Никита Николаевич покрутил в изумлении головой, развернулся и, подсвечивая себе путь карманным фонариком, зашагал к выходу, обходя особо большие, выпавшие из потолка тоннеля глыбы. Здесь убрали, теперь здесь почти не было риска переломать ноги, но всё равно, бережёного, как говорится, бог бережёт.

Метров за триста до выхода на свет его встретил Вадим.

— Что там? Что за спешка? Случилось что-то? — засыпал его вопросами Никита Николаевич. — Что молчишь? Зачем меня вызвали? А ну как что произойдёт там, в пещере, а я оборудование обесточил? Может, зря? Может, не стоило? Пусть бы писало себе и писало?

— Вы только не переживайте и ничему не удивляйтесь, Никита Николаевич, — прервал этот словесный поток Вадим. — Так надо, поверьте.

— Кому?.. начал Трепников, но не договорил и послушно зашагал вслед за Вадимом, уж больно у того было непреклонное выражение лица. Досадно, конечно, что оторвали от наблюдений. Остаётся надеяться, что причина в самом деле важная. А звезда… Шестьдесят лет она здесь, и за несколько часов ничего с ней не станется.

Людей с военной выправкой и скучными лицами Трепников увидел, едва вышел из тоннеля, на солнечный свет, к свежему воздуху. От разочарования захотелось кричать… Почему он думал, что власти ничего не знают? Почему он надеялся, что всё обойдётся?

На полянке, за разбитым шлагбаумом, раскинул лопасти вертолёт. Лётчик присел у шасси, что-то высматривая, а рядом, в компании мрачных Жогина и Виктора, стоял невысокий человек в штатском. Жогин что-то втолковывал ему, а человек чуть заметно кривился.

Виктор разглядывал траву под ногами.

Вадим положил Трепникову руку на плечо, подтолкнул вперёд.

— Ага, — произнёс штатский. — Основные фигуранты в сборе. Милости прошу!

Он показал рукой на вертолёт.

Что-то щёлкнуло в голове у Трепникова. Мир стал ярким и прозрачным. Какого чёрта?! Он просто смотрел в телескоп, кто может ему это запретить?

— Что это значит, господин хороший? — осведомился он у штатского. Что вы себе позволяете? Вы, вообще, кто?

Жогин встрепенулся и с изумлением посмотрел на Никиту Николаевича, Виктор перестал изучать носки ботинок и поднял голову.

— Майор Егоров, — спокойно ответил штатский. — А вы, стало быть, господин Трепников? Почему здесь, почему не в школе? Вы учитель, вроде?

— Во-первых, вас это не касается! — млея от собственной решительности, выпятил вперёд подбородок Никита Николаевич. — Во-вторых, каникулы начались, и в третьих… Какой вы майор, если не в форме?

— Майор Федеральной экспертной службы, — так же спокойно ответил Егоров. — Имею право ходить в штатской форме одежды.

Он запустил руку во внутренний карман пиджака. Трепников напрягся, но Егоров достал всего лишь красные корочки, удостоверение.

— Вот, смотрите. — Он махнул корочками перед лицом Трепникова. — Довольны?

— Нет, — сказал Никита Николаевич, — не доволен! Никакой ФЭС не существует, это телевизионщики придумали, для сериала. Кто вы такой?

— Майор Егоров, — штатский хмыкнул и улыбнулся неожиданно широкой, открытой, совсем гагаринской улыбкой. — Название моей службы вам ничего не скажет, оно секретное и сама служба секретная. Но она есть, и не стоит это проверять. Мне сложности ни к чему, а вам ни к чему неприятности. Вы же не хотите неприятностей, господин Жогин?

Он обернулся к Илье Витальевичу.

— Нет, — коротко ответил Жогин.

— Вот и отлично, — сказал майор. — Если вы не знаете… И вы… И вы, — он поочерёдно глянул на Виктора и Трепникова. — Здесь до сих пор запретная зона. Есть приказ, он не отменён.

— Шестьдесят лет прошло! — сделал последнюю попытку возмутиться Трепников.

— Ну и что? — пожал плечами службист. — Любой приказ в силе до тех пор, пока он не отменён, правило такое. И там не важно, революции вокруг или эволюции. «Честное слово» Гайдара в школе читали?

Каким боком здесь был Гайдар и его «Честное слово», Никита Николаевич не понял, но вся решительность его испарилась. В конце концов, затеяЖогина, он тут главный начальник, вот пусть и решает.

