Итак, нужную дверь в скале Калам нашёл быстро. Короткая галерея вывела его в оживлённый коридор, который шёл вокруг скалы. Калам свернул направо, а потом, отсчитав три поворота и раскланиваясь то с одним, то с другим мастером, налево. Узкий ход закончился мостиком, перекинутым через бездонную пропасть. Вверху кричали птицы, сзади, впереди и вокруг вставали иззубренные скалы, а внизу таилась тьма. Снова, как и пять лет назад, Каламом овладел постыдный страх. Может быть, именно из-за этого повседневного страха он и уехал из Группий-Норса. Страх унижает, но не каждый может привыкнуть к бездне под ногами и к низким, чуть выше колен перильцам, ограждающим эту бездну.

Калам сглотнул ставшую вдруг тягучей слюну и заставил себя ступить на мостик. Двенадцать шагов — и холод в груди отступил, свист ветра стих, и Калам снова оказался под каменными сводами. Отсюда до обиталища мастера Рогула было уже рукой подать.

Мастер Рогул не признавал дверей. Над входом в нужную пещеру просто висел бронзовый колокольчик. Калам потянул за язычок и ударил два раза, а потом, через паузу, ещё один.

— Входите!.. — раздался из глубины старческий, надтреснутый голос. Калам не заставил себя ждать.

По видимости, он отвлёк мастера Рогула от работы. Тот сидел за столом вполоборота, положив локоть на кипу бумаг, и подслеповато щурился в сторону входа. Чтобы не напрягать без нужды глаза наставника, Калам сделал ещё шаг и остановился под лампой.

— Здравствуй, мастер Рогул, — с коротким поклоном произнёс он.

— Калам?.. Калам, мальчик мой! — обрадовался Рогул. — Иди ближе, дай обниму тебя.

Мастер Рогул постарел, вблизи это стало ещё заметнее. Волосы, пять лет назад тёмные и густые, выцвели и превратились в невесомый пух. Морщины на лице углубились, а щёки втянулись, обтянув челюсть. Старческие пятна сбежали по лбу и шее, спина согнулась, но это всё равно был мастер Рогул, ставший когда-то для малолетнего воришки Калама вторым отцом. В глазах защипало. Калам всхлипнул и крепко обнял старика.

— Ох, соразмеряй силы, — выдохнул Рогул. — Ты меня раздавишь.

— Прости, мастер, — прошептал Калам. — Ты не представляешь, как я рад тебя видеть! Я и не рассчитывал… — он запнулся, не решаясь продолжить.

— Пустое, — махнул рукой мастер Рогул. — Жизнь всегда кончается смертью, но это не повод забыть о радости. А я тоже очень, очень рад. Да не стой ты, садись скорее к столу, как раньше. Я сейчас распоряжусь…

Мастер Рогул позвонил в колокольчик, и скоро в дверях появился молодой подмастерье. Почтительно поклонившись мастеру Рогулу, он с едва скрываемым любопытством взглянул на Калама и замер в ожидании.

— Фузи, мальчик мой, — распорядился Рогул. — Озаботься обедом на двоих. Видишь, у меня гость?

— Да, мастер, — кивнул Фузи и повернулся, собравшись уходить.

— Я сыт, — остановил его Калам. — Принеси что-нибудь лёгкое, к вину.

— На двоих, — повторил мастер Рогул, улыбаясь. — Знаю я, как это: подниматься к нам, наверх, даже и после обеда. На двоих, Фузи.

Подмастерье исчез, чтобы вернуться совсем скоро. Теперь он тащил широкую доску, уставленную тарелками и судками. Также на ней красовался запечатанный глиняный кувшин и пара оловянных кубков, украшенных тонкой резьбой. Фузи быстро расставил снедь и приборы на столе и снова вышел.

Мастер Калам взял один из кубков, повернул его к свету лампы, присмотрелся, хмыкнул.

— Да-да, — улыбнулся в ответ мастер Рогул. — Известный миф о Великом Тритоне, пожравшем Мир. Работа, между прочим, мастера Зугула. Копия, конечно.

— Само собой, мастер! — рассмеялся Калам. — Будет Зугул работать с такими простецкими кубками.

— Ой, не скажи, — возразил старик. — Смотря сколько заплатить. Я пожалел серебра, а так имел бы уникальные кубки, которыми и тирану не зазорно владеть. Впрочем, хватит разговоров. Надо выпить за встречу.

Он взялся вскрывать кувшин.

— Подожди, мастер, — попросил его Калам. — Я совсем забыл… сейчас.

