Казалось, чем ближе они подходили к городу, тем медленнее шел Сильван. Опустив голову, он словно прислушивался к журчанию реки, изрядно обмелевшей к концу лета.

– Все в порядке, – ответил он вопрос Питера, – просто… Тэрас – мой родной город, и я не был здесь больше тридцати лет. И, признаться, немного волнуюсь… не удивляйся, если поведу себя странно.

– Ну, у нас же странная семейка, это всем давно известно, – улыбнулся Питер и крепко сжал его руку. Сильван благодарно улыбнулся в ответ.

В Тэрас их пропустили без проблем – крупный торговый город, стоящий на перепутье, постоянно наводняли самые разные люди. Несмотря на наступающую ночь, жизнь здесь била ключом. На освещенных фонарями улицах толпился народ, из кабачков и таверн доносились смех и песни. Небо, усыпанное звездами, расстелилось над городом, как фиолетовый бархат.

Питер во все глаза рассматривал причудливые фасады домов, украшенные явно извлеченными из Хранилищ предметами. Какие-то трубы, колеса, части механизмов, позеленевшие от времени таблички на незнакомых языках, что-то, явно напоминающее посуду – и еще множество вещей, о назначении которых можно было только догадываться. Горожане побогаче пускали на украшения и куски пласта – конечно, только на уровне второго-третьего этажей.

– Похоже на дверцу морозильного шкафа, – Фэлри указал на большую белую панель, прибитую к входной двери одного из домов, – в древности такими пользовались для хранения продуктов. А сверху будто бы руль от машины?

– Ты знаешь, зачем нужны все эти вещи? – восхитился Питер.

Фэлри покачал головой.

– Не все, конечно. За триста лет многое просто исчезло или изменилось до неузнаваемости. Но я одно время увлекался историей цивилизации до Исхода, так что кое-что могу опознать.

В толпе эр-лан привлекал меньше внимания, но все равно на него оглядывались – из-за волос и явно чужеродной сегийской одежды, которую он в суматохе так и не сменил.

Питер схватил его за руку и, охваченный каким-то детским восторгом, начал таскать от дома к дому и тыкать в разные «украшения».

– Машинка для взбивания яиц… этим обогревали дома, не помню название… часть устройства типа гало-экрана… музыкальный проигрыватель… – покорно объяснял Фэлри, пряча улыбку в уголках губ.

Вдруг Питер обнаружил, что отца рядом нет, но не успел испугаться, как заметил его долговязую фигуру перед одним из домов. Трехэтажный, из простого серого камня, без всяких украшений он, тем не менее, смотрелся солидно и внушительно – как человек, знающий себе цену слишком хорошо, чтобы надевать дешевые побрякушки.

Сильван стоял неподвижно и смотрел на дом, но что-то в рисунке его плеч насторожило Питера. Приблизившись, он убедился в правильности догадки, – по впалым щекам отца струились слезы.

– Это здесь, – хрипло произнес он и быстро вытер лицо рукавом, – мой родной дом. Пойдемте, детки.

Лицо Фэлри в платиновом отсвете фонарей вспыхнуло, и Питер вновь ощутил нежное благоухание – счастье, любовь, благодарность. Он все лучше понимал и различал оттенки настроения эр-лана по исходящему от него аромату и с наслаждением предвкушал, как с годами начнет угадывать желания Фэлри раньше, чем он сам их осознает.

Они приблизились к круглому каменному крыльцу, которое венчала крепкая дверь – начищенный дверной молоток в виде изогнутого меча поблескивал латунью. Сильван на миг задержался, но потом быстро, словно молодой, взбежал на крыльцо и постучал.

Ему пришлось повторить свой подвиг еще пару раз прежде, чем дверь наконец распахнулась. На пороге стояла крупная молодая женщина, круглолицая, с подвязанными платком волосами.

– Что угодно, господа хорошие? – спросила она с неожиданным весельем, вытирая о передник красные, распаренные руки. – Если хотите что продать, поздноватый час выбрали.

– Нет, мы… я… – начал было Сильван и замолчал, схватившись рукой за косяк.

Питеру пришлось выйти вперед.

