Никита только поддакивал, кивал и сдержанно улыбался, а я чувствовала, как плита, сдавливающая грудь с самого утра и не дающая нормально дышать, становится все легче и легче, пока окончательно не растворилась и не позволила мне расслабиться.

— Ой, заболтали вы меня! Никит, здесь останови, вон Славик мечется, меня выглядывает. Насть, — Катя опять нависла сзади, прижалась щекой к моему виску, — ты прости, что сболтнула лишнего утром. Никитка просил не говорить, а я вот… Ну ты меня знаешь. Не сердись, а? Там правда ничего такого, ерунда одна. У Луизки давно парень есть, она платье на свадьбу выбирает… Правда уже год как выбирает, но не суть… Я тебе потом все расскажу, честно.

— Не надо, — решительно помотала головой я, а Катя рассмеялась и звонко чмокнула меня в щеку.

— Ладно-ладно, я все поняла. Никит, а за что тут потянуть, чтобы дверь открылась? Ну надо же — Тойота! Классный у тебя отец, так ему и передай.

Катюха выбралась на волю и, покачивая бедрами, отправилась к вспыхнувшему от радости Славику, ухаживающему за нашей подругой вот уже несколько месяцев, а мы с Никитой переглянулись и одновременно рассмеялись, но эта эмоциональная вспышка оказалась для меня последней на сегодня.

Домой возвращались мы в полном молчании. Никита пытался поддержать хотя бы нейтральный разговор, но я чувствовала себя настолько опустошенной, что не находила сил даже на элементарное обсуждение погоды, и, едва переступив порог квартиры, не умывшись, рухнула в постель и моментально заснула.

Утро встретило меня оберегающими объятиями и тихой вибрацией Никитиного телефона.

— Алло. Да. Все нормально, она спит. Что? А… Ну да..

Никита вышел из спальни, но я слышала каждое его слово и готова была поклясться — его голос звучал растерянно.

— Черт, — Никита в одних белых боксерах остановился на пороге спальни, а я, увидев его совершенное тело в размытом дождем утреннем свете, тяжело сглотнула от этого фантастического вида, и спросила:

— Что-то случилось? Кто звонил?

Никита забрался ко мне под одеяло, прижался со спины и потерся носом о затылок, глубоко и с наслаждением вдыхая мой запах.

— Ну как сказать… - медленно протянул он, поцеловал ухо и добавил: — Все равно им рано или поздно пришлось бы сообщить.

— Что сообщить? — мгновенно напряглась я. — Кому?

— Твоим родителям, — мирно выдохнул Никита, продолжая исследовать мелкими поцелуями скулы и подбородок.

Внутри все оборвалось после его слов.

— Кто звонил? Никит, ты можешь объяснить нормально? При чем здесь моя семья?

Никита отстранился и сел в кровати, с сожалением посмотрев на все, что я не успела спрятать от голодного взгляда под одеялом.

— Мама твоя звонила, тебя искала. Ты телефон так и не включила? — Я схватилась за голову, а Никита продолжил: — Она Катьке звонила вчера, та тоже не ответила. Вот решила меня набрать.

— А ты что?

— Да ничего, слышала, наверное. Сказал, что спишь ещё, позже перезвонишь.

— А она?

— Спросила — вы вместе что-ли ночевали?

— А ты? — Я чувствовала себя глупым попугаем, выучившим пару фраз, но сонный и напуганный звонком мамы мозг упорно не желал генерировать более осмысленную речь.

— Насть, — Никита посмотрел немного виновато, не не сказать, чтобы сильно. — Я ей сказал, что мы встречаемся.

— Боже… А она..

— Насть, все нормально. Мне кажется, твоя мама обрадовалась и я точно расслышал, как она сказала "наконец-то".

Я заморгала. Мама обрадовалась? Чудеса… На Антона она реагировала насторожено, а против Никиты, значит, ничего не имела. И это ее странное “наконец-то” что значит? Катька вчера намекнула о необычных Никитиных взглядах, теперь мама… От всех этих событий мне как-то не по себе. Все мое окружение словно было в курсе происходящего с Никитой. Кроме меня самой, конечно.

За завтраком я продолжала размышлять, как мне построить разговор с мамой, но трусливо оттягивала этот момент и, когда у Никиты опять зазвонил телефон, я вздрогнула. А ну как это опять мама дозванивается с требованием немедленно призвать меня к ответу?