Калам поставил себе на колени саквояж и запустил туда руку.

— Я, мастер, был недавно на острове Венето, — начал он рассказ, — творил праздник света в честь совершеннолетия наследницы трона. Ну, ты понимаешь, цветные дымы, движущиеся картины, всё то, что так любят простецы. Поработать пришлось изрядно, зато и старый Другош, тамошний деспот, не поскупился: отсыпал серебра, не торгуясь. Так что я был при деньгах и вспомнил, что Венето издавна славится своими винами и настойками. Вот я и прошёлся по местному торжищу… И вот:

Он водрузил на стол бутыль тёмного стекла. На сургучной пробке были выдавлены несколько цифр и трилистник — знак венетских казённых виноделен.

— О! — произнёс Рогул, проведя пальцем по пробке. — Пять тысяч четыреста двадцать лет от пришествия Великого Тритона! Почти тридцать лет выдержки… Ты истратил изрядные деньги, мальчик мой.

— Это тоже подарок деспота, — сказал Калам. — Наполовину. Я так долго ходил вокруг этой бутыли, что мой сопровождающий, приставленный Другошем для удобства, не выдержал, и добавил мне денег. Уж верно, на то было изволение его господина.

— Да… — задумчиво сказал Рогул. — Даже жалко открывать.

— Это подарок тебе, учитель. — Калам приложил руки к груди и поклонился. — Ты вправе делать с ним что пожелаешь. Выпить сейчас, оставить на потом или вовсе передарить кому-то из членов совета.

— Обойдутся! — вскинул на него глаза Рогул. — Нечего поить этих интриганов такими роскошными напитками. У них и так довольно денег, могут и сами купить. Кроме того, мастер Го Цум гонит довольно спирта, чтобы они хоть перепились! Пусть настаивают сами. Открывай.

Калам с пониманием кивнул, принимая бутыль. Похоже, совет Мастеров изрядно утомил мастера Рогула. Так бывает, особенно когда во власть пробиваются случайные люди. Но это не его забота — разбираться в местных заморочках. Вовсе не за этим он приехал.

Пробка недолго сопротивлялась его усилиям. Скоро тонкий аромат наполнил пещеру мастера Рогула, и вино пролилось в подставленные кубки.

— За встречу, учитель! — сказал Калам, поднимаясь.

— За встречу, мой мальчик, — ответил Рогул. — С твоего разрешения, я останусь сидеть. Должно, будет дождь, ноги ноют.

Выпили, помолчали. Мастер Рогул с сожалением отставил кубок.

— Пил бы и пил, — сообщил он. — Но оставлю на потом. Ты же не обидишься на старика, Калам?

— Я уже сказал, — ответил тот.

— Отлично! — обрадовался старый мастер. — Однако, мальчик мой, ведь не вино со мной пить ты приехал? Самое лучшее отношение не стоит тех денег, что ты потратил на дорогу. Зачем ты приехал?

Калам повертел кубок в руке, подбирая слова, потом осторожно поставил на стол.

— Небо манит меня, — ответил он.

— Ага! — засмеялся мастер Рогул. — Ты до сих пор не оставил своих затей!

— Да, учитель, — согласился Калам. — Я не верю в сказку о пришествии Великого Тритона. Я хочу знать, что на самом деле случилось пять с половиной тысяч лет назад. Я решил сделать особую зрительную трубу. Небесную трубу.

— То есть, — понятливо продолжил мастер Рогул, — на самом деле ты приехал к мастеру Гидрини, или к мастеру Латте, или к любому другому мастеру-стекольщику, а ко мне зашёл из вежливости.

— Нет, учитель, — покачал головой Калам. — Я приехал именно к тебе. Именно ты поможешь мне в изготовлении небесной трубы. Разумеется, и для Латте, и для Гидрини я найду работу, но ты сделаешь самое главное. Если согласишься.

— Моё дело — свет и зеркала, — развёл руками старик. — Я не сумею сделать зрительную трубу, вернее, сумею, дело нехитрое, но Латте или Гидрини сделают их лучше. Я не понимаю тебя…

— Позволь? — дождавшись разрешения, Калам взял и перевернул драгоценную венеторскую бутыль. Мастер Рогул дёрнулся, но ничего не сказал. К счастью, новая пробка, которой было заткнуто горлышко, держала хорошо, и не пролилось ни капли.

— Смотри, мастер, — сказал Калам, показывая на вогнутое дно бутыли. — Что ты видишь?

— Бутылка, — пожал плечами Рогул. — Очень дорогая. Что я должен видеть?