Он ушел вниз. Взял с собой Даниэля, от которого не было никакого толка, и снова спустился в проклятое подземелье, с которого все началось, из которого распространялась эта гадость, разрушавшая замок снаружи и изнутри. От мысли, что гул может повториться и подвал просто-напросто завалит камнями, Элиза снова вздрогнула. Ее тошнило от страха и от собственного бессилия — она не могла противостоять тому, что поселилось в Бренненбурге, и никому уже не могла помочь.

Не в силах оставаться на одном месте, она вылезла из-под одеяла и, выглянув из-за двери, медленно вышла в коридор. О прошедшем землетрясении напоминала только пыль на полу, и больше ничего. Крадучись, Элиза добралась до столовой и выдохнула с облегчением, увидев фигуру в плаще, убиравшую осколки — извозчика.

— Господин Герих! — окликнула она, подходя ближе. Слуга резко выпрямился и отпрянул, держа голову низко опущенной, чтобы под капюшоном не было видно лица. — Скажите, где господин барон? С ним все хорошо?

Она подошла на шаг ближе и остановилась, почувствовав в воздухе тяжелый запах пряностей и вина. Слуга наверняка был пьян, но ее это сейчас волновало меньше всего. Элиза повторила вопрос, но Герих только качнул головой и ответил что-то нечленораздельное, поправляя капюшон — она заметила, что руки у него даже в перчатках выглядели необыкновенно раздутыми и непохожими на руки обычных людей.

— Я уберу сама, — сказала Элиза, сглотнув. — Не переживайте.

Кроме страха, с которым она вышла из спальни, Элиза ощущала что-то еще — как будто шестое чувство, которое в умных книгах называли интуицией, подсказывало ей держаться от извозчика как можно дальше. Ей хотелось сдернуть с него капюшон — но та самая интуиция подсказывала, что если она это сделает, то тут же пожалеет.

— Пожалуйста, идите, — повторила она. — Его светлость разозлится, если увидит.

Упоминание барона подействовало. Подобрав осколки, Герих, все так же не поднимая головы, быстрой неловкой походкой ушел, оставляя после себя запах алкоголя. Только когда он скрылся за поворотом, Элиза смогла хоть как-то успокоиться. Рядом с извозчиком она чувствовала себя так, будто разговаривала с деревенским дурачком — было жутко, неловко и брезгливо. Масла в огонь подливало то, что она никогда не видела его глаз — даже когда он отвозил барона в Кёнигсберг, Элиза видела только нижнюю часть лица, изуродованную шрамами. В духе Александра было брать такую страхолюдину с собой в столицу, пугать непривыкших к уродству горожан и поддерживать свой образ загадочного отшельника.

Одеревеневшими руками она собрала оставшиеся черепки и кое-как вытерла пятно на полу. Обычные дела отвлекали, возвращая в реальность, которая, по сути своей, нисколько не изменилась: замок остался таким же, как был, только покрылся слоем пыли, осыпавшейся с потолка. Второго удара тоже ничего не предвещало, хотя он мог возникнуть так же внезапно, как первый.

Не зная, куда деться, Элиза решила выйти в зал и подождать Александра там. Кроме горсти мелких камней, валявшихся под местом, где раньше были каменные перила, только одна вещь напоминала об ужасе, который пережил замок: Гертруда молчала. Мраморное лицо с приоткрытым ртом тупо смотрело вперед, на дверь баронского кабинета, и не выражало ничего. Элиза подошла к фонтану, чтобы проверить получше, и обнаружила, что вода, оставшаяся на дне ракушки, помутнела и отдавала железом.

— Бедная, — шепнула она тихо, положив руку на каменное крыло. — Что с тобой случилось?

Встав на цыпочки, Элиза заглянула в отверстие, откуда вытекала вода, и заметила, что оттуда что-то торчало. Подтянувшись и обняв Гертруду за шею, чтобы не упасть, она встала на край ракушки и посмотрела поближе — оказалось, даже туда забился сгусток плоти, с которыми Элиза боролась все это время. Идти до лаборатории она побоялась, поэтому принесла с кухни старый нож, которым никогда не пользовалась. Поковырявшись немного и чуть не упав в грязную воду, она наконец достала изо рта Гертруды плотный комок, плюхнувшийся на дно ракушки и позволивший воде — чистой, ничем не пахнущей, — хлынуть веселым потоком.

— Хоть тебе я могу помочь, — спустившись, Элиза беспокойно усмехнулась. — Без тебя здесь совсем плохо.

Журчание воды нарушило глухую тишину, окутавшую Бренненбург, и Элиза наконец смогла вернуться к себе. Ей все еще было страшно, но уже не так сильно. Распахнув окно, Элиза подставила лицо теплому августовскому ветру, а после, не раздеваясь, легла на кровать. Она надеялась, что сможет задремать и когда проснется, Александр уже вернется и наконец-то объяснит, что произошло.

Элиза не поняла толком, уснула она или нет, но когда она открыла глаза спустя время, казавшееся одновременно необыкновенно долгим и в то же время — пролетевшим за секунду, было уже темно. Из открытого окна доносился стук — кто-то долбил в ворота, прямо как два месяца назад, когда она только обживалась в замке и больше всего на свете боялась, что за ней придет отец.

Выйдя в коридор, Элиза, прямо как тогда, увидела у окна барона. Опершись на трость, он смотрел на ворота, в которые кто-то стучался и звал то его самого, то Элизу. Прислушавшись, она узнала голос — это был Габриэль. Может быть, землетрясение дошло до самого Альтштадта, и он решил приехать и проверить, все ли с ними в порядке, а может произошло что-то еще.

— Господин. — Элиза встала рядом с ним, глядя во двор. В прошлый раз толпа была такая, что ее было видно, но сейчас верховой, скорее всего, был один. — Мне пойти и спросить, что ему нужно?

— Нет, — ответил Александр, не поворачиваясь. Опустив глаза, Элиза заметила, что по его руке бежала тонкая струйка крови, с такой силой он сжал набалдашник с острым клювом.

— Господин барон! — ахнула она, хватая его за рукав. — С вами все хорошо? Я могу что-нибудь…

— Все нормально, — отмахнулся Александр, доставая из кармана платок и заматывая им ладонь. — Это вас не касается, фройляйн Циммерман. Идите к себе.

Элиза снова взглянула в окно. Стук не прекращался ни на мгновение, как и крики, хотя ей казалось, что с каждым разом голос Габриэля становился все более охрипшим. Барон выглядел совсем плохо: погруженный в свои мысли, он как будто не понимал, что на самом деле происходит, и не мог рассуждать здраво.

— Он не уйдет, господин, — возразила Элиза. — Позвольте мне пойти и поговорить с ним.

— Нельзя.

— Почему?

— Это опасно. Неизвестно, что с вами случится.

— Я буду осторожна, обещаю. Я не буду открывать ворота.

Александр еще немного подумал, глядя в пространство, а затем махнул Элизе, чтобы она шла следом. Они поднялись по лесенке, и она думала, что барон прикажет ждать его здесь, но Александр позволил ей зайти в коридор, а затем, отперев двойные двери, пропустил и в сам кабинет. Войдя туда, Элиза ахнула. На стенах были развешены разные плакаты и рисунки, где были изображены люди, растения и животные, вдоль стен стояли витрины, в которых лежали кости, какие-то листки бумаги и даже два изогнутых кинжала, исписанных незнакомыми символами. Посреди кабинета, занимая все свободное место, стояли два сдвинутых вместе стола, покрытых пятнами давно засохшей крови.

— Ничего не трогайте, — бросил Александр, открывая один из ящиков. — Фройляйн!