– Хорошо ночевать, хозяйка. Карел Матье дома?

– А куда ж он денется? – рассмеялась женщина, и у Питера отлегло от сердца. Больше всего он боялся, что вот сейчас Сильван услышит бойкое «да он уж десять лет как помер».

– Понимаю, час поздний, – поспешно продолжил он, – но мы прибыли издалека и нам очень нужно с ним поговорить прямо сейчас.

Служанка пожала круглыми плечами – темная ткань платья обтягивала их так туго, что, казалось, вот-вот лопнет при движении.

– Проходите, а я его спрошу, если не откажет… да не откажет! – возразила она собственными словам и снова задорно улыбнулась. – К нему, считай, никто и не приходит – знакомцы-то все поумирали давно, а он вот все живет.

Они зашли в просторный холл с таким чистым разноцветным ковром на полу, что на него страшно было ступать. Из холла наверх в полумрак вела широченная лестница, тоже устланная ковром – на этот раз цвета вина – и натертая до блеска. Казалось, смысл жизни бодрой служанки состоял в том, чтобы все подвластные ей предметы сверкали, точно стеклянные.

– А… госпожа Матье? – хрипло произнес Сильван, хотя ответ был предсказуем.

– Померла, – вздохнула служанка, – давно, уж лет двадцать прошло. Господин Матье мог бы еще жениться, мужчина видный и пласта4 полным-полно. Да только ни одна за него не пошла.

– Почему же? – вдруг подал голос Фэлри, и служанка замерла, только сейчас, очевидно, разглядев его получше. В полумраке холла волосы эр-лана мерцали, как древнее золото, и прошло несколько мгновений прежде, чем он получил ответ на свой вопрос.

– Да знаете, как говорят – за богатого пойдешь, на колючках не уснешь5, – медленно, словно в полусне, ответила служанка, не отрывая взгляда от Фэлри. И, вдруг понизив голос, прошептала: – Но на самом деле многие считают, что господин Матье вроде как проклят.

– Проклят? – пробормотал Сильван, словно нащупывая словами путь в темноте.

Где-то в глубине холла скрипнула дверь и послышался тонкий голосок:

– Мама?

Служанка встрепенулась, словно очнувшись от наваждения, и наконец оторвала взгляд от эр-лана.

– Софи, поди сюда!

И полутьмы появилась девочка лет семи, с двумя косичками, в таком же темном опрятном платье, как у матери, и смущенно остановилась у перил лестницы.

– Поднимись в кабинет, скажи господину Матье – к нему пришли гости, желает принять? Давай побыстрее, уже поздно…

– Так почему же его считают проклятым? – завладел инициативой Питер, понимая, что если вопрос задаст Фэлри, они рискуют снова ждать ответа полчаса.

– А как же, молодой господин! – глаза служанки возбужденно засверкали. – Судите сами – два сына, первый от болезни помер, совсем молодым, а какой был ратоборец знатный! Второй вместо него стал сражаться, да как поднялся, до лучших в Тэрасе – и что же? Проиграл поединок, говорят, заплатили ему, и после в Круг ни ногой. Поговаривали уже об исключении из клана, да тут он вдруг исчез вместе с телохранителем. И с тех пор ни слуху, ни духу.

С каждым произнесенным словом Сильван отступал все дальше в тень, словно хотел слиться с ней и исчезнуть без следа. Питер очень хотел поддержать отца, но служанка еще не закончила рассказ, и приходилось терпеть.

Внезапно Фэлри неуловимым движением сместился в сторону, и, очутившись за спиной Сильвана, коснулся плечом его плеча. Тот бросил на эр-лана благодарный взгляд.

– Ну и что уж – один сын, понятно, случайность, но чтобы вот так, подряд сразу двое? – продолжала служанка с явным удовольствием – видимо, нечасто ей выпадал шанс рассказать всю историю от начала до конца. – С тех пор на супругов Матье всегда смотрели косо, никто с ними особенно знаться не желал. Госпожу Матье это прямо подкосило – уж очень она любила вечера да званые обеды. Несколько лет протянула кое-как и померла. С тех пор господин Матье один и… ну что, Софи, ты спросила? Будет господин говорить с гостями?