как на свадьбе, а как на похоронах!

— Количеством компенсируешь, — решил Жогин. — Разрешаю не закусывать.

— Даже так? — восхитился Антон. — Я же умру!

— Спасём, — пообещал Илья Витальевич.

Пьют не для печали, пьют для веселья, даже если пьют с горя. Пьянство без разговоров — время на ветер, а что за разговор, когда собеседники упились и лежат под столом? Конечно, на столе появилась закуска: солёные огурцы, сало, грузди в глубокой тарелке, духмяный свежайший чёрный хлеб и ледяной квас в запотевшем жбане.

— Я никогда не уеду, — говорил Жогин, рассматривая водку в узком стакане. — Не убегу. Бегство — это трусость!

— Ты что, меня трусом назвал? — выставил вперёд бороду Антон. — А в морду?

— Во-первых, я не про тебя, а про себя, — отвечал Жогин. — А во-вторых, охрана не позволит! Сейчас набегут фараоны, и бац! Тебя мордой в пол! Так что не угрожай.

— Я и не угрожаю, — уныло сообщил Антон.

— Думаешь, зачем я это всё затеял? — Жогин обвёл вилкой с наколотым на нею грибком вокруг себя. — Зачем мне миллиарды?

— Зачем? — послушно повторил Антон.

— Чтобы остаться. Чтобы не сгнить бесследно!

Жогин кинул водку в рот, заел груздем.

— Все сгниём, — сообщил Антон. — И ты тоже, не надейся.

— Зато я останусь в памяти!

Жогин налил себе ещё рюмку, быстро выпил и схватил стакан с квасом. Кадык его ходил вверх-вниз с каждым глотком.

— Вот начнут мои детишки начнут чемпионаты, — продолжил он. — Их спросят, а где вы начинали? В Жогинском центре! Библиотеку отгрохаю, проект уже есть. В Штатах бывшие президенты устраивают, и я устрою. Для всех! Куда, спрашиваю, люди пойдут науку изучать? В Жогинский университет!

— Где он, этот твой университет? — угрюмо поинтересовался Антон. — Нету его пока.

— Будет! — пообещал Илья Витальевич. — Мы над этим, — его передёрнуло, — работаем!

— Ты богатей, понятно, — объявил Антон, — но всё равно расточительно. Надо проще быть. Вот раньше… — он быстро принял ещё рюмку, крякнул и продолжил, подцепив с блюда пластик сёмги. — Эх, хороша, подлюка! Так вот, раньше купчины церкви ставили, отмаливали свои грехи. И чтобы их морда на фреске!

— Не будет такого, — отрезал Илья Витальевич.

— Почему?

— Не люблю попов. Жулики они.

— Зря ты так, — дёрнул подбородком Антон. — Разные они, как и все люди. Есть жулики, как не быть, но есть искренние. Вот наш, например, отец Макарий…

— Ваш? — переспросил Жогин. — Ты что, в церковь ходишь?! Вроде раньше ты не увлекался…

— И сейчас не увлекаюсь, а денег даю, — ответил Антон. — Людям надо, а мне не жалко.

— А мне — жалко, — сказал Илья Витальевич. — И всё, хватит об этом!

— Как прикажешь. Давай ещё по одной. Помнишь, ещё в институте…

Пили, болтали ни о чём, потом Жогин обнаружил себя обнимающим унитаз собственного персонального сортира. Тошнота поднималась волнами, во рту было кисло, и, кажется, в носу тоже.

— Вот я напился-то… — сказал себе Жогин, и его снова скрутило. Вид собственной рвоты спровоцировал новый приступ, и так повторялось, пока Жогин совершенно не измучился.

Правда, стало чуточку лучше. Липкий туман в сознании рассеялся, зато заболела голова. Жогин с трудом поднялся, пустил в раковине воду. Кое-как умылся.

— Как мальчишка, ч-чёрт… — пробормотал он.

Мальчишке-то всё равно. Мальчишка отоспится и снова будет огурцом, а в его годы можно и помереть. А помирать нам рановато, дел ещё полно. Значит, хватит экспериментов.

Капсула алкоцина растворилась на языке, слюна провалилась в пищевод холодной мятой. Боль, что колотила изнутри по костям черепа, стала стихать. Прояснилось зрение, успокоился пульс.

Кишки… Как хорошо, когда у тебя нет кишок, когда ты их не чувствуешь!

— Ну и свинюшник… — пробормотал Жогин, оглядевшись. — Всё засрал и заблевал, урод.

Как и хотелось.

Он разделся, бросил загаженные тряпки тут же, возле унитаза, и прошлёпал в соседнюю комнату, в душ.

Горячие струи били по плечам, по спине, по груди. Жогин вертелся под душем, поставляя то один бок, то другой. Потом, прямо из-под душа, перебрался в бассейн с холодной водой. Хорошо!

В дверь забарабанили.

— Кто там ещё?! — рыкнул Жогин.

Дверь отворилась, и Жогин, готовивший резкую отповедь, замер на полувздохе.

Никогда ещё Жогин не видел своего начальника охраны, таким обескураженным. Виктор был бледен, на виске дрожала жилка, плотно сжатые губы побелели.

— Что случилось, Виктор?

— Там… Там… — охранник сглотнул.

***

Лард постарел.

Он полусидел, откинувшись на многочисленные подушки, и уже мало напоминал того немолодого, но крепкого человека, который напутствовал Соя перед Проникновением. Успешным Проникновением, напомнил себе Сой.

— Наконец я тебя дождался, — надтреснутым голосом произнёс Тиран.

— Я торопился как мог, Ваше Величество, — сказал Сой.

— Главное, ты успел…

Лард закашлялся. Тонкая, почти прозрачная кожа на скулах натянулась, шея, наоборот, пошла многочисленными, нездорового вида складками. Сой ждал. Папаша, как и подпиравший дверной косяк Логаро, тоже.

— Я видел твои… записи, — продолжил Тиран. Голова его тряслась. Логаро отлепился от стены, вытер выступившую в углу старческого глаза слезу. Тиран слабо кивнул. — Что ты можешь добавить к ним?

— Если Ваше Величество интересует моё мнение…

— Да, да! Именно твоё мнение интересует моё, — Лард снова зашёлся в кашле, — немощное величество! Они… Внешние, кто?

— Дикари и воры, Ваше Величество, — ответил Сой Муа.

— Дикари и воры, — повторил Тиран. — Я тоже так думаю. Спасибо, мой мальчик.

Первая волна вторжения состояла из одного корабля. Всего десяток бойцов под началом Логаро, учёный техник с непроизносимым именем и проводник Сой Муа. Высшие военные чины Лардийской Тирании решили, что этого вполне хватит, и Сой был с ними согласен. Главное — захватить плацдарм. Внешние просто дикари и воры, десантники легко возьмут окрестности пещеры под свой контроль. Что будет дальше? Сой не задумывался об этом. Наверное, переговоры, наверное, капитуляция Внешних. Преступление, а они преступники, заслуживает наказания. В конце концов, умные головы в Академии не зря едят свой хлеб. Дело военных — создать условия для мира. Правильного, истинно справедливого мира.