Тоже? Мне не послышалось? Она это сказала или невыспавшийся мозг подкинул мне слуховую галлюцинацию?

Я ошарашенно хлопала глазами, Катька крутила в пальцах прядь волос и таращилась на меня с экрана смартфона примерно с таким же видом, ну может чуть менее удивлённым.

— Да уж… Ну Никитка даёт, — вздохнула Катя и тут же засмеялась, — Или это девки ему дают, а Насть?

Я не видела ничего смешного в этой ситуации и прилагала все усилия, чтобы не показать подруге своего состояния, зато она, справившись с первым удивлением, тараторила без передышки.

— Вы вчера напились что-ли? Не могли меня подождать… Я бы вас удержала от …, а хотя что тут такого, просто странно… Подожди! — Катя протяжно свистнула и подалась вперёд, выдавая азарт блеском глаз. — Так он у тебя первый, получается? Нифига себе! А как же Антон? Молился парень на твою целку..

— Перестань, — я запустила пальцы в волосы и с силой потянула. Может, боль поможет мне сосредоточиться?

— Да ладно тебе, я ж ничего… Ты знаешь мое мнение насчёт переоцененности этой пленки между ног.

— Катя!!

— Все-все, молчу. Рассказывай сама. Сильно больно было? У Никиты там, конечно, не скромно все, для первого раза не очень.

Слушать болтливую подругу было просто невозможно, я сбросила её звонок, вскочила с постели и заметалась по комнате.

Никита волк? Значит я — раненая волчица, причем, смертельно раненая. Именно так я себя сейчас и ощущала и мечтала, чтобы меня кто-нибудь добил, лишь бы не чувствовать чудовищной боли, разрывающей меня изнутри.

Он спал с Катюхой? С моей единственной подругой? Боже, за что мне это?

Я вспомнила тот день, в этой самой комнате, когда плакала после Никитиного укуса и думала о том, что теперь не удивлюсь, если меня предаст Катя или мама выгонит из дома. Дождалась, получается. Вот он, перформанс всех перформансов, Никита и Катя в одной постели. И что же, он ей тоже делал ТАК?

Оо… не могу, просто не могу думать об этом!

Телефон разрывался от Катиных звонков, иногда делая паузу на кучу сообщений, а потом снова начинал вибрировать и оглушать меня набатом по несбывшимся мечтам.

Я сидела на растерзанной нашей страстью постели и вспоминала все.

Смущённое лицо Никиты, когда он не знал, что ответить на мой вопрос о том, был ли у него секс. Вот уж повеселился он в душе, наверное. Он спал с моей подругой, а я подозревала его в девственности!

Вспоминала я и бесконечные рассказы Катюхи о ее похождениях. Вот уж кто жил на полную катушку, так это она. Понравился парень? Добро пожаловать в постель, а знакомиться при этом не обязательно.

Нет, Катю я не осуждала, даже где-то завидовала ее лёгкому отношению к удовольствиям, хоть и бесила ее иногда нравоучениями и напоминанием о необходимости заботиться о безопасности. Ну такая уж я, ответственная. А она другая, веселая и беззаботная, не отказывающая себе в приятностях.

И это тоже сейчас злило! Я относилась к сексу, как к чему-то самому сокровенному, как к несомненному доказательству любви, апогею доверия между двумя любящими сердцами, а Катя могла по-быстрому перепихнуться с тем же Никиткой в чьем-нибудь туалете.

Я застонала под давлением воспоминаний, встала с кровати и отправилась в душ, но и там меня преследовали счастливые лица бывших друзей. Сколько раз они возвращались вот так, под руку, после совместных отлучек? Да только на моих "проводах" в Москву, когда мы до утра танцевали в клубе, Никита раз десять ходил искать и возвращать за столик слишком общительную Катюху и пару раз его не было довольно долго.

Все, не могу больше!

Я, злая, как обиженная ведьма, выскочила из ванной, в яростном порыве сорвала постельное белье с кровати, бросила на пол и хорошенько истоптала ногами. Ненавижу! Сволочь! Скотина! Предатель!

Телефон все звонил, но теперь к Кате присоединился и Никита, беся меня соблазнительной улыбкой на заставке своего звонка.

