Если с Даниэлем проблем у неё не возникло, то вот Александра пришлось поискать — ни в кабинете, ни в спальне его не было, и Элиза уже думала, что барон снова спустился в подземелья, но в итоге наткнулась на него в коридоре — Александр возвращался откуда-то со стороны архивов, неся с собой мешок, в котором что-то позвякивало. Он приказал отнести обед в спальню, и когда Элиза пришла, то увидела у него на столе разложенные кучу мелких шестеренок и болтов, полый металлический цилиндр и голубые камни правильной формы, похожие на отшлифованную гальку — из такого камня в прошлый раз она услышала голоса.

— Поставьте здесь, — Александр, погруженный в свои мысли, указал на небольшой столик. — Можете идти.

— Как прикажете, — кивнула Элиза, но всё же не сдержала любопытства.— Господин барон, а чем Вы занимаетесь?

— Это? — Он поднял голову, рассеянно оглядывая то шестерёнки, то её. — Ерунда. Одна занятная игрушка, ни больше, ни меньше.

— Понятно. Не буду Вам мешать.

— Да, — кивнул Александр, задержав на ней долгий, почему-то полный сожаления взгляд. — Идите.

Она побоялась спросить больше, иначе выдала бы себя с головой, но с другой стороны, ей хотелось понять, что особенного было в этих камнях и почему Александр вел себя так странно — еще никогда Элиза не видела его таким растерянным. В голове у неё появилось глупое предположение, что эти камни могли быть тоже своего рода дневником, только делать записи в них надо было не чернилами, а голосом, и именно этим Александр и собирался заняться, если бы она его не отвлекла. Но тогда почему и как внутри камня оказалась их ссора с братом — не мог же он, помещенный в уже старый и погнутый цилиндр, заработать самостоятельно и впитать в себя случайный отрывок разговора? Элиза покачала головой, отгоняя глупые мысли. Если бы такие вещи существовали — хотя, с другой стороны, они уже существовали, раз она сама трогала одну, — их бы давно использовали все, кому не лень, ведь наболтать ерунды в такой камушек куда проще, чем писать от руки, постоянно беспокоясь, что затупится перо или кончатся чернила. Элизе так точно стало бы легче: читала она бегло, а вот письмо всегда шло туго.

Прохаживаясь по пустым коридорам, она всё чаще ловила себя на мысли, что жизнь в Бренненбурге отучила её удивляться вещам, будь то наполовину живой своевольный фонтан или волшебные камни, из которых звучали голоса. Хотя, правильнее было сказать, что она не перестала удивляться — она просто перестала бояться неизведанного, желая только поскорее в нем разобраться и подчинить себе, прямо как Александр подчинил себе замок и всё, что в нём обитало — и фонтан, и странного извозчика, и даже красные наросты, не появлявшиеся в углах уже несколько дней.

Окинув взглядом пустой зал, Элиза решила все-таки отправиться в архивы. За посудой она собиралась вернуться позже, когда барон и его гость освободятся — еще раз отвлекать их она попросту боялась. Отец научил ее не соваться, когда он не в духе или занят, и терпеливо ждать, пока он не заговорит с ней первой. Александр с Даниэлем, конечно, не кинулись бы на нее с кулаками, но испытывать их терпение Элиза все равно не хотела.

Она вернулась в кабинет, в котором когда-то работал Клаас и который Элиза переделала под себя: перетащила, пусть и с большим трудом, из неиспользуемой комнаты кресло, принесла свечи, оттерла стол от многолетнего слоя копоти, растопила печку — в общем, сделала все, чтобы кабинет стал хоть немного уютнее. Ее уже дожидались книги, оставшиеся с прошлого визита: том практической магии Иоганна Вейера и несчастная «Праматерь», которую Элиза все никак не могла дочитать. Пусть она успела похвастаться Александру, что дошла до половины, дальше она не прочитала ни строчки. Каждый раз, когда она пыталась сесть за «Праматерь», слова и буквы превращались в однородное месиво, и ей приходилось перечитывать одну реплику по нескольку раз из-за того, что она постоянно то теряла суть предложения, то спотыкалась об рифму.

