— Приди, о Великий Тритон! — Голос жрицы взвился под потолок, и огонь факелов дёрнулся, словно испугавшись. — Приди, возьми своё!
Барабаны застучали быстро-быстро. Из тёмных углов выскочили новые служки, ухватились за цепи, выглядывавшие из земляного пола, рванули. Узлами вспухли мышцы на голых спинах, задрожали напряжённые руки и ноги.
— И раз! — закричала жрица, и трубы заревели.
— И два! — завопила она, а трубы вторили.
— И три!
Заскрипело, загудело. В земляном полу возникла чёрная щель. Расширилась, служки чуть не лежали, пядь за пядью сдвигая огромную крышку. Потянуло промозглым холодом, факельный свет отразился от тёмной неподвижной воды.
— Приди! — призвала жрицы совсем уж замогильным голосом.
Вода заволновалась. Два выпуклых глаза приподнялись над нею. Вода вспухла горбом, и наружу полез группий. Короткая, словно обрубленная морда. Клыки торчат из углов пасти, бугристая, бородавчатая кожа. Лапы как тумбы, брюхо мешком свисает между ними, мощный хвост с двумя рядами плоских зубцов-лезвий. Ноздри зверя открылись и затрепетали, по залу поплыл тяжёлых дух разрытой земли и гнилой воды.
Люди ахнули, и Ил Су вместе с ними. Уж сколько раз он был свидетелем появления группия, а ужасался как в первый раз. Но… сегодня в жертву предназначена Он Си!.. Это несправедливо, несправедливо, несправедливо! Она так молода, она и не жила вовсе!
Тем временем группий раззявил пасть и выпустил длинный, раздвоенный на конце язык. Липкая слюна тянулась за ним, спадала на пол густыми каплями. Языком этим группий коснулся Он Си, хлестнул по спине, огладил бедро. Он Си дрогнула, отпрянула. Уж на что она была не в себе, но близость чудовища нарушила её сон.
— Нет… — беспомощно прошептала Он Си. — Не надо, я не хочу!..
— Возьми своё, — пророкотала жрица, — Великий Тритон!
Ещё один служка выскочил из темноты. Длинной пикой он кольнул группия в ляжку. Зверь заворчал, ударил задней лапой. Ударил пустоту, потому что служка успел отпрыгнуть в сторону — и снова ударил копьём. Потом ещё и ещё.
Группий зашипел. Группий был недоволен. Группий не видел служку, на свету его глаза были бесполезны, но он чуял: кто-то жалил его, мелкий, но надоедливый. Группий свился в кольцо, развернулся, и Ил Су в который раз поразился, сколько проворства в этом грузном, неповоротливом на первый взгляд теле! Служка, однако, снова был в стороне, недостиживый для хвоста — а группии сначала бьют хвостом, а только потом поедают оглушённую жертву. — и раз за разом колол его копьём.
— Возьми же! — выкрикнула старая жрица.
О, она знала своё дело. Группии охотились редко, одной добычи им хватало на много месяцев. Остальное время они спали на глубине, лишь изредка всплывая на поверхность глотнуть воздуха. Чудовище, по всей видимости, было сыто, и чтобы группий принял жертву, служка беспокоил и злил его. Наконец зверь взъярился, заревел, завертелся волчком, разбрызгивая жидкую грязь и слюну, и увидел Он Си… Гнев в его слабом мозгу смешался с духом и видом добычи. Группий снова заревел и ударил хвостом. В этот миг Ил Су сорвался с места.
Он Си спасло чудо. Она увидела перед собой оскаленную пасть чудовища, снова отпрянула, нога её подвернулась, и она упала, поэтому смертоносный хвост группия пролетел над нею.
Второго удара не последовало. Ил Су выскочил в центр зала и вонзил нож чудовищу между глаз. Лапы группия подогнулись, и он упал.
Люди вокруг застыли в ужасе от совершённого святотатства. Убить священное животное! Убить священное животное в час принесения жертвы! Подобное просто не помещалось в их головах.
Старая жрица Бога Тритона первой обрела способность мыслить.
— Взять его! — закричала она, указывая на Ил Су и воздев руки над головой. Высохшие груди её тряслись. — Схватить его немедленно!
Служки зашевелились.
— Смерть святотатцу! — в один голос завопили собравшиеся в зале свидетели жертвоприношения. — Смерть!
Ил Су не стал ждать неминуемого нападения. Обхватив Он Си за талию, он прыгнул вместе с нею в воду.
— Не дайте им!.. — визг жрицы резанул слух, и зловонная вода сомкнулась на головами Ил Су и Он Си.
