– Дай мне сойти с ума… ведь с безумца и спроса нет…

Поняв, что бубнит себе под нос он только для того, чтобы как-то себя подбодрить, Игорь в очередной раз разозлился и окончательно выбился из сил. А тут еще в прихожей послышался звук открываемой двери и сразу же за ним понесся жалобный и требующий внимания и защиты лепет. Игорь вскочил, приблизился к выходу из комнаты в коридор, а затем высунулся туда с такой осторожностью, будто собирался отстреливаться.

Юля была в залитом мелким дождем пальто, с мокрым лицом и не закрывающимся напомаженным ртом, который казался несоразмерно большим с ее мелким бледным личиком.

– …уже и заявление в полицию хочет подать, – лепетала Юля, чуть ли не кидаясь на встречавших ее Нину с Олежкой. – А меня чуть ли не пинками прогнала! А я сама вся извелась, ведь… Куда он мог деться?

Нет, от этого не спасут ни одни наушники. Игорь решительно вышел из большой комнаты и, только лишь взгляд Нины скользнул в его сторону, быстро бросил:

– Я спать.

Тут же развернулся, чуть ли не бегом скрылся в спальне, еще и дверь, которая всегда оставалась открытой, плотно за собой притворил. Хотелось кинуться на кровать не раздеваясь, однако этот вечерний ритуал он все-таки совершил, заставив себя бережно сложить одежду на стуле.

Уже укрывшись одеялом и выключив свет, Игорь подумал, что никогда не слышал про этого Славу раньше. Уж точно никогда его не видел. Однако почему-то Игорь уверенно представил себе его лицо: мужчина уже за сорок, седина в и так светло-русых волосах, слегка обветренная кожа. Роста, может, и не высокого, но крепкий, в качалку наверняка ходит.

Совсем засыпая, Игорь уже так хорошо себе этого Славу представил, что, закрыв глаза, увидел его прямо перед собой.

Где-то далеко, с расстояния в тысячи километров, на кухне гомонили голоса.

Слава все еще стоял перед внутренним взором. Игорю очень не хотелось открывать теперь глаза. Потому что он ожидал, что даже если сделает это, Слава никуда не исчезнет.

Эхо шагов разносилось по залу.

Людей было немного. И на глаза они не попадались, их присутствие было, скорее, понятно, чем очевидно. Они блуждали сами по себе, лишь изредка их силуэты проскальзывали то там, то сям. Можно было идти совершенно спокойно, не обращать ни на кого внимания.

Картины на стенах.

Ни одну из них Игорь еще не рассмотрел, ни к одной пока даже не приблизился. Но никакого беспокойства по этому поводу он не испытывал, он шел вперед свободный и безмятежный.

Хоть и не совсем безмятежный. Уверенность, сильная уверенность в том, что совсем скоро он увидит нечто очень-очень для него ценное, крайне важное, необходимое, росла внутри него. Эта уверенность еще не раскрылась полностью, еще только предупреждала о своем появлении. Но она росла, распространялась. И ее предвестником было легкое волнение.

Совершенно спокойный и одновременно слегка взволнованный. Как это может быть?

Первый зал уже давно сменился вторым, второй – третьим. А Игорь шел так, будто каждый шаг оставался первым. Он не уставал, он не отвлекался от своего пути. Ни на картины, ни на людей. Все, что окружало его, было размытым, проходящим, неважным.

Пусть ходят себе те, чьи шаги отдаются эхом, пусть разглядывают любые картины, которые хотят. Игорь был уверен, что и о нем у этих людей точно такое же мнение. Он не мешал им, они не мешали ему. Кто-то из них уже нашел ту картину, у которой захотел остановиться, а Игорь еще нет. Нечто важное ждало его впереди, может, в двадцатом зале, может, в пятидесятом.

Поэтому он шел и только лишь прислушивался к тому, как сильнее становится волнение. Как крепнет уверенность.

Эхо шагов продолжало разноситься. Еще один зал сменился следующим.

Случайный прохожий чуть не налетел на Игоря. С извиняющимся видом склонил голову, но шага не замедлил, так и продолжил почти что бежать дальше по улице. Игорь без всякой обиды проводил его взглядом. Этот нескладный человек несся, не разбирая дороги, по пути чуть не сбив с ног сначала двух испуганно взвизгнувших барышень, а затем старую-престарую женщину, из последних сил тащившую здоровенную котомку на сгорбленной спине.

