Ведь в мамином мире я, по крайней мере, не буду отличаться от других отсутствием дара. Хотя бы в этом я буду как все. И ещё… Раз в моём мире избавиться от следа проклятия невозможно, то… может быть… там?
Там, в неведомом безмагическом мире, у меня есть шанс! О Создатель! У меня есть шанс! Благие мысли о служении империи, о добрых делах, о намерении посвятить себя племянникам, тем, кои уже есть, и тем, кто ещё будет рождён…
О, сии благие мысли со скоростью весеннего бурлящего горного потока стремительно уносились из моей головы! Ах! Я хотела счастья для себя! Я так хотела любить и быть любимой! Чтобы на меня, на меня Гарри когда-нибудь посмотрел вот так… Как он смотрит на Алёнку… Ах…
Глава 14 ОНА
Аннета.
Солнце волшебной кистью расчерчивает чудесные узоры на полу нашей огромной дворцовой библиотеки. Лучи проникают сквозь витражные стёкла и повторяют их затейливые цветные узоры на тёплом полу из солнечного жёлтого дерева. В библиотеке тихо и уютно. Я отослала библиотекаря, приказав не беспокоить меня.
Я уютно устроилась в одном из больших кресел, обитых мягким бархатом сладкого шоколадного цвета. На небольшом столике передо мной расположилась солидная стопка старинных фолиантов, а также альманах современной научной жизни империи. Но мысли мои блуждают далеко от достижений науки…
Перед моим взором Гарри… Я так давно не видела его… Я представляю себе, как мои руки гладят его лицо… Проводят по губам… И как он прикасается ко мне в ответ… Что-то горячее и жаркое завязывается крепким узлом в глубинах моего тела…
Я ёрзаю, сжимая ноги. Хочу сесть в кресле, подтянув к себе ноги и обхватив их руками, как любит сидеть Алёнка, но, увы, мой огромный живот не даёт сделать даже этого. Горькие слёзы льются и льются из моих глаз…
Создатель, ежели ты и вправду есть, скажи, за что? За что я пострадала? Пострадала от обозлённых когда-то на маму и папу женщин. Меня же тогда даже не было! И я не виновата ни в чём и ни перед кем…
Злость на папу вдруг поднимается мутной чёрной волной в моей душе. Зачем он давал надежду на брак другим женщинам? Почему не подождал маму?
Я сама понимаю несправедливость, злость и нелогичность моих претензий, но ничего поделать с собой не могу.
Обида раскручивается злобной спиралью, порождая всё больше и больше тьмы в моей душе. Ежели папа виновен в моём несчастии, то как он посмел закрыть переходы в другие миры? Закрыть мне дорогу…
О Создатель, я осуждаю папу? Великого императора всея империи? Сие есть государственная измена, карающаяся годами суровой имперской тюрьмы, в лучшем случае…
Остатки разума говорят мне, что даже окажись я в сей момент в другом мире, я не смогла бы прогнать след от проклятия, поскольку не имею дара… Потому что во всех древних фолиантах в один голос говорится об одном: след подобного проклятия в крайне редких случаях гипотетически возможно прогнать лишь силой собственного дара…
И современные альманахи дружно вторят древним… Я вдруг понимаю в ужасе, что мне не удастся избавиться от проклятого следа, где бы я ни находилась и какие бы заклинания ни заучила…
Я всегда, всегда буду заперта в душной темнице безобразного тела.
Чёрное отчаяние захлёстывает меня. Я не могу больше сидеть на месте в уюте нашей библиотеки, я не хочу больше находиться в роскоши нашего императорского дворца. Я вскакиваю и, швырнув ценные старинные фолианты на пол, неуклюже переваливаясь на своих безобразных толстых ногах, выбегаю прочь.
Навстречу мне по широкому солнечному коридору, заставленному изящными вазами с живыми цветами, идёт, как плывёт, Алёнка. Она вся словно светится изнутри, подобная самому солнцу. На миг я замираю, привычно любуясь ею.
«Анечка! Анечка, ты должна узнать об этом первой! – весело говорит она. Откуда-то я знаю, что мне скажет сестра. – Я намерена сочетаться законным браком с Гарри…» – вонзает острый нож в моё сердце её высочество принцесса Алёна…
Глава 15
Аннета.