«Так только кажется, что группий грязное и неопрятное чудище, — рассказывал когда-то Ил Су отец. — На самом деле зверь не может жить без чистой проточной воды, задыхается и хиреет. Если когда-нибудь тебе придётся устраивать загон для группиев…
— Зачем, отец? — удивился тогда Ил Су.
— Богатеям лестно содержать группиев в зверинцах, — объяснил отец. — Недостаток собственной доблести они пытаются заменить властью над беспомощной тварью…
— Беспомощной?! Это группий-то?!
— В яме и за решёткой, — сказал отец. — Несчастный зверь, жертва жадности и тщеславия. Так вот, будешь устраивать загон для группиев, сделай проход в реку.
— А группий не сбежит? — усомнился Ил Су.
— Сделай проход узким, зверь в него не полезет. Он не очень смышлён, но и не глуп. Для зверя, конечно».
Храмовую яму для группия строил мастер. Лаз до реки оказался коротким и как раз таким, чтобы по нему смог протиснуться человек. От холодной воды Он Си пришла в чувство, и Ил Су не пришлось её тащить, как груз. Если бы не её помощь, не хватило бы ни сил, ни дыхания. Под безлунное небо у храмовой стены они вынырнули едва живые. Вдохнули воздуха и снова ушли под воду, потому что поверху стены уже бегали с факелами люди. Течение подхватило их и потащило за собой. В сотне шагов ниже храма была заросшая тростником заводь; там Ил Су спрятал лодку.
Всю ночь и день, а потом ещё одну ночь он гнал её вниз и вниз, помогая течению веслом, забыв про отдых и сон. Он Си тоже не сомкнула глаз, час за часом она вычерпывала воду, не жалуясь на холод и тяжкий труд. Погоня не отставала, и лишь в дельте, где река разбилась на десятки рукавов, храмовники потеряли беглецов из вида.
Потеряли, однако не отстали. Разбрелись по руслам; там и сям слышались голоса и мелькали огни факелов.
Ил Су загнал лодку в узкую протоку, нарезал и навалил сверху тростника. Он Си лежала на дне и старалась не дышать. Сам Ил Су, вымазавшись илом с ног до головы, затаился на корме. Преследователи пока не появлялись, но он знал: храмовники упорны, они обшарят округу, но просто так не уйдут. Некуда им возвращаться, Верховная жрица не простит оскорбления Великому Тритону, должны полететь головы, и никто из охотников не желал, чтобы это была его голова. Вот Ил Су и замер, сжимая в руке копьё со смертоносным бронзовым жалом на конце.
Струилась вода за стеной тростника, осела взбаламученная ногами Ил Су муть. Вернулись птицы, которых он спугнул, проталкивая лодку в заросли, снова раздались их — «фьюить — фьюить!» — голоса. Одна пичуга, обманутая неподвижностью Ил Су, спорхнула на лодку и шныряла теперь среди стеблей, выискивая добычу.
Голоса стихли. Солнце подкатилось к зениту и жарило, как никогда в родных местах. Щебетали птицы, гудели насекомые, плескалась рыба среди тростника. Усталость взяла своё, и как ни старался Ил Су, как ни пучил глаза, а задремал.
Снилась ему милая Он Си. Зайдя по пояс в реку, девушка распустила волосы, нагнулась и мыла их теперь соком тростникового корня. Струилась вода по плечам и спине, срывалась частой капелью с небольшой, но ладной груди. Засмотрелся Ил Су. Привычная, вроде, картина, уж сколько он в реке девок и молодых баб повидал! Когда ждёшь в кустах добычу, — водяную птицу или рыбу на перекате, — чего только не насмотришься, но при виде Он Си замирало в груди сердце, а в горле сохло. «Защищу, никому не отдам, пальцем не дам коснуться», — копошилась в голове сонная мысль.
Разогнулась Он Си, качнула грудью, волосами тряхнула да как закричит по-птичьему: «Кру-кру! Куру-куру!». И пропала, как не было!
Птицы кричат… Ил Су очнулся, сжал крепче копьё.
— Кру-кру! Куру-куру! — исходили криком, метались над головой рыжие зябки. Журчала вода, но… как-то не так, неправильно. Ил Су рискнул, наклонился вперёд скосил глаза сначала направо, потом налево. Так и есть: слева, против течение, двигалась средняя лодка храмовников. Двое гребцов, стараясь особо не шуметь, налегали на вёсла. На носу стояли двое воинов, тоже, как и Ил Су, с копьями в руках. Древки, как и у Ил Су, привязаны длинной верёвкой к локтю — чтобы оружие не искать и быстро вернуть. Третий, с луком, расположился на корме. Все трое воинов внимательно смотрели по сторонам.