– Извольте пройти, милостивый государь, – раздалось совсем рядом.

Только теперь Игорь оценил, что именно его окружает. Он стоял посреди неширокой улицы, видимо, пешеходной, ведь никакого намека хоть на один автомобиль видно не было. Тем не менее тротуары по обеим сторонам имелись, хоть и совсем узкие, двоим на них было не разойтись.

Прямо перед Игорем возвышался дом, всего в четыре этажа, но отчего-то он казался очень высоким. Оставив свое наблюдение за торопящимся куда-то прохожим, Игорь оглянулся на голос. Прямо перед ним находились высокие двустворчатые двери, от которых к тротуару спускалось несколько ступенек. И на одной из них его ожидал человек, одетый во что-то бархатное и с лицом… Игорь задумался: никак ему не удавалось вспомнить слово, очень к этому лицу подходящее.

– Прошу, – сказал человек с непонятно каким лицом, указав на двери.

«Да, пора-пора, – подумал Игорь. – Я и так опоздал».

Куда именно? Этого Игорь еще не знал, хотя неловкость и досаду за опоздание испытал вполне отчетливые. Но перед тем, как подняться по ступенькам, он все же еще раз посмотрел в сторону: там же несчастную старушку чуть не сбили с ног, не нужно ли ей помочь?

Однако ее уже и след простыл, на том месте, где Игорь видел старую женщину несколько секунд назад, валялось несколько предметов, видимо, выпавших из котомки. Что это были за предметы, он не рассмотрел, но они были настолько грязными и неприятными, что Игорь решил их не подбирать. Наверное, она и сама поняла их ненужность, потому и оставила валяться.

Барышни тем более были в порядке. Изначально остановившись от испуга, что их собьет прохожий, они теперь как ни в чем не бывало весело болтали и смеялись, держа над головами свои раскрытые кружевные зонтики.

Игорь двинулся к дверям, приглашавший его человек в бархате посторонился.

Двери были очень высокими и при этом чуть ли не уже, чем тротуары на этой тихой улице. И Игорь испугался, что просто в них не пролезет. Застрянет да так и останется стоять. Уж если этот, с непонятным лицом, полезет проходить вместе с ним, то они застрянут оба и уже точно навсегда. Так и будут, как Манилов с Чичиковым. Только те в конце концов просочились, а им точно не удастся.

Не желая попасть в неловкое положение, Игорь замедлил ход. Стал озираться по сторонам, надеясь найти или выдумать способ избежать конфуза, и вдруг заметил, что на него пристально смотрят.

В доме, куда он должен был войти, все окна первого этажа были плотно зашторены, однако в одном из-за занавески на Игоря таращилось чье-то лицо. Неприятное было лицо, потное, рябое и с дурацкими напомаженными усами, торчавшими в стороны. Даже в самые хипстерские времена Игорю таких видеть не приходилось.

Обладатель нелепых усов смотрел из-за стекла недовольно и боязливо. Затем над ним появилось другое лицо, безусое и толстое, очень беспокойное. Усач сразу скосил взгляд вверх и что-то заговорил, но слов было не слышно. Обладатель же толстого лица на Игоря почти не посмотрел. Он только быстро стрельнул глазами туда-сюда, а потом и сам скрылся за занавеской, и усача за собой утянул.

Игорь вопросительно посмотрел на приглашавшего его человека. Но тот то ли не увидел тех двоих в окне, то ли сделал вид, что не увидел.

Тогда Игорь направился к дверям. Снова поймал себя на мысли, что не пролезет, но сразу же облегченно вздохнул. Неожиданным образом живот Игоря оказался вполне подтянут, а рост его увеличился. С легкостью проходя в двери, он поднял руку и, привстав на цыпочки, коснулся верхнего края дверного проема, совсем не такого высокого, каким он был только что.

Все эти необычные и даже неестественные изменения, происходившие и вокруг него, и с ним самим, Игорь, вообще-то, замечал, но не видел в них ничего странного. Можно сказать, его удивляло то, что его ничего не удивляет. Небывалое спокойствие без видимых усилий удерживалось в нем. Он не был бесчувственным или апатичным, но непостижимым образом полностью избавился от страха или оторопи. Правда, те двое за окном вызвали у него крайне неприятное впечатление, но и оно не могло заставить его сильно испугаться. В дом, где скрывались явно враждебно настроенные к нему люди, он вошел, полный решимости.