Не долго думая, я отключила надоедливую трубку, оделась и ушла из квартиры, справедливо полагая, что скоро тут будут либо Катька, либо Никита, а то и, не дай Бог, оба.

Видеть я их сейчас не могла. Катька, долбаный недоучившийся психолог, постоянно твердит, как важно общаться и проговаривать вслух претензии, чтобы недовольство не копилось. Прорабатывать, так сказать, проблемы и острые вопросы. Но о чем тут можно говорить, я, честно сказать, не знала. Ну извинятся они и что дальше? Никита опять заведет — это было неважно, это случайность, не принимай близко к сердцу. Катя вообще не поймет суть претензий. Ну переспали и что с того?

Получается, я одна дура в этой ситуации?

Пары ярости и река слез домчали меня до проспекта, где я села в первый, подкативший к остановке, трамвай, забилась в дальний угол возле последней двери и уставилась в окно. Мимо проплывал предосенний выгоревший степной пейзаж с редкими вкраплениями чахлых кустов, гордо именуемых у нас в регионе "кленами", трамвай дёргался и скрежетал невидимыми внутренностями, а я с некоторой долей иронии признавала — все, что меня сейчас окружает, как нельзя лучше отражает мое внутреннее состояние. Я ощущала себя выжженной, уставшей и опустошенной, как пыльное нутро старого городского транспорта, в котором была только я да безучастный кондуктор.

— Станция Никель. Конечная. — Я подняла голову и обнаружила, что трамвай стоит с открытыми дверями, а кондуктор, не меняя выражения лица, отрешенно смотрит в окно на столбы, поддерживающие провода для электричек.

Трамвай, гремя колесами и постанывая на поворотах, уполз на кольцо конечной и надолго затих там, а я, посмотрев на пустой перрон, попыталась понять, что я тут делаю. Да ничего я не делаю! Гуляю, проветриваю голову, остываю.

По крутым, истертым тысячами ног, ступеням я взобралась на пешеходный виадук, немного постояла над железнодорожными путями, подышала креозотом и решила разведать, что там, с другой стороны виадука.

В районе станции мне доводилось бывать не часто — нашей семье да и всем знакомым привычнее и удобнее было пользоваться основным вокзалом. Там пролегала центральная железнодорожная артерия, днём и ночью ходил транспорт и всегда толпился народ. Здесь же, на станции, поезда появлялись не часто и останавливались на две минуты, не больше, да и то — не все.

За пешеходным мостом мне не понравилось и дело даже не в убогих двухэтажках с выбитыми окнами подъездов, и не в вонючих кучах мусора, а в развязной гоп-компании, гогочущей на захламленной детской площадке.

Я, конечно, сильно обижена на Никиту, но не настолько, чтобы рисковать жизнью и здоровьем, прогуливаясь по опасному району.

Мост в обратном направлении я буквально перелетела и так же быстро помчалась к остановке, молясь, чтобы нужный трамвай не уехал. Где тут искать автобусную остановку я не представляла, а включать телефон и рыскать в интернете не хотела. Опять же начнут названивать, а я ещё не придумала, что именно скажу предателям.

Не знаю, на что я надеялась со своей удачей, но трамвая на кольце не было, как и людей, ожидающих его, и я, стоя на высокой заасфальтированной площадке, ощущала себя одинокой и беззащитной. Ощущение беззащитности усилилось, когда на виадук вышла знакомая гоп-компания и свистом оповестила о своем приближении.

Я решила не испытывать судьбу дальше и припустила к ближайшим домам. Отсижусь в каком-нибудь дворе, пусть эти шумные ребята уйдут или уедут, а я уж как-нибудь..

В унылом, заросшем зеленью дворе я проторчала больше часа, периодически выглядывая и убеждаясь, что компания обосновалась на остановке и встречает свистом и воплями каждый трамвай. Уже и солнце к горизонту, и комары из под листьев, а эти неуемные все гы-гы да га-га.

Шаги за спиной застали меня, увлеченную разглядыванием беспокойных соседей, врасплох. Холодок пополз по позвоночнику, сердце противно запнулось и я окаменела от страха и нехорошего предчувствия.

Предчувствие меня не обмануло, оно у меня замечательное.