Но звонила не мама, а Радо, и Никита с ним довольно долго общался, после чего вернулся за стол в задумчивом состоянии.

Спрашивать о чем-либо я уже боялась, и хорошо, что Никита не стал дожидаться расспросов и объяснил все сам.

— Отец зовёт в гости.

Я звякнула ложкой о чашку. От неожиданности, конечно же, ну и от того, что нервы у кого-то ни к черту.

— Куда? В Болгарию?

— Ну да. В Пловдив.

Я пожала плечами. Этот вопрос мы уже обсуждали с Радо и я не думала, что придется вернуться к нему так скоро. Я ничего против Болгарии не имела и, наверное, съездила бы туда как-нибудь. На Новый год, например, или следующим летом, после диплома.

— Он выслал нам билеты на электронку.

— А? — ложка опять звякнула. — Билеты? Уже? Это что, сейчас ехать что-ли?

Вот честно, — я совершенно не понимала настойчивости, с которой нас заманивали в гости и даже начинала подозревать Радо в непонятных мне скрытых мотивах.

— Ну не совсем сейчас, — "успокоил" Никита. — Завтра.

Сказать, что мне не понравилась выходка отца Никиты — это ничего не сказать. Слабым утешением послужила лишь такая же отрицательная реакция самого Никиты, которую я даже не видела, — чувствовала.

Он молчал и смотрел в окно, где совершенно по-осеннему хозяйничал мелкий дождь, щедро развешивая бусины воды на карнизы и отливы, а я сердцем улавливала внутреннюю дрожь, недовольство и напряжение. Никита не двигался, но, при этом, боролся, и я, наплевав на остатки, как оказалось, пустой обиды, подошла к нему и обняла.

— Если не хочешь — никуда не поедем, — голос глухой, безэмоциональный, словно Никита смертельно устал.

Я подумала немного, потерлась носом об атласное плечо и, неожиданно для себя, предложила:

— До учебы ещё есть время, можем и съездить.

Вот не спрашивайте, зачем я это сделала. Может, почувствовала, что Никите это сейчас нужно? Я же видела, как ему понравилось общение с отцом. Никита столько лет изводил мать вопросами о втором родителе и вот он объявился. Теперь и отец и сын горят желанием лучше узнать друг друга, но Никите нужно ещё и оглядываться на меня. И какое я имею право отказывать ему в общении с близкими? Даже если отбросить момент с нашим непростым переходом из статуса друзей в статус пары, я, как близкий человек, обязана поддержать Никиту.

Есть ещё вариант, что внутри у меня засело чувство вины после вчерашней импульсивной выходки и своим предложением съездить к Радо в гости, я хотела загладить неприятное послевкусие.

По вспыхнувшим от надежды и скрытой радости глазам Никиты я окончательно поняла — нужно ехать.

— Ты правда этого хочешь? — уточнил, словно не до конца мне поверил, Никита, и я с готовностью закивала головой. Хочу-хочу, даже не сомневайся.

Позже я убедилась — мой выбор был правильным. Почему? Да потому, что Никита пел в ванной! А после, завернувшись в большое банное полотенце на манер тоги, закружил меня в глупом танце, неком миксе из вальса, танго и польки.

Танец наш закончился ожидаемо — в постели, где Никита бесконечно долго и невыносимо сладко благодарил меня за предстоящую поездку, и к этому вопросу мы, кстати, возвращались ещё не раз.

Только к вечеру Никита угомонился и прекратил ослеплять меня своей улыбкой, и произошло это в тот момент, когда он выяснил, что нужно заехать домой за загранпаспортом.

— Хочешь, я пойду с тобой? — Я примерно представляла, как ему не хочется оставлять меня одну после вчерашнего и, к тому же, я и сама была не прочь прогуляться.

Никита опять воспрял духом и, после предварительного звонка, мы с ним отправились к его маме.

— Никитка… Настенька… - заметно похудевшая и порядком измученная на вид тетя Люба порывисто обняла сына и ласково погладила меня по голове.

Она суетилась и нервничала, дрожащими руками накрывала стол и с бесконечной тревогой посматривала на Никиту, а он просто поражал спокойствием и выдержкой. А ещё — раздражал меня немногословностью да так, что я даже раздумывала, — а не пнуть ли его хорошенько, чтобы эта маска самоуверенности слетела с лица. Але! Это же твоя мама! Вон как радуется, бутерброды тебе режет, а ты сидишь с неприступным видом. Царевна-несмеяна.