У меня хватает сил, улыбнувшись, поздравить Алёнку. И пожелать ей счастья. С Гарри. И хватает сил спокойно и с достоинством выйти из дворца и неторопливо пройтись по ухоженным дорожкам, и даже пару раз наклониться к пышным клумбам, вдохнуть аромат прекрасных роз, коими изобилует наш парк.
Розы прекрасны. Но моя сестра Алёнка ещё краше. У нас в семье красивы все. Если не считать меня. Я стыд семьи. Меня стыдятся, вдруг отравленной стрелой пронзает горькая мысль. И Алёнка. Она ведь даже не предложила мне стать подружкой невесты. Так же, как и Настя в своё время… Конечно, внешний вид такой подружки испортит любую свадьбу. Люди будут смеяться…
Почему-то именно эти мысли окончательно превращают мою душу в одну сплошную тьму. Мне столь плохо и горько, что я больше не вижу прекрасных роз и не чувствую их запах. И я…
Я решаюсь на преступление. Ведь ослушаться императора это и есть преступление.
Мой папа лично запретил мне покидать пределы дворцового сада без охраны. И я поклялась ему в этом. Даже не как дочь, а как подданная. Поскольку в случае, если врагам нашей империи удастся похитить кого-либо из членов императорской семьи, то последствия могут быть непредсказуемы, вплоть до военных действий.
А война это всегда жертвы. «Ты ведь не допустишь, чтобы из-за твоего легкомыслия кто-то потерял жизнь?» – спросил меня тогда отец. Я прекрасно понимаю это и сама. И я всегда покидала дворец только через открытые лично для меня порталы, всегда. В случае же, если я передвигалась не порталами, меня всегда сопровождала солидная охрана, лучшая охрана во всей империи.
Если меня похитят… Наверное, враги нашей империи будут показывать меня по всему миру. И глашатаи будут объявлять во всеуслышание: «Смотрите все! Смотрите, какая уродливая у императора дочь! Смотрите все!» А я буду сидеть в клетке, и на меня будут смотреть как на невиданного зверька.
Конечно, папа не допустит такого позора. Он выкупит меня или пошлёт войска. И тогда немало наших подданных потеряют из-за меня жизнь. И меня будут проклинать в народе. Пусть. Мне всё равно.
Тьма полностью охватила всё моё существо. В эти минуты я ненавидела всех, даже маму с прабабулей.
Зачем? Зачем мама попала в этот мир? Жила бы в своём, и ничего этого не было бы. У меня был бы какой-то другой, обычный папа, и я бы родилась нормальной.
Злые чёрные несправедливые мысли хлестали меня как кнутом. Хлестали тогда, когда я, скрывшись из вида, углубилась в наш огромный дворцовый парк, словно для прогулки. И когда я побежала по парку, плавно переходящему в лес, со всех ног. Хлестали и тогда, когда я добежала до нашей высокой ограды и полезла через неё, ломая ногти и стирая в кровь руки и колени о шершавую стену.
Мною двигало какое-то отчаянное исступление, я была не я, а комок горечи, злости и ненависти ко всему на свете. И прежде всего к себе самой. К своему безобразному жалкому телу, которое не может даже преодолеть преграду. Да наш Эдька ещё во времена моего счастливого детства сколько раз перелезал через сию ограду, туда и обратно, развлекая нас с Алёнкой.
Я сосредоточилась, вспоминая движения брата. Как он подтягивался на руках, как цеплялся ногами за едва заметные выступы… Я вдруг поняла, что именно в этом месте Эдька и любил изображать обезьянку, как называла его Алёнка. Вот и выбоинка, на которую он опирался перед последним рывком. А вот другая, за которую даже можно ухватиться руками…
Вершина ограды остра, и мои ладони в крови. Мне очень больно, но эта боль не заглушает другую, ту, что терзает моё сердце и душу. Я вдруг вспоминаю как кто-то, кажется, Любомир, говорил, что ежели через сию ограду попробовал бы перелезть любой, в ком не течёт императорская кровь, он упал бы замертво в тот же миг.
На мгновение мне становится страшно. А вдруг я… не дочь своего папы? И сейчас моя безобразная туша позорно свалится бесформенным комком? И всё закончится само собой? Где-то на краю сознания я понимаю, что я чудовище, раз могла так подумать. Но мне даже не стыдно. Мне всё равно. Я перешла какую-то ужасную грань, за которой есть только мрак, ненависть и злоба.