— Хорошо, — сказал Жогин. Кажется, он тоже вспомнил, кто тут главный. — Полетели.

— Вот и славно, — кивнул майор. — Надеюсь, всё разрешится к общей пользе.

Он снова приглашающе махнул рукой.

Когда Трепников ступил на лесенку, Жогин сжал его локоть и прошептал:

— Спасибо, Никитос.

— За что же? — не понял Трепников.

— Напомнил кое о чём, — сказал Жогин и замолчал до самого города. Впрочем, в летящей вертушке особенно не поговоришь.

***

"В суету городов

И в потоки машин

Возвращаемся мы -

Просто некуда деться. "

Голос Высоцкого наполнял кабинет, и Жогин на миг забыл, зачем и почему он здесь, так звучали эти простые, в общем-то, слова.

«И спускаемся вниз

С покоренных вершин,

Оставляя в горах,

Оставляя в горах свое сердце.»

— Люблю Высоцкого, — сказал хозяин кабинета и выключил музыкальный центр. — Настраивает на нужный лад.

Жогин очнулся. Удивительное дело: бандиты обычно сентиментальны и любят слезливый шансон, а силовики часто слушают тех, кого их предтечи гнобили и кому всячески не давали жить. Такой психологический выверт. Или наоборот — неосознанная защита, самооправдание. Мы — защитники, мы на страже, мы в детстве читали верные книги. Иначе никак, иначе не выдержать. Никакой душитель свобод не считает себя ни сатрапом, ни держимордой. Он исполняет долг — и точка. Знать бы, кем считал себя хозяин кабинета… Уж явно не держимордой.

Вид у человека напротив был примечательный. Лет пятидесяти, лысоватый, румяный, на лице доброжелательная улыбка, уголки глаз лучатся морщинками. Чисто дед Мороз на утреннике, только бороды и красной шапки нет. Так и ждёшь, что под столом мешок с подарками.

— Тогда бы «Чёрное золото» завели, — не поднимая глаз, сказал Трепников.

— Нет-нет, уважаемый Никита Николавич, — хозяин кабинета вскинул руки в шутливом протесте. — Те лабиринты рыли не вы, да и нет там никаких лабиринтов, так что не подходит, никак не подходит. Да, я же не представился! Я про вас многое знаю, а вы про меня — вовсе ничего. Так неправильно, не находите?

Трепников пожал плечами, всем видом показывая, что личность визави его не интересует.

— Меня зовут Иван Иванович, — не обратив внимания на этот афронт, продолжил службист. — Фамилия Хо́мяк, ударение на первом слоге, а не на втором, как некоторые думают. Звание — полковник. Можете называть или по имени-отчеству, или по званию, я не обижусь. Но лучше по имени-отчеству, к чему нам лишний официоз, тру?

— Мы как-то и не собирались знакомиться, — сказал Жогин. — Что мне с вашей личности? Век бы не знаться.

— Ай-ай-ай, как непредусмотрительно! — всплеснул руками Хо́мяк. — Вы же предприниматель, Илья Витальевич, много лет бизнесом занимаетесь, должны знать, что государство всегда рядом. Налоговая, например, или пенсионный фонд. Налоги-то платите, Илья Витальевич?

— Плачу.

— Ну вот, — улыбнулся Хо́мяк. — Платите, значит, с государством знаетесь. В тендерах участвуете, продукт поставляете. Как тут не знаться?

— Это другое, — не согласился Жогин.

— Почему же другое? — подался вперёд Иван Иванович. — Горы, где вы возились, государственная собственность, секретный район.

— Откуда нам знать, что секретный? — спросил Жогин.

— Оттуда, откуда вы подрыв фугаса знаете! — улыбка мигом слетела с лица полковника, как с лица Мюллера в знаменитом сериале, и стал он внезапно не дедушка Мороз, а Мороз-воевода. — Что же вы, Антон Сергеевич, архивы невнимательно смотрели? Район закрыт, а тут ваши… экскурсии. Разумеется, мы заинтересовались.

— И что дальше? — спросил Жогин. — Вы заинтересовались, навели справки. Выяснили, что мы не шпионы. Дальше-то что?

— Дальше вы прекращаете свои опыты, мы закрывает штольню на замок, и все довольны, — сказал Хо́мяк. — Я думаю, так.

— Так нельзя! — вскочил с кресла Трепников. — Там феномен, надо исследовать!