С тоской взглянув на книги, Элиза поняла, что вовсе не хочет читать. Подперев голову рукой, она просто сидела за столом, изучая трещины. Наверняка не было ничего плохого в том, чтобы сидеть вот так просто, ничего не делая, но почему-то Элиза чувствовала себя виноватой, как будто просто так теряла время, которое могла потратить на полезное дело. Повинуясь невнятному порыву, она даже раскрыла том Вейера на странице, которую заложила шелковой ленточкой, но только немного поразглядывала картинки с изображением непонятных символов и пентаграмм, чтобы с раздражением захлопнуть книгу.

Ей хотелось почитать что-то простое и легкое, но таких книг в Бренненбурге не водилось. Самым увлекательным, что находила Элиза, был справочник по анатомии. Изображения внутренностей, пусть и давным-давно выцветшие, притягивали взгляд, хоть у Элизы и в голове не укладывалось, что внутри нее все точно такое же, как нарисовано в книге. Вдохновившись, она даже попросила Александра позволить ей посмотреть, как он будет ставить эксперименты над животными, но барон снова ответил жестким отказом — его не убедило даже то, что Элиза вместе с отцом резала скот и не боялась крови.

Ее взгляд снова упал на «Праматерь». Кроме нее художественных — Элиза теперь знала, что книги не о науке назывались так, — книг у барона почти не водилось. В архивах стояли только пыльные сборники стихов Гёте, которые сразу показались ей слишком занудными и высокопарными, словно он писал их не для людей, а для того, чтобы полюбоваться самим собой. Но именно в «Праматери» была еще одна проблема, кроме того, что стихи давались Элизе нелегко — выдуманный замок, в котором доживал свой век выдуманный граф, слишком сильно походили на то, что перед собой каждый день видела Элиза, а саму прародительницу дома Боротин, несчастную при жизни и страдающую после смерти, она представляла только как женщину с портрета, который они нашли тогда с Даниэлем.

Элиза не знала ни ее имени, ни кем она была, даже то, что именно ее любил Александр, было всего лишь глупым предположением, но от этого незнакомку, навсегда запертую в восточном крыле, становилось только жальче. Во всем замке Элиза не нашла ни одного ее упоминания, кроме случайно подслушанного разговора — хотя, может, она просто плохо искала. Спрашивать у барона о таком она тоже не решалась, потому что боялась разбередить старую рану. Раз уж он не оставил в замке ни одного изображения своих родителей, потому что не хотел о них вспоминать, то о несчастной любви точно забыл давным-давно, и она просто не имела права напоминать.

Стоило подумать об Александре, он явился. Проходя по коридору, он увидел приоткрытую дверь в кабинет и решил заглянуть. Может быть, он ожидал увидеть здесь Даниэля, а нашел только служанку, полностью погрузившуюся в мысли, тоскливые настолько, что она не заметила, как глаза заслезились.

— Элиза, — окликнул барон. — Чем занимаетесь?

— Я? — она села ровно, обернулась, а затем спохватилась и вскочила со стула. — Извините. Я хотела почитать, но как-то… Не получилось.

Александр зашел в комнату и взглянул на книги. «Праматерь» вызвала на его лице легкую усмешку, а вот от книги Вейера он шарахнулся, как от огня. Увидев, что барон помрачнел, Элиза поспешила отойти на несколько шагов, боясь, как бы ей тоже не досталось. Она понимала, что лезет в запретные вещи, еще когда начинала ее читать, но не думала, что Александр разозлится так сильно.

— Вам не стоит читать о таких вещах, — сказал он тяжело, забирая книгу. — А если уж так интересно, то возьмите другого автора.

— Почему? — ляпнула Элиза. — А